Розарий в Энкер-Хаузе был разбит не очень умело, но с любовью. По обе стороны дорожки шли густые заросли вьющихся роз, а дальше пестрели красные, желтые, розовые и белые кусты, подстриженные в виде полусфер. В центре стояла маленькая пагода, это ее Ричард видел из окна спальни. На изогнутых уголках крыши висели бубенчики, и самый легкий порыв ветра заставлял их звенеть.

- Тут чудесно! - Ричарду не пришлось проявлять ложную вежливость, красота этого уголка поразила его. - Я не знаток, но вы, похоже, собрали неплохую коллекцию цветов, сэр Джеймс. Сколько здесь сортов? Тридцать? Сорок?

- Пятьдесят два, - подсказал лорд Сент-Джонс. Он сделал Роуз знак ехать не торопясь, и она послушно замедлила шаг. - Это единственное место, где я отдыхаю душой. Взгляните на эти цветы. Они прекрасны, верно, Дик? Прекрасны, но красота их недолговечна. Может, поэтому они особенно дороги мне.

- А мне больше всего нравятся вот эти! - Роуз, желая переменить тему и развеять печаль хозяина, указала на куст с огромными белыми цветами. - Разве они не заслуживают, чтобы запечатлеть их красоту на холсте?

- Вы правы, - согласился Ричард, разглядывая розы.

- Чего же вы ждете? Хотите, я сбегаю за красками и прочей вашей художественной ерундой? - не дожидаясь ответа, она умчалась в дом.

Хозяин посмотрел ей вслед с улыбкой:

- Вот непоседа!

Он приподнял в ладони крупный бутон и залюбовался:

- Посмотрите, Дикон. Какое совершенство линий, какая гармония цвета, формы и аромата. Этот сорт - моя гордость. Сейчас мало кто их разводит. Эти розы называются «Альба», ими любовались еще древние римляне. А Йорки сделали «Альбу» геральдическим знаком. Я смотрю на нее и вижу Ричарда, герцога Йоркского. Он был моим предком и возмечтал стать королем Англии. Удача отвернулась от него, его убили в сражении при Уэйкфилде. Убили, отрубили голову, насадили её на копье, надели на мертвое чело венец из белых роз[1] и ради насмешки выставили на базарной площади, чтобы каждый мог плюнуть в несостоявшегося короля. Да, в той войне многие белые розы стали красными - из-за предательства или из-за пролитой крови.

- Очень красивые цветы, - сказал Ричард. - И куст удачно посажен - деревья не бросают на него тень.

- Вот слова истинного художника! - усмехнулся лорд Сент-Джонс. - Высаживая их, я меньше всего беспокоился о надлежащем освещении. Розы - капризные существа. Да, для меня они - живые, не смотрите так скептично. А в последнее время цветы - единственные мои собеседники.

Ричард почувствовал острый прилив жалости к одинокому лорду. Обычно угрюмое, лицо его сейчас посветлело, он смотрел на розы с отеческой любовью.

- У вас есть прекрасный секретарь, - пошутил Ричард, стараясь ободрить старика. - Мисс Роуз - большая охотница поговорить.

- Увы, рассказы стариков не всегда интересны молодым, - скупо улыбнулся Сент-Джонс.

- Думаю, ваши рассказы были бы очень увлекательны, хотя несколько печальны и жестоки.

- Вся наша жизнь такая - печальная и жестокая, - ответил лорд, устремляя на Ричарда странный взгляд - как будто смотрел сквозь него далеко-далеко в прошлое. - Роуз, верно, рассказала вам и о моем несчастном брате?

- Э-э...

- Можете не смущаться. Все в округе знают эту постыдную историю и врут напропалую, переиначивая каждый на свой лад. Будь брат жив, я не был бы так одинок. Но он ушел раньше, чем я. И, похоже, я не смогу оправиться от утраты. Старшие всегда любят младших больше, чем младшие - старших. Я даже смирился с его браком. Хотя сначала был вне себя от гнева. Сент-Джонс женился на актрисе! Какой позор для нашего рода...

Ричард молчал, не зная, что ответить на эту горькую речь, но на его счастье примчалась Роуз с мольбертом, коробкой художественных принадлежностей и складным стулом.

- Вам не стоило так себя утруждать! - запоздало запротестовал Ричард, но девушка только отмахнулась.

- Хозяин платит мне, чтобы я быстро бегала, - засмеялась она, помогая Ричарду устроиться. - Ведь так, хозяин?

Лорд потрепал ее по руке:

- Вы шалунья, дитя мое. Но это хорошо. Хорошо, когда в доме звучит смех. Отвезите меня в дом, мисс Форест, я устал и хочу отдохнуть. Дик, я обязательно куплю что-нибудь из ваших работ для моей галереи и закажу вид на Энкер-Хауз. Ракурс выберете сами. Работайте не торопясь. Меня интересует картина размером около четырех или пяти футов в длину.

- Я справлюсь недели за две - две с половиной, - ответил Ричард, мысленно прикинув темп и объем работы.

- Тогда - месяц. Энкер-Хауз и прислуга будут в вашем полном распоряжении, - сэр Джеймс похлопал Роуз по руке, давая понять, что можно двигаться.

Роуз шутливо поклонилась и подмигнула Ричарду:

- Вы не успеете досчитать до трех, как я уже вернусь!

Ричард ничуть не усомнился в ее словах. Он уже понял, что мисс Форест была сродни весеннему ветру - только летать не умела. Установив мольберт, Ричард за четверть часа сделал подмалёвок - три белые розы в каплях росы, один бутон поднят надо всеми, золотистый в свете солнца, и еще два прячутся в листве. Он так увлекся работой, что не заметил, как подошла Роуз. Он увидел ее, только когда она склонила голову на холст, стараясь заглянуть художнику в глаза.

- Надеюсь, вы забудете мою резкость за завтраком? Боюсь, я бываю излишне горячей, когда говорю о политике, - извинилась она, невинно хлопая ресницами.

- Я уже все позабыл, - заверил ее Ричард и получил в ответ нежную улыбку.

Пока Ричард прорабатывал рисунок, добавляя блики светло-серой и серо-голубой краской, Роуз обрывала сухие цветы с кустов и то и дело заглядывала через плечо художника.

- Не понимаю, как у вас это получается! - вздохнула она наконец. - Ничего не было, и вдруг - вот тебе розы, да еще такие прекрасные. Вам не кажется, что они - самые печальные цветы в розарии? Смотрите, даже если ветер затихает, их лепестки всё равно трепещут. Как нежно и печально...

- Белые цветы всегда навевают романтическую грусть на молоденьких девушек, - отшутился Ричард, - потому что их цвет напоминает подвенечное платье, а все девицы втайне мечтают о замужестве и грустят, что их еще никто туда не позвал.

Роуз вмиг позабыла о сборе цветов и бросилась в наступление:

- Все это - домыслы самодовольных мужчин! Тех самых, которые считают, что у женщин такие же пустые головы, как у фарфоровых куколок! На самом же деле... - она осеклась, заметив, что молодой человек смеется, но ничуть не обиделась. - Ах, вы разыграли меня! Придется вас наказать. Прямо сейчас я ухожу. Ухожу на кухню, помогу миссис Пауэлл чистить горох. К обеду она хочет подать гороховую похлебку с ветчиной. А вы - вы останетесь наедине с розами. Беседуйте с ними, если я вам не нравлюсь.

Девушка состроила грозную гримаску и убежала в дом, а Ричард вернулся к картине. Слова Роуз посеяли странное смятение в его душу. Теперь и ему казалось, что белые розы необыкновенно печальны, и каждый их лепесток трепещет.

- Ветер, ветер, обыкновенный ветер, - произнес он, стараясь успокоиться.

Но гнетущее чувство не проходило. Он даже обрадовался, когда стал накрапывать дождь - можно было свернуть холст и уйти, не будучи заподозренным в суеверных страхах.

С моря наползли тучи, и пришлось зажечь свечи, потому что стало темно. В Энкер-Хаузе не было электричества, но Ричард нашел, что так уютнее и романтичнее. Остаток дня они с Роуз провели за игрой в шахматы и карты, а сэр Джеймс появился лишь, когда подали обед, и вид у лорда был нездоровый. Он пожалел, что непогода помешала показать гостю галерею - на картины надо смотреть при хорошем дневном свете.

- Мы непременно посетим галерею завтра, - сказал лорд, чему Роуз горячо воспротивилась.

- Если не пойдет дождь, - заявила она, - я заберу мистера Дюрана на прогулку. Он должен проникнуться величием Энкер-Хауза, чтобы написать самую лучшую в своей жизни картину! Осмотр галереи можно отложить. Галерея никуда не денется.

Сэр Джеймс посмотрел на девушку с сомнением, но спорить не стал. Пожелал всем спокойной ночи и удалился в сопровождении Вилсона.