Музыка прервалась всего лишь на секунду, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы наконец произошло то, что и должно было произойти. К «Селезневу» подскочила совсем еще молоденькая женщина с обручальным кольцом на пальце и блокнотиком с руках и попросила автограф:
— Я понимаю, что это не совсем прилично и что вы, идя сюда, надеялись отдохнуть от навязчивых поклонниц, — щебетала она, перекладывая блокнотик из одной руки в другую, — но у меня в жизни никогда не будет такого шанса. Я смотрела все фильмы с вашим участием и так хотела бы иметь ваш автограф… Извините, пожалуйста, если это слишком навязчиво с моей стороны…
— Ну, отчего же! — улыбнулся «Селезнев», нацарапал в блокноте какую-то фразу и подал его владелице. Та всплеснула руками и улыбнулась такой радостной и светлой улыбкой, что вслед за ней невольно заулыбались и окружающие. И тут же двойника и Юлю окружило довольно плотное кольцо народа.
— Скажите, а вы действительно собираетесь уехать на постоянное место жительства во Францию?
— Нет. У вас неверная информация.
— А как вы познакомились с Юлей?
— На съемках. Она участвовала в массовке.
— Надо же, и никому ничего не сказала!
— Ну! — «Селезнев» развел руками. — У женщин свои секреты…
Вопросы задавались в основном никчемные, отличающиеся от тех, что были на конкурсе двойников, пожалуй, только большей тактичностью. Не спрашивали ни про машины, ни про любовниц. Зато интересовались политическими пристрастиями, а также отношением к современной литературе и живописи. Двойник оказался достаточно образованным, реагировал умно и быстро, а если чего-то не знал, то так искренне и очаровательно разводил руками, что окружающие чуть ли не принимались аплодировать. Впрочем, сами ответы, похоже, никого особенно не интересовали, да и вопросы задавались отнюдь не для того, чтобы поставить «Селезнева» в тупик. Просто каждому из присутствующих в зале хотелось перекинуть свой собственный тоненький мостик, связывающий его с кинематографической звездой. Можно, конечно, просто соприкоснуться рукавами и потом не стирать заветный пиджак до конца жизни, но еще лучше о чем-нибудь спросить. Ведь ответ будет адресован только тебе, и никому другому?
Таня стояла в толпе, чувствовала на своем затылке горячее дыхание Коротецкого и смотрела на Юлю, по-прежнему казавшуюся бледной и напряженной. Двумя пальцами она крутила черную пуговицу на жакете, и при каждом вопросе, пусть даже не грозящем «Селезневу» разоблачением, пальцы ее на мгновение замирали. Двойник при каждом удобном случае употреблял выражения типа: «моя Юля», «мы с Юлей», «для меня и Юли», но в общем не перегибал палку и поэтому производил приятное впечатление. Таня вовсе не планировала ставить его в тупик, ей просто хотелось почувствовать на себе взгляд человека, который своим появлением поставил под угрозу ее счастье, поэтому вопрос она сформулировала максимально корректно:
— Здравствуйте, меня зовут Татьяна Самсонова и я пробуюсь на роль возлюбленной вашего героя в «Последней вспышке». Аркадий Викторович что-нибудь говорил вам обо мне?
Лица окружающих тут же повернулись к ней: надо же, еще одна актриса, та, которой в ближайшем будущем посчастливится пусть на экране, пусть понарошку, но все-таки целовать самого Селезнева! Таня вежливо улыбнулась и снова посмотрела на двойника. Боковым зрением она успела заметить, что Юлины пальцы так вцепились в пуговицу, что даже побелели. «Селезнев», впрочем, не растерялся.
— Да, Аркадий Викторович говорил мне о вас, — он снова слегка склонил голову набок. — Мне очень приятно познакомиться и, надеюсь, так же приятно будет работать вместе.
Оставалось только кивнуть и отойти. Что Таня и сделала, незаметно взяв Коротецкого за руку и выйдя из толпы. На столах уже стояла клубника, вишни и какой-то диковинный цветной крем в розеточках. Ужасно хотелось пить. Таня отпустила пальцы Юрия, подошла к столику и потянулась к графину с соком, как вдруг услышала за спиной:
— Таня, я попросил бы тебя никогда больше так бесцеремонно не хватать меня за руку. Это выглядит просто смешно…
— Прости, я не подумала, что тебя это обидит…
Коротецкий несколько смягчился, подошел к столу и сам налил в ее бокал сок:
— Понимаешь, Таня, я тебя люблю со всеми твоими странностями и особенностями, но есть нормы поведения в обществе, которыми нельзя пренебрегать. Здесь не только мои друзья, но и деловые партнеры, и мне не хотелось бы выглядеть этаким маленьким мальчиком…
Все было правильно… Таня подумала, что ее обида неуместна, и собралась извиниться еще раз, уже без легкого холодка в голосе, как вдруг Юрий со смущенной улыбкой добавил:
— Кстати, обрати внимание на Юлю, подругу Селезнева. Вроде бы она и красавица, и далеко не дурочка, а все же держится несколько в тени. И это ее нисколько не унижает, а, наоборот, придает лишний шарм и загадочность. Наверное, такой и должна быть настоящая женщина…
— Шарм не бывает лишним, — машинально поправила Таня. — А по поводу Юли я учту, обязательно… А сейчас, извини, мне нужно отлучиться.
В дамской комнате скопилось много женщин. Некоторые, сидя на мягком диванчике, просто подтягивали чулки и колготки, некоторые курили, другие подправляли макияж. Татьяне очень хотелось тщательно, без спешки умыться холодной водой и просто посидеть, откинув голову и закрыв глаза, но, похоже, что ни то, ни другое сделать не представлялось возможным. Желанная тишина то и дело прерывалась бульканьем унитазов, плеском воды в раковинах и гудением сушилок. Кроме того, сами женщины гудели не хуже любого механизма. В основном обсуждали «Селезнева». Рядом с Таней на диван присели две совсем молоденькие и очень хорошенькие девочки. «Наверное, из операционного зала», — подумала она, чувствуя, как от сигаретного дыма начинает непривычно кружиться голова.
— Да, он, конечно, мужчина в моем вкусе, — негромко сообщила одна из девочек, посасывая тоненькую дамскую сигаретку. — Я бы ему отдалась…
— Господи, да нужна ты ему. У него вон Максакова есть, — махнула рукой вторая.
— Ой, ну ты что, совсем наивная, что ли? Что он, с одной Максаковой спит? Это так, официальный вариант… Тем более бедра у нее худоваты, грудь тоже — не очень… Такой мужчина мог бы и получше себе найти. Понимаешь, то, что он сегодня здесь, — это мой единственный шанс.
— Ну и что ты собираешься делать? На шею ему бросаться или в темном углу в ширинку залезать?
— Только не нужно вульгарности, — первая девушка с таким отвращением зашвырнула сигаретку в урну, словно она эту самую вульгарность и олицетворяла. — Если ты в твои годы не знаешь, что мужчина и женщина могут прекрасно друг друга понять при помощи взглядов, то мне тебя искренне жаль…
Она поднялась с диванчика, одернула на ягодицах узкую бархатную юбку и подошла к зеркалу, чтобы подправить тушь на ресницах. «Вероятно, для большей выразительности взгляда», — подумала Таня и все-таки прикрыла глаза. Ей было искренне жаль Юлю, добровольно согласившуюся встать под огонь критических женских взглядов. Ведь если раньше она была просто одной из многих симпатичных девушек, то теперь каждый сантиметр ее тела рассматривался только как более или менее удачное дополнение к идеальному образу Сергея Селезнева.
Когда толпа схлынула обратно в зал, Татьяна все-таки подошла к умывальнику, набрала в ладони воды и опустила туда лицо. Ресницы ее мелко затрепетали, словно пытаясь выполоскать сухой жар, изнутри сжигающий веки. Какая-то женщина дотронулась до ее плеча, Таня резко подняла голову, и женщина, охнув, отступила. Впрочем, она тут же извинилась за навязчивость и поспешила из уборной. Звучный цокот ее каблуков скоро замер вдали. Татьяна невесело усмехнулась. Она вдруг представила, как выглядела только что: белокожее лицо, вдруг ставшее красным от прихлынувшей крови, крохотные бисеринки воды на щеках, на белесых ресницах, на бесцветных бровях, расплывшиеся детские губы… Но самым неприятным было то, что она не смогла представить спасительный образ Офелии. «Ничего еще не Произошло, абсолютно ничего!» — медленно и внятно сказала она сама себе, провела маленькой расческой по длинным прямым волосам и тоже пошла в зал.
