Возможно, между уроженцем Германии Киссинджером, поступившим в Гарвард в 1947 году, и поляком Бжезинским, поступившим в 1950 году, помимо товарищеских отношений действительно наблюдались некоторые трения. Оба отличались усердием и честолюбивыми устремлениями. Пусть они и не вращались в одних и тех же кругах (Киссинджер занимался международными исследованиями, а Бжезинский обучался на советолога в Русском центре), оба они стремились к одной и той же цели – быстро занять достойное место в гарвардской иерархии, громко заявить о себе и добиться признания за стенами академии. В 1950-х коллеги описывали Киссинджера как блестящего аспиранта, но неуклюжего и немного высокомерного человека. Однажды в середине 1950-х Бжезинский вместе со Стэнли Хоффманом (другим подающим надежды эмигрантом из Центральной Европы, уроженцем Вены) сидел у двери в кабинет своего научного руководителя Карла Фридриха. Тут появился Киссинджер, уверенно пересёк коридор, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл её. Прежде чем войти, он обернулся, перехватил разгневанный взгляд Бжезинского и сказал со своим немецким акцентом: «Збиг, вот так нужно обращаться с младшими сотрудниками»[3].
Но подобные трения вряд ли могут стать поводом для настоящей вражды, тем более что есть свидетельства и их дружеского сотрудничества. В 1956 и 1957 годах Бжезинский обращался к Генри, предлагая кандидатуры из поляков для участия в Гарвардском Международном семинаре на тему холодной войны в рамках летней программы для европейцев и азиатов, разработанной Киссинджером и его научным руководителем, профессором Уильямом Янделлом Эллиотом (о соперничестве которого с Карлом Фридрихом на факультете государственного управления было широко известно) и получившей неплохие отзывы[4]. Оба отрицают, что воспринимали друг друга соперниками в Гарварде, и если Бжезинский со своей стороны и воспринимал его как конкурента, то только потому, что, по словам Киссинджера, такой дух «был частью системы, в том смысле, что я был аспирантом на два-три года старше его и занимал положение, которое он сам надеялся занять. Я получал работы, которые он сам хотел получить – и заслуженно – причём вовсе не за его счёт, но это подталкивало его к соревнованию и побуждало как-то проявлять себя и чем-то отличаться»[5].
Вслед за этим Киссинджер предлагает вторую причину возникновения широко известных слухов об их предполагаемом «напряжённом соперничестве»: удивительное сходство их биографий. Киссинджер, родившийся в 1923 году в Фюрте, был на пять лет старше Бжезинского, родившегося в 1928 году в Варшаве. Оба вместе с семьями приплыли из Европы в Нью-Йорк осенью 1938 года – Киссинджер как еврейский беженец, надеявшийся избежать преследований со стороны Третьего рейха, а Бжезинский как сын польского дипломата, которого назначили генеральным консулом в Монреале. Оба обучались в Гарварде и быстро заслужили признание благодаря своему интеллекту и умению разбираться в политике. Несмотря на свои акценты оба поднялись на вершину американского общества, и во многом этому способствовала потребность в хороших специалистах, которую испытывала вступавшая в эпоху глобализма Америка.
Оба рано заняли высокое положение в академической сфере: Киссинджер как штатный профессор Гарварда в 1956 году, а Бжезинский как штатный профессор Колумбийского университета в 1960 году, поскольку на факультете государственного управления в Гарварде было столько талантливых молодых людей, что предоставить им всем постоянную работу было бы невозможно. В то время его воспринимали исключительно как блестящего советолога из Лиги Плюща, «гарвардского профессора с невероятным именем Збигнев Бжезинский, который читает газету «Правда» за утренним кофе и с удовольствием следит за хитросплетениями кремлёвской политики», выражаясь словами статьи, опубликованной в газете «Уолл-стрит джорнал» в 1960 году[6]. Обоих рано приняли в состав Совета по международным отношениям, широко известного как просто «Совет». Киссинджер опубликовал свою первую статью в журнале Совета «Форин афферс» в возрасте 32 лет, Бжезинский – в возрасте 33 лет, и оба стали одними из самых плодовитых авторов журнала за всю его историю[7]. Как видно из примера их переписки в начале этой главы, Молодёжная торговая палата США не преминула обратить своё внимание на подающих надежды политологов, выбрав Киссинджера одним из «Десяти выдающихся молодых людей года» в 1958 году, в возрасте 35 лет, и Бжезинского в 1963 году, также в возрасте 35 лет. После первого опыта работы в Совете национальной безопасности при президенте Кеннеди (примерно в возрасте 38 лет) Киссинджер в 1968 году был назначен советником по национальной безопасности при президенте Никсоне. Бжезинский же, работавший в Совете планирования Государственного департамента при Линдоне Джонсоне (также примерно в возрасте 38 лет), был назначен советником по национальной безопасности при президенте Джимми Картере в 1976 году. Оба регулярно публиковали широко обсуждавшиеся книги, и оба сохранили своё значительное интеллектуальное и политическое влияние вплоть до выхода на покой, что оба долго отказывались принимать. И как же после этого такие «близнецы», титаны американской внешней политики не могут быть соперниками?
Но, пожалуй, вопрос об их отношениях не следует задавать в первую очередь. И, возможно, их параллельные биографии – нечто более важное, чем любопытные истории успеха двух иммигрантов. Ибо Киссинджер и Бжезинский не просто вписываются в известную схему «социального лифта». Они стали исследователями неизведанной территории международной политики, пионерами новой модели, принятой на вооружение американской внешнеполитической элитой. И если Киссинджеру выпала участь стать самым первым, поскольку, как он говорил сам, был старше, то Бжезинский узаконил ныне хорошо известный путь, проходя по которому получивший академическое образование интеллектуал становится вашингтонским стратегом и дипломатом.
Чтобы понять такую трансформацию, полезно обозначить некую точку отсчёта в существовавшем до них мире. В снежный декабрьский день 1960 года только что избранный на пост президента Джон Ф. Кеннеди пригласил на обед в своём доме в Джорджтауне банкира Роберта Ловетта 1895 года рождения, сына председателя Объединённой Тихоокеанской железной дороги. Он следовал по проторенному cursus honorum (карьерному «пути чести») белой англосаксонской протестантской элиты: Хиллскул, Йельский университет, общество «Череп и кости», Гарвард, выгодный брак. Будучи партнёром влиятельного нью-йоркского инвестиционного банка Браун бразерс, «Харриман энд компани», Роберт Ловетт служил воплощением внешнеполитического истеблишмента и его ценностей: умеренность, нежелание «светиться» на публике и рекламировать себя, исполнение общественного долга. Он разбирался в международной политике благодаря занятию бизнесом и поскольку служил командиром первой авиационной эскадрильи ВМФ во время Первой мировой войны, специальным помощником по авиации военного министра США Генри Стимсона во время Второй мировой войны, заместителем государственного секретаря Джорджа К. Маршалла и, наконец, четвёртым министром обороны. Несмотря на то, что он был республиканцем, Кеннеди предложил ему не одну, а целых три министерских должности на выбор: министра обороны, государственного секретаря и министра финансов. Но Ловетт отказался от предложения, сославшись на плохое здоровье, и посоветовал вместо себя назначить в Пентагон Роберта Макнамару, Дина Раска в «Туманное дно» (Государственный департамент) и Дугласа Диллона в Казначейство. Все трое были наняты[8].
Такова была власть и могущество истеблишмента – «мудрецов», определявших политику Америки в середине двадцатого века, включая Генри Стимсона, Дина Ачесона, Аверелла Гарримана, Джона Маклоя и Чипа Болена[9]. Но к концу «тревожных 1960-х» разработка внешнеполитического курса коренным образом изменилась, и эта социальная трансформация выразилась в назначении иммигранта, доктора наук Генри Киссинджера на пост советника по национальной безопасности, за восемь лет до того, как тот же пост в Белом доме занял иммигрант и доктор наук Збигнев Бжезинский. Любопытно, что оба соревновались за влияние с государственными секретарями, олицетворявшими старый истеблишмент (и над которыми они, что характерно, одержали верх): Уильямом Роджерсом в случае с Киссинджером и Сайрусом Вэнсом в случае Бжезинского – с двумя юристами из Нью-Йорка, англосаксонскими протестантами, игравшими по старым правилам.
