- Дай покататься на твоем скейтборде, а то брату скажу, что ты меня стукнул.
Конечно, владелец скейтборда не хотел познакомиться с железной хваткой Сашкиного брата и с огромным сожалением расставался с новенькой доской на колесиках.
К 13-ти годам Сашок стал упрям и своенравен, так что матери приходилось не сладко. Он перестал слушать мамины запреты и следовать ее советам. В семье у него был только один кумир - старший брат.
Когда Хан уехал, Сашок, оставшись без поддержки старшего брата, оказался в самых низах школьной иерархии. Пытаясь вернуть себе хоть немного уважения, он связался с группой подростков, которые занимались в школе сбытом наркотиков, и был пойман за этим занятием в школьном туалете.
Отец примчался с работы, закрыл мать в соседней комнате, чтобы не мешала, и стал избивать его ремнем. Он гонял его по комнате, не подпуская к дверям, чтобы тот не мог убежать. Из расстегнутых брюк выбилась гимнастерка. Олег был взбешен и орал матерные ругательства в адрес сына.
Хан ворвался в комнату и встал между ними. Отец замахнулся на него с криком "не мешай, это тебя не касается", но был отброшен в угол комнаты, вскочил, уставившись на Хана яростным взглядом. Ремень дрожал в его руке. У другой стены комнаты жался Сашок с руками, израненными острыми краями пряжки. Хан стоял в стойке, готовый отразить любое нападение.
- Не бей его, он же твой сын.
- Вот именно он - мой сын, - крикнул Олег, делая ударение на слове "мой", - И это наши семейные дела. Он - торговец наркотиками! Сын начальника патрульной службы, которая ловит и сажает торговцев наркотиками, сам ими торгует. Что подумают люди? Может быть, это отец заставляет его торговать? Конфискует, а потом сбывает.
Олег тяжело дышал, заправляя гимнастерку в форменные брюки.
- Меня уже давно спрашивают, откуда такой дом, откуда такая машина. Хочешь знать откуда?
- Нет, - пожал плечами Хан, - Я - не прокурор.
Олег как-то сразу остыл. В соседней комнате в закрытую дверь барабанила Полина. Она громко кричала:
- Выпусти, изверг. Я на тебя начальству пожалуюсь, как ты над сыном измываешься. Открой, садист. Немедленно, выпусти.
Олег достал из кармана ключ, и пошел выпускать Полину. Она ввалилась в комнату, где только что происходила баталия и тут же бросилась к Сашку, стала разглядывать его раны и причитать. Олег смотрел некоторое время на жену, суетящуюся около сына, потом сплюнул на пол и сказал:
- Все, хватит. Достали вы меня все.
Из встроенного в стену шкафа он вытащил объемистый черный чемодан и стал бросать туда свои вещи, которые попадались ему под руку.
Хан смотрел на эти торопливые сборы и не знал, что ему делать.
Полина причитала над сыном, заклеивала ему порезы и ссадины пластырем, изредка подливая масла в огонь, своими комментариями:
- Давай, собирайся, а я к твоему начальству пойду и расскажу. Все расскажу. О чем молчала столько лет - тоже. И про Бореньку... Все узнают, что ты за человек... преступник...
- Беги отсюда. - сказал Олег Хану. - Если эта дура с ума спятила, и собирается все рассказать, то тебе надо срочно уезжать из этой страны.
Он схватил не закрытый чемодан в охапку и скверно ругаясь, вышел на улицу. Возле дома собралось несколько человек зевак - соседей и случайных прохожих. Они расступились, пропуская Олега к машине. Тот бросил чемодан с торчащими из-под закрытой крышки вещами в багажник.
Хан его догнал, когда тот уже сидел за рулем и вставлял ключ в замок зажигания.
- Стой, объясни, что такое "все"? Что она мне может рассказать?
Олег провернул ключ в замке зажигания, мотор забубнил, приглушая голос.
- На все плевать... и ты беги отсюда... - сказал он, захлопнул дверцу.
Машина с визгом рванула с места, окатив собравшихся облаком пыли. Хан вернуться в дом к всхлипывающему Сашке и причитающей над ним Полине.
- Иди спать, мне надо поговорить с матерью, - сказал он Сашку.
Тот послушно встал, но Полина обеими руками ухватила сына за рукав
- Ты не можешь здесь распоряжаться! - кричала она, обратив к Хану пылающее яростью лицо. - Ты тут не хозяин. Ты тут никто! Убирайся отсюда! Не мешай нам жить.
Сашок оттолкнул мать, и с криком "Надоела! Достала!" бросился в свою комнату. От толчка Полина качнулась. Схватившись за перила рукой, она неловко осела на ступени лестницы, ведущей на второй этаж, где располагалась спальня сына.
- Что ты наделал, урод разрисованный?! Что смотришь своими ядовитыми глазищами? Не боюсь я тебя! Сатана! - злобно шипела она, брызгая слюной.
- Мать, ты в своем уме? - Хан не понимал причину бешенства. Он не был виноват в том, что сейчас произошло между ней и Олегом, и не имел отношения к незаконным делишкам Сашка, за которые тот получил взбучку от отца.
- Мать? Какая я тебе мать? - взвизгнула Полина и вдруг сникла, обхватила голову руками и закачалась взад-вперед, тихо поскуливая.
Потом она подняла голову, странная улыбка появилась на ее лице.
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, всех вас. Душа изболелась. Зло в тебе страшное. Убила бы. Только об этом надо было раньше думать, когда ты был маленький. А теперь попробуй тебя убей...
- Хватит, - оборвал он ее. - Просто, рассказывай все, что ты знаешь, но до сих пор скрывала!
- Я все расскажу. Всем порасскажу, в телевидение напишу. Про то, как муж мой продал сына. Про то, как мужа моего треклятого направили в командировку в китайскую милицию, а я, дура, взяла турпутевку и поехала с ним и сына Бориску с собой взяла. Ох, я дура-дура! Сама своими руками. А Боренька-то так радовался, что с мамой и с папой поедет на поезде...
Полина посмотрела в зашторенное окно, за которым была темнота, словно пыталась разглядеть в ночи свое прошлое.
- Когда Борис родился, все удивлялись - какой красивый мальчик. Вот и сглазил кто-то...
- Какой Борис? - перебил ее Хан, - Ты о ком говоришь?
Глаза Полины уперлись в переносицу Хана, она привстала и подняла руку, будто хотела его ударить.
- Слышишь, о чем я тебе толкую, тупая твоя башка! Пропал мой мальчик по ту сторону границы. Пропал Боренька, и его не нашли. В озере искали, в лесу искали, в горах искали. Ихний милиционер пришел и говорит - утоп. Тогда Олег привел тебя. Надо, говорит, японского малыша увезти в Россию.
Ноги Хана неожиданно отяжелели, будто он пробежал тридцать километров. Хан присел на корточки.
- Какого говоришь? Японского? - переспросил он.
- Олег стал перекрашивать тебе волосы в рыжий цвет, - продолжала, не слушая его, Полина, - У Бориса волосы рыжие были. Не знаю, куда пограничники смотрели, тебя с Борисом никак нельзя было спутать ни по внешности, ни по возрасту. Ведь ему было 5, а тебе - 3 года.
- Рыжий? - он бездумно повторил за Полиной слово, случайно зацепившееся за сознание.
- Рыжий, как солнышко, - обрадовано подтвердила Полина, - Сейчас покажу его фотографии.
Полина, тяжело цепляясь за поручни, встала со ступенек, зашаркала на кухню. Хан последовал за ней. Она поставила стул около навесного шкафа, потянулась к верхней полке.
- Я ни одной фоточки не выкинула. Когда он "заметал следы" и уничтожал все, что сына касалось, я спрятала кое-что от него подальше, чтобы память сохранить.
Полина вытащила из шкафа сверток и, качнувшись, слезла со стула. Сдвинула на столе посуду в сторону, смахнула крошки, положила на освободившееся место сверток, грузно плюхнулась рядом на стул, бережно развернула желтую оберточную бумагу. Внутри оказалась поношенная детская футболка с цифрой: "5".
- Бореньке должно было исполниться пять лет, - сказала Полина, дрожащими руками разглаживая слежавшуюся в жесткие морщины материю. В футболку были завернуты кучка фотографий, сделанных при помощи фотоаппарата "Polaroid".
Хан взял одну из них. С фотографии на него смотрел рыжий мальчик с огромными голубыми глазами, курносым носом и веснушками во все щеки.
