- Кто? - спросил у него фельдмаршал Онгемунд. - Собиратели? Кто это такие?

Ответил ему, как не странно, Иштуган-бей.

- Так называют раболовов из Жёлтой империи. Их корабли вылетают из-за Великой стены и грабят деревни в Степи и в Порте. Так далеко они никогда не забирались и это удивительно.

- После их набегов остаются пустые деревни, иногда даже небольшие города, - добавил Махсоджан. - Они забирают всех, кто может работать - сильных здоровых мужчин, женщин, детей. Калек и стариков оставляют на руинах. Потому свидетелей нападения раболовов из-за Стены достаточно много. В каждой семье и даже самых знатных родах есть те, кто попал за Стену в трюме корабля собирателей.

- Но что они забыли в Урде? - пожал плечами Онгемунд. - Для чего схватились с котсуолдцами? Они же рвутся к танкерам, как сумасшедшие. Я просто отказываюсь понимать происходящее.

Редко, очень редко чувствовал фельдмаршал армии Блицкрига свою беспомощность. Он всегда старался держать ход событий под контролем. Никогда не упускал ничего из виду. Но тут прямо перед его глазами разыгрывалось сражение, которого он не мог понять. Более того, фельдмаршал попросту отказывался понимать происходящее, ибо это был форменный бред. Украшенные шипами, длинными цепями и штандартами с неизвестными знаками корабли дрались в небе с котсуолдской эскадрой. Неужели это и есть та самая помощь, о которой говорил ночью человек с неприметной внешностью. Конечно, от герметистов можно было ожидать чего угодно, однако это выходило за границы Онгемундова воображения.

- Значит, фельдмаршал, - рассудительно произнёс Иштуган-бей, - это придётся принять. И использовать выгоды. Уверен, после боя мы сможем легко занять Бадкубе.

И тут Онгемунд почувствовал себя вдобавок ещё и очень глупо. На миг ему показалось, что командующий бейликской армией отчитал его будто желторотого мальчишку-кадета. И отчитал вполне заслужено.

Онгемунду оставалось лишь скрипеть зубами в немом негодовании. Возразить бейлику было попросту нечего. Он оказался прав во всём.

С каждым разом взлетать и вступать в бой становилось всё сложней и сложней. Корабли сошлись почти вплотную, поливая друг друга снарядами уже всех калибров. Заливались длинными очередями митральезы и пулемёты. Небо между двумя эскадрами было заполнено пулями, осколками снарядов и аэропланами.

Мы дрались в этом кошмаре, убивая друг друга. Теперь бой шёл уже на уничтожение. И ситуация обострилась до предела, когда враг поднял в небо торпедоносцы.

Они летели плотными звеньями. Их прикрывали все аэропланы противника. Они огрызались из пулемётов, хлеща небо плетьми длинных очередей. Но мы рвались к ним изо всех сил. Рвались, не жалея себя. Мы возвращались из каждой стычки на изрешечённых аэропланах. Двигатели «Ньюпоров» дымились, перегреваясь. Пулемёты захлёбывались очередями. Мы расстреливали цинки в считанные минуты, и на одну зарядку двигателя теперь приходилось по два-три возврата, чтобы пополнить боезапас.

- Страшно, - признался мне Редар. - Страшно там.

Он махнул рукой с зажатой меж пальцев сигаретой в небо. Над нами кипело сражение. Как раз в эту минуту на палубу пытался сесть чей-то «Ньюпор», причём со знаками различия не нашего крейсера. Шасси у него было разбито - и он просто рухнул на стальную палубу брюхом, выключив антигравитационный привод. Проехал несколько саженей и замер. Двигатель его искрил и исходил грязным дымом. Летун выбрался из своего аэроплана. А машину почти тут же оттащили в сторону, к такому же разбитому хламу, который в самом скором времени отправится в последний полёт к земле, как только с него снимут все детали, что можно ещё использоваться для ремонта других аэропланов.

Жуткое это было зрелище. Несколько механиков с остервенением раздирают на части разбитый аэроплан, добывая из него всё ценное, что в нём ещё осталось. Никто из летунов не смотрел в ту сторону, где это происходило. Ведь там курочили наших боевых товарищей, которые были для механиков лишь бездушным набором деталей.

- Вот так и нас разберут на запчасти, - буркнул Редар.

Я лишь плечами пожал. «Ньюпор», на котором я сегодня первый раз поднялся в воздух, уже успели разобрать.

- Не хочу возвращаться в небо, - вздохнул Редар. - Сколько лет воюю, а вот сегодня не хочу - и всё тут. Страшно. Собьют меня в этот вылет. А не в этот, так в следующий, уж как пить дать.

- Брось, - отмахнулся я. - Не собьют. Мы с тобой из Бадкубе вырвались, значит, везучие.

- А может быть там, - он ткнул пальцем вниз, - всё везение и кончилось.

- Вот сейчас и проверим.

Механики дали отмашку, что наши аэропланы готовы к взлёту. Теперь мы уже обходились без приказов. Но не в этот раз.

Мы направились к аэропланам, однако нас остановил властный окрик.

- Стоять, господа летуны!

Мы обернулись на голос. Рядом со своим новеньким «Спитфайером» с флагманским вымпелом стоял высокий летун в кожаной куртке. Лицо его было украшено массивным чисто выбритым подбородком. Он старался бодриться, однако выглядел таким же усталым, как и мы с Редаром.

- Я - коронель Брондри из Тары, - представился он. - Вы поступаете в моё распоряжение вместе со своими «Ньюпорами». Они у вас, конечно, решето, но сгодятся.

- И какова будет наша задача? - опередил я Редара, который явно хотел задать тот же вопрос.

- Прикрывать моё звено во время охоты на торпедоносцы. Просто не дайте жёлтым подобраться ко мне и моим парням.

- Вот видишь, Редар, - хлопнул я по плечу своего ведомого с фальшивой бодростью, от которой зубы сводило, - а ты говорил, что тебя собьют. Теперь все шишки достанутся звену этого мистера.

Я указал на коронеля Брондри из Тары. Тот в ответ осклабился и отсалютовал нам двумя пальцами. Он явно был не чужд специфического летунского чёрного юмора.

Мы стартовали почти отвесно вверх. Нашим побитым боем «Ньюпорам» было непросто угнаться за новенькими «Спитфайерами» коронеля Брондри, и те, чтобы не сильно отрываться, вынуждены были постоянно придерживать обороты. Замысел коронеля ясен без какого-либо инструктажа. Подняться за линию облаков и оттуда ударить по торпедоносцам, попытавшись максимально использовать элемент неожиданности. Конечно, если такой шанс вообще представиться. Во что лично я не верил.

Нас перехватили уже на полпути к тяжёлым бипланам врага. Мы ринулись в атаку с каким-то остервенением. В воздушном бою не видишь лицо противника, и потому кажется, что дерёшься с бездушной машиной. Из-за этого убивать как-то проще, наверное.

Жёлтые аэропланы хлестали небо длинными очередями. Рядом рвались снаряды малых калибров. В воздухе визжали пули зенитных пулемётов и митральез. А мы насели на жёлтых так, как смогли.

Я надавил на гашетку, посылая очередь в первого попавшегося врага. Тот легко ушёл - в чём я и не сомневался. Наш с ним танец только начинался. Жёлтый хлестнул очередью, такой длинной, что фосфорные пули сливались в ней в единый поток, делая похожей на луч смерти. Прямо как в бульварных романах. Я увёл свой «Ньюпор» вверх, заложил крутой вираж. Попытался зайти к противнику слева. Но тот был начеку. Он наддал скорости, проскочил мимо Редара. Сел мне на хвост. Теперь пули свистели в опасной близости от фюзеляжа моего аэроплана. Я выжал из двигателя «Ньюпора» всё, что тот мог дать. Начал бросать машину из стороны в сторону, уводя её от потоков вражеских пуль. Заодно на чём свет стоит клял Редара, который никак не может отогнать этого гада от меня. Рванул к облакам, быть может, там получится укрыться. Но прежде чем я нырнул в грязно белую кипень, оттуда вырвался горящий аэроплан - жёлтый, украшенный шипами и обрывками цепей. Он потерял управление и нёсся вперёд, срываясь в неуправляемый штопор. Я едва успел уйти в сторону. Лицо обдало сначала жаром от горящей машины, а после приятно остудило влажностью облака.

Враг, сидевший у меня на хвосте, отвлёкся - и потерял меня. Но и я не стал искать его. Вынырнул из облака, и как оказалось очень удачно, или не очень. Как на это посмотреть. Прямо подо мной летел жёлтый торпедоносец. Вокруг него рассерженными пчёлами вились жёлтые аэропланы и «Спитфайеры» коронеля Брондри. Я же пока был вне этой схватки. Ненадолго. Я бросил свой «Ньюпор» почти отвесно вниз, одновременно нажал на гашетку. Оба пулемёта разразились длинными, под стать жёлтым, очередями. Фосфорные трассы прочертили небо, на мгновение соединив мой аэроплан с торпедоносцем.