Миссис Мортон сидела рядом со мной.

«Посидишь с Грейс, пока я немного прилягу?» Так говорила моя мама, хотя миссис Мортон практически никогда не сидела – то вытирала пыль, то что-то пекла и не забывала при этом поглядывать в окна. В 1974 году мама то и дело норовила «прилечь», ну, и я довольно много времени проводила с миссис Мортон.

Я уставилась на белый фургон.

– Кто же это такие, интересно? – спросила я с набитым ртом.

Миссис Мортон дернула кружевную занавеску, свисавшую до середины окна с проволоки. Она раздвинулась в середине с явной неохотой – уж слишком часто ее отодвигали.

– Новые соседи прибыли, – ответила она.

– А кто они?

– Откуда мне знать. – Она еще шире раздвинула занавески. – Но мужчины я не вижу. А ты?

Я присмотрелась. Там были двое мужчин, но одеты оба были в рабочие комбинезоны и занимались делом. Девочка, которая появилась из кузова, продолжала стоять на тротуаре. Маленькая, кругленькая и очень бледная, она была похожа издали на большой белый камешек и одета в дождевик, застегнутый до самого подбородка, хотя никакого дождя не было вот уже недели три. Она морщилась, точно вот-вот собиралась заплакать. А затем вдруг ее повело вперед и вырвало прямо на туфли.

– Гадость какая, – пробормотала я и взяла еще одну булочку с сыром.

В четыре часа Тилли сидела рядом со мной за кухонным столом.

Я притащила ее в дом, потому что она сидела на ограде напротив своего дома и была там явно не к месту. Миссис Мортон заварила чай с лопухами и одуванчиками, достала новый пакетик шоколадных печений «Пингвинс». Тогда я не знала, что Тилли не любит есть на глазах у других людей. Она так и сидела со своим шоколадным печеньем, крепко сжимая его в руке, пока подтаявший шоколад не начал просачиваться сквозь пальцы.

Миссис Мортон поплевала на салфетку и вытерла руки Тилли, хотя буквально в трех футах находился водопроводный кран. Тилли закусила нижнюю губу и отвернулась к окну.

– Ты кого там высматриваешь? – спросила я.

– Маму. – Тилли подняла глаза на миссис Мортон, которая снова принялась плевать на салфетку. – Хочу убедиться, что она не подсматривает.

– А папу не высматриваешь? – спросила миссис Мортон, явно страдающая любопытством.

– Просто не знаю, где его высматривать, – ответила Тилли и украдкой вытерла руки о юбку. – Вроде бы он живет в Бристоле.

– В Бристоле? – Миссис Мортон засунула салфетку в рукав кардигана. – А у меня в Бристоле живет кузина!

– Вообще-то, может, и в Борнмуте, – добавила Тилли.

– Вон оно как. – Миссис Мортон озабоченно нахмурилась. – А вот там у меня вроде бы никого нет.

– Нет, – эхом повторила Тилли. – И у меня тоже нет.

Летние каникулы мы с Тилли проводили за кухонным столом в доме у миссис Мортон. Через некоторое время Тилли настолько освоилась, что начала есть вместе с нами. Не спеша заталкивала в рот картофельное пюре, потом мы с ней воровали горох в саду и поедали его, выдавливая из стручков, устроившись в гостиной на ковре, застеленном газетами.

– Может, хотите «Пингвинс» или батончик? – Миссис Мортон вечно пыталась впихнуть в нас шоколад. В кладовой у нее стояла жестяная банка, полная сладостей, а своих детей не было. Кладовая напоминала извилистую пещеру, полки ломились от тяжести банок со сладким заварным кремом домашнего приготовления и коробок со сливочными и шоколадными помадками; и в самых диких своих фантазиях я воображала, что меня заперли в этой пещере на ночь и силой закармливают до смерти восхитительными вкусностями.

– Нет, спасибо, – еле раскрывая рот, пролепетала Тилли, точно боялась, что стоит зазеваться – и миссис Мортон непременно впихнет ей что-нибудь сладкое. – Мама говорит, мне шоколада нельзя.

– Но ведь должен же этот ребенок что-то есть, – проворчала миссис Мортон чуть позже, когда Тилли скрылась за входной дверью. – Толстушка, не девочка, а маленькая бочка.

Во вторник миссис Кризи по-прежнему отсутствовала и в среду тоже не появилась, хотя в тот день должна была продавать лотерейные билеты в пользу «Британского легиона». К четвергу ее имя вырвалось за пределы садовых оград и упоминалось уже в очередях к магазинным прилавкам.

«Ну а что там слышно о Маргарет Кризи?» – спрашивал кто-то. И эта вроде бы невинная фраза выстреливала, точно стартовый пистолет.

Мой папа проводил большую часть дня на работе. Офис располагался на другом конце города, и, вернувшись домой вечером, отец разговаривал с нами. И каждый вечер мама спрашивала его, нет ли каких известий о миссис Кризи. И каждый вечер в ответ на это он тяжело вздыхал, качал головой, а затем садился в кресло под торшером в компании с бокалом светлого эля и Кеннетом Кенделом[3].

В субботу утром мы с Тилли сидели на кирпичной стене у нашего дома, болтали ногами, точно маятники, и не сводили глаз с дома супругов Кризи. Передняя дверь там была распахнута настежь, все окна открыты – словно для того, чтоб миссис Кризи было легче вернуться, найти дорогу назад. Мистер Кризи был в гараже, доставал по одной картонные коробки, высившиеся там башнями, и копался в каждой.

– Думаешь, это он ее убил? – спросила Тилли.

– Думаю, да, – ответила я.

А затем выдержала многозначительную паузу, прежде чем выдать последнюю оглушительную новость:

– Она исчезла даже без обуви!

Тилли вытаращила глаза, как рыба пикша.

– Откуда ты знаешь?

– Женщина с почтамта сказала моей маме.

– Но твоей маме никогда не нравилась эта тетка с почтамта.

– А теперь нравится, – заявила я.

Мистер Кризи принялся за очередную коробку. Движения его становились все более хаотичными и нетерпеливыми, он вываливал содержимое и что-то бормотал.

– Не больно-то он похож на убийцу, – заметила Тилли.

– А как именно выглядят убийцы?

– Ну, обычно они носят усы, – сообщила Тилли, – и гораздо толще мистера Кризи.

Запах раскаленного асфальта бил в ноздри. Я подтянула ноги и прижала к теплым кирпичам. Некуда было скрыться от жары. Она настойчиво врывалась каждый день, с самого утра, стоило только проснуться, и зависала в воздухе, как незаконченная фраза в споре. Она выдавливала людей с тротуаров и внутренних двориков; и вот, будучи больше не в силах вынести соседство раскаленного камня и бетона, от которых, казалось, тело начинало таять и плавиться, мы спрыгнули со стены, спасая свои жизни. Трапезы, разговоры и дискуссии обрывались на середине, довести их до конца можно было только на улице. Даже сама наша улица изменилась. На лужайках с пожелтевшей травой открылись огромные проплешины, земля на тропинках выглядела какой-то слишком мягкой. Предметы, бывшие прежде твердыми, стали теперь слишком шаткими и податливыми. Не осталось ничего прочного, надежного. Словно скрепы, до сих пор связывавшие предметы, разрушились под действием этой температуры – так говорил отец, – но на самом деле все выглядело еще более зловеще. Возникало ощущение, будто вся наша улица куда-то сдвигается и растягивается, словно пытается удрать от самой себя.

У лица Тилли летал толстый слепень, выписывая восьмерки.

– Моя мама говорит, что миссис Кризи сбежала из-за жары. – Тилли отмахнулась от назойливого насекомого ладошкой.

– Моя мама говорит, жара порой заставляет людей совершать самые странные поступки.

Я продолжала наблюдать за мистером Кризи. Все коробки он перебрал и теперь сидел на корточках в гараже, сидел неподвижно и молча в окружении мусора из прошлой жизни.

– Наверное, она права, – кивнула я.

– Мама говорит, что очень нужен дождь.

– И тут тоже, думаю, она права.

Я посмотрела на небо, которое, как океан, раскинулось над нашими головами. Дождя, похоже, не будет еще дней пятьдесят шесть.

27 июня 1976 года