За этот короткий промежуток времени произошли кадровые перемещения, как в Дивизии, так и в экипаже. Контр-адмирал Макаров после похода с нами на БС убыл на учёбу в академию ВМФ, на его место был назначен контр-адмирал Каравашкин. Его крылатое выражение, «я поцелую того в жопу, кто скажет, что будет через час», отображало не только обстановку в дивизии, но и выше, до обстановки в стране включительно. Сейчас я не могу вспомнить, уволился командир 3 дивизиона Масолов в запас или убыл на должность командира БЧ-5 на вновь строящуюся АПЛ, но его должность командира дивизиона занял самый подготовленный управленец Юрий Алексеевич Смирнов. Он покомандовал дивизионом совсем мало и был переведён на береговую службу в тыл Флотилии..
А дивизионом стал командовать управленец Виктор Семёнович Бочаров. Он не прошёл ещё точку невозврата, был холост, с чуть напыщенной крутизной, но именно ему открылась перспектива продвижения по службе. Освободившуюся должность управленца Юры Смирнова занял Евгений Семенович Тришков, протеже комдива Макарова. Появившись на экипаже, он заявил, что через неделю он будет командиром дивизиона. Ага, завтра же. Вместо Бочарова на пульт прибыл лейтенант Лёша Ефремов, воронежский казак, только сабли не хватало. И так, мы все ожидали сигнала выхода на БС. Как-то в разговоре с Юрой Крыловым, я спросил: «Как настроение перед выходом в море». Он начал: «Ты понимаешь», я не дал ему договорить: «И у меня такое же», перебил его я. Нам с ним предстояло поучаствовать в третьей БС. Две предыдущие показали, что неприятности могут выскочить там, где их не ожидаешь, и как всегда, неожиданно. На любую АПЛ можно с восторгом и бесконечно смотреть с берега, особенно когда она, выбравшись наконец-то из базы, почувствует простор и свободу. Но это, если смотреть с берега.
Оповестители прибежали утром 1 мая. Накануне, мы хорошо и долго посидели, не помню, с кем, но помню, что у меня. Я расписался в карточке, оделся и выскочил из дома. Я наизусть знал направление, куда мне надо двигаться. Площадь перед ДОФом была полна народа, из всех динамиков гремела патриотическая музыка. Этот праздник не для нас, это всё, что я смог сообразить, пробираясь через толпы отдыхающего народа. К счастью и удивлению в конце площади собирали наш экипаж в автобус. Все, находящиеся в городе и оповестители, были доставлены к борту, где уже полным ходом шёл экстренный ввод ГЭУ. Уже к полудню АПЛ «К-1» прибыла к точке погружения, превратившись в прямоугольную трапецию с хвостиком. После погружения на рабочую глубину Калашников вскрыл секретный пакет и объявил экипажу, что через пять дней за нами следом выходит АПЛ 670 проекта с Командующим Флотилии на борту. Тот из нас, кто первым прибудет к Гибралтару, пойдёт с дружественным визитом в Александрию, для показательных стрельб по мишеням в Средиземном море, отставший будет патрулировать в Атлантике около Азорских островов.
После своего выступления он переключил каштан на ПУ и сказал: «Мальчишки, давайте, сколько можете». Сразу заревели турбинные телеграфы обоих бортов с требованием обеспечить самый полный вперёд. Перевалив порог мощности реакторов в 50%, доложили в ЦП. ЦП объявил по ГГС об этом и предупредил всех, что проход через реакторный отсек запрещён. ПЛ помчалась к намеченной цели, не снижая скорости на всяких там противолодочных рубежах, останавливая свой бег только на сеанс связи, который был установлен для нас один раз в сутки в ночное время, перезарядку РДУ и стрельбу из ДУК. Мы появлялись в каюткомпании для приёма пищи, никто нас не спрашивал, как нам удавалось обойти реакторный отсек, через который запрещён проход. Этот бешенный бег на предельных скоростях с одной стороны вселял какую-то гордость за ПЛ, а с другой стороны каждый понимал, мало ли что может случиться с горизонтальными рулями, и ПЛ нырнёт с рабочей за предельную для неё глубину, мама сказать не успеешь, под килём километры. От работы многотонных механизмов на предельных скоростях прочный корпус ПЛ наполнился каким-то перегретым сухим воздухом, который чувствовался даже в носовых отсеках, где механизмов, можно сказать, нет. На обоих рубежах опять или обедали, когда мы рвали их на скорости, или спали, а может у них на это время был запланирован ремонт аппаратуры. Мы просто проверили, что если они нас не обнаружат, то кого они вообще тут хотят поймать. А, вероятнее всего, мы их просто отвлекали на себя, прокладывая тропинку для 70-ки, менее малошумной, чем мы, и более скоростной. Нас не обнаружили, не принуждали немедленно всплывать, но к Гибралтару мы опоздали. Семидесятка сделала нас и пошла за орденами и медалями в Александрию, а мы к Азорским островам.
Прибыв в назначенный квадрат, нас ожидали там два кораблика: «Академик Вавилов» и «Академик Лебедев». Вот с ними-то нам и нужно было совместно работать. С ними была установлена звукоподводная связь. Они уже 8 месяцев находились в этом квадрате, у них давно закончилось спиртное, и мы были для них желанны, а для нас они были необходимы. Мы всплыли в надводное положение, приняли на борт делегацию, прибывшую на шлюпке с навесным мотором, обсудили план совместной работы. Мы не боялись, что будем обнаружены, т.к. эти два белых кораблика только назывались гидрографическими. На самом деле они, как никто лучше, знали обстановку в этом районе, и не только в этом. Мы должны были ходить под ними на разных скоростях и на разных глубинах, а они записывать шумы, как отдельных источников шума, так и уровня шума всей ПЛ. Это опять же мои домыслы, я не был приглашён для обсуждения плана работы, мало того, я не видел тех, кто прибыл. После их убытия нам было разрешено не то что подняться наверх, но и спуститься на корпус. ПЛ находилась в растворе фиолетовых чернил, и только спрыгнув в газоотбойник, и зачерпнув в ладони воду, убеждаешься, что это не чернила, а чистейшая вода. Стоит дать ход, как у самого борта появляются акулы, сопровождающие ПЛ, а если ночью, то ПЛ движется в море огненных светлячков.
Мы работали с ними очень долго, всплывая ночью в надводное положение, и находясь в дрейфе с выключенными огнями, а иногда и днём в некотором отдалении от них. Однажды ночью была объявлена боевая тревога, срочное погружение и требование ЦП, обеспечить самый полный ход. ПЛ нырнула без всяких предосторожностей и осмотров отсеков сразу на рабочую глубину и на полном ходу начала манёвры по отрыву от преследования. Эти манёвры продолжались чуть меньше суток. Убедившись, что преследования больше нет, мы вернулись к корабликами и запросили добро на всплытие. Оказалось, что тревога была ложной. Вахтенный офицер, увидевший ходовые огни этой шлюпки, принял их за огни быстроходных катеров. Те же, кто находился в шлюпке, уже видели контуры находящейся в дрейфе «К-1», но подойдя ближе, её не обнаружили. Капитан «Вавилова» не доверял своим кокам и готовил акулье мясо сам. Своё кулинарное искусство он однажды привёз нам на пробу. На столе в блюдце в каюткомпании находилось что-то, похожее на жидкую манную кашу. Из-за какого-то чувства брезгливости к этим тварям, я даже не решился попробовать. Уже под конец нашей совместной работы Калашникову предложили, чтобы он послушал, как шумит его лодка. Он, сделав запись в вахтенном журнале о том, что в командование ПЛ вступил старпом, убыл на «Вавилов», а мы прошли несколько раз под ними. Вернулся он с подарком. На палубе лежала акула длиной около двух метров. Несколько моряков попытались пассатижами выломать зубы, но тщетно, они ломались, но не вытаскивались. Мы уже готовы были покинуть полигон и лечь на курс домой. Было принято решение, всунуть эту рыбину в рубку и привезти в Лицу. Всплытий в надводное положение больше не планировалось, а температура воды на рабочей глубине около трёх градусов. В каюткомпании во время обеда поинтересовались, как там наша лодка шумит. «Как пустые консервные банки, привязанные к хвосту собаки, бегущей по асфальту».
