Полицейский оказался очень высоким, даже после того, как снял головной убор.

Прежде мне никогда не доводилось видеть полицейского так близко. На нем была форма из толстой ткани – я чувствовала запах этой ткани, – а пуговицы такие блестящие, что в них отражалась вся наша кухня.

– Обычная проверка, – сообщил он.

Я подумала, что мне понравилась бы работа, где сование носа в чужую личную жизнь и дела считается всего лишь рутинной проверкой.

Я завороженно следила за тем, как отблески газовой горелки танцуют у него на груди.

Стук в дверь раздался примерно в середине выступления группы «Перекресток». Мама проигнорировала его, отец выглянул из окна и увидел припаркованный на другой стороне улицы полицейский автомобиль. Он произнес: «Вот дерьмо», я рассмеялась в подушку, мама велела отцу отвалить, тот, выйдя в холл, споткнулся о Ремингтона и едва не упал.

И вот теперь полицейский стоял посреди нашей кухни, а мы стояли вокруг и взирали на него. Он чем-то напоминал мне викария. Оба могли заставить человека выглядеть маленьким, ничтожным и виноватым.

– Так, дайте-ка подумать, – протянул отец. Вытер пот над верхней губой кухонным полотенцем и покосился на маму. – Ты помнишь, Сильвия, когда мы в последний раз ее видели?

Мама принялась собирать салфетки под тарелки со стола.

– Точно не скажу, – пробормотала она и снова стала раскладывать салфетки.

– Вроде бы в четверг, – сказал отец.

– Или в пятницу, – предположила мама.

Отец снова покосился на нее.

– Или в пятницу, – пробормотал он в кухонное полотенце.

На месте этого блистающего пуговицами полицейского я, глядя на такое их поведение, точно арестовала бы их, как матерых преступников.

– Вообще-то это было в субботу утром.

Три пары глаз и чайное полотенце сконцентрировались на мне.

– Это правда? – Полицейский присел на корточки, и я услышала хруст ткани, обтягивающей колени.

Он сразу стал меньше меня, и поскольку мне совсем не хотелось ставить его в столь унизительное положение, я тоже присела.

– Так и было, – подтвердила я.

Глаза у него были темные, в тон форме. Я смотрела в них очень долго, но он так ни разу и не моргнул.

– И откуда ты это знаешь? – спросил он.

– Как раз шла «Тисвоз»[17].

– Мои ребятишки просто обожают «Тисвоз».

– А лично я ненавижу, – сказала я.

Отец кашлянул.

– И что же она говорила, когда ты в последний раз видела ее, Грейс? – Полицейский переступил с ноги на ногу.

– Она постучалась в дверь и сказала, что ей нужно позвонить по телефону.

– У них нет телефона, – вставила мама. Произнесла она эти слова тоном человека, который гордится, что у него есть нечто такое, чего нет у других.

– А она не говорила, зачем ей понадобилось позвонить?

– Сказала, что хочет вызвать такси. Но я ее не впустила. Поскольку мама как раз прилегла отдохнуть.

Мы все обернулись и посмотрели на маму. Та вновь теребила салфетки на столе.

– А еще мне всегда говорили, что незнакомых в дом пускать нельзя, – добавила я.

– Но ведь миссис Кризи была вам знакома, разве нет? – Полицейский наконец-то моргнул.

– Нет, мы ее знали, но она какая-то странная была.

– Странная?

Я откинулась на спинку стула и подумала.

– Ну, знаете, как выглядит человек, у которого страшно разболелись зубы?

– Да.

– Так вот, она выглядела даже хуже.

Полицейский поднялся и надел фуражку. Казалось, он заполняет собой всю комнату.

– Вы ее найдете? – спросила я.

Полицейский не ответил. Он прошел в холл, и они с отцом о чем-то тихо поговорили. Я не расслышала ни единого слова. Даже когда старалась не дышать и перегнулась через кухонный стол.

– Мне кажется, ее не найдут, – заметила я.

Мама вылила из чайника старую заварку.

– Нет, – сказала она. – Я тоже так думаю.

Затем стала как-то яростно полоскать чайник – наверное, пожалела, что эти слова сорвались с языка.

Я не знала, и неважно, сколько раз люди спрашивали меня об этом.

Даже когда к нам в гостиную ворвался мистер Кризи и встал между мамой и Хильдой Огден[18], я все равно ничего не понимала. Его лицо было так близко от меня, что я чувствовала запах его дыхания.

– Она не говорила мне, куда собирается уехать. Только спросила, нельзя ли позвонить по телефону, – сказала я ему.

– Но она должна была еще что-то сказать! – Слова мистера Кризи хлестнули меня по лицу.

– Она не говорила. Она хотела позвонить и вызвать такси.

Воротничок рубашки у него обтрепался, на самой рубашке спереди красовалось пятно. Похоже, от яйца.

– Грейс, подумай. Пожалуйста, девочка, вспомни! – Он придвинулся еще ближе.

– Перестань, старина. – Отец попытался оттеснить его от меня. – Девочка рассказала все, что знает.

– Просто хочу, чтобы жена вернулась домой, Дерек. Ты ведь можешь это понять, правильно?

Я увидела, как мама начала подниматься из кресла, но затем ухватилась за подлокотники и осталась сидеть.

– Может, она надумала вернуться туда, где жила прежде. – Отец положил руку на плечо мистеру Кризи. – Вроде бы в Уолсолле, да? Или в Саттон-Колдфилде?

– В Тамворте, – ответил мистер Кризи. – Она там лет шесть не была. Ни разу с тех пор, как мы поженились. И почти наверняка никого теперь там не знает.

Он по-прежнему дышал мне прямо в лицо. И я чувствовала запах тревоги.

– А где находится этот Тамворт? – спросила Тилли, волоча школьный рюкзак по земле.

То был последний день занятий.

– За много миль отсюда. В Шотландии, – ответила я.

– Просто не верится, что тебя допрашивал настоящий полицейский, а меня в тот момент, как назло, рядом не было. Ну, как это было? Как в «Суини»[19]?

Мать Тилли недавно пристрастилась к телесериалам.

Я вспомнила о запахе ткани, о том, как сверкающий пуговицами полицейский записывал мои слова в маленькую черную записную книжечку. Писал карандашом, и очень медленно. И при этом все время облизывал губы.

– Да, в точности как в «Суини».

Мы шлепали по тротуару. Утром было чуточку прохладнее. Бутылки с молоком быстро убирали со ступеней, дверцы машин были распахнуты настежь, все спешили выгулять собак до того, как жара наберет силу.

– И этот полицейский будет ее искать? – Рюкзак Тилли царапал бетонное покрытие, облачка белой пыли поднимались в воздух. – Что он сказал?

– Сказал, они официально объявят миссис Кризи в розыск. Как пропавшую или бежавшую.

– Бежавшую от чего?

Я задумалась и замедлила шаг.

– Ну, может, от своей жизни.

– Как это можно бежать от своей жизни?

Я снова замедлила шаг.

– Бежать от той жизни, к которой принадлежишь.

Тилли остановилась подтянуть носки.

– А как узнать, принадлежишь ты к ней или нет? – спросила она, глядя на меня снизу вверх.

Я поняла, что не знаю ответа. И отвернулась от Тилли, чтобы та не заметила, как я хмурюсь.

– Поймешь, когда станешь старше, – сказала я.

Тилли подняла глаза от носков.

– У тебя день рождения всего на месяц раньше, чем у меня.

– Как бы там ни было, только Бог точно знает, кому или чему ты принадлежишь. – Я отмахнулась от расспросов. – Так что неважно, что там думает кто-то другой.

– А когда мы начнем искать Его? – Тилли все еще подтягивала носки, стараясь, чтоб верхние их края находились на одном уровне.

– Начнем с мистера и миссис Форбс. – Я провела рукой по изгороди. – Когда мы поем гимны, они даже слова никогда не смотрят.

– Но нам ни за что не найти миссис Кризи, если она уехала в Тамворт, пусть даже и с помощью Бога! – выкрикнула Тилли.

За нами увязалась кошка. Она двигалась по верхней части изгороди, бесшумно и аккуратно перебирая лапками. Я видела, как она добежала до деревянного столба, потерлась о него, и на мгновение мы встретились глазами. Затем кошка спрыгнула на тротуар, нырнула в кусты и скрылась из виду.