– Эдвард, а твоя где машина? – обратился ко мне Гарретт, когда я закончил разговаривать по телефону.

– Бросил на окружной, там, где тропа начинается. Сейчас перегоню ее к твоему дому.

– Сиди, отогревайся. Сам все сделаю. Давай ключи.

– Я с тобой – на всякий случай – в лесу слышал волчий вой.

– Старому охотнику грешно бояться хищников. У меня против них заговор имеется.

– Заговор?

– Ага! Смазанное и заряженное ружье да патронташ с патронами.

Хлопнула дверь за Гарреттом, и я внезапно осознал, что выжат как лимон. И дико соскучился по Белле…

В гостиной только сейчас заметил наряженную елку около окна – ее огоньки весело подмигивали, создавая настроение праздника. Я подвинул кресло поближе к дивану и устроился на нем. Белла спала на боку – Гарретт уже когда-то успел накрыть ее вторым пледом. Под негрубой тканью нащупал ладонь – уже не такую холодную. Время от времени Белла начинала мелко дрожать, а я гладил ее спину…

«Милая моя девочка, я виноват в том, что тебе сейчас плохо.

Милая моя девочка…

Любимая моя девочка».

 </p>

***

<p>

Белла

Несусветно грустные серые глаза – их увидела первыми, когда очнулась.

Не сразу дошло, что вокруг, незнакомая обстановка. Правда, от высокого темноволосого человека исходили приветливость и тепло, но он куда-то без лишних слов испарился. И вообще было очень натоплено, даже слишком.

Я приподнялась в постели – немного кружилась голова. Чужая футболка на мне, со скалящейся волчьей мордой, и чьи-то трикотажные шорты.

Но больше все-таки волновала печаль в глазах Эдварда.

Я натворила что-то серьезное.

– Как ты себя чувствуешь? – Надломленность в его голосе.

Пощипывало лицо, а также пальцы рук и ног, но вполне терпимо – ничего серьезного.

– Нормально.

Горло подозрительно запершило – я прокашлялась. Горячие ладони накрыли мои.

– Белла, ты очень меня напугала, когда исчезла без предупреждения. Можешь объяснить, что произошло? – А теперь голос тревожный и будто простуженный.

И я вспомнила. Ель с игрушками, противная рыжая девица, заглохший пикап в сугробе… Меня передернуло – на глаза навернулись слезы от обиды. Нет, а почему я должна оправдываться?

– Пока ты ездил за документами, явилась твоя… девушка, – я замолчала, потому что не имела представления, что говорить дальше, и потому что упрямая слезинка всё же скатилась.

– Я трижды проклял эту злополучную папку, из-за которой не оказался на том месте, где должен был находиться, – Эдвард шумно выдохнул. – Белла, поверь мне, пожалуйста, что у меня нет никакой девушки, кроме тебя. Виктория заведомо сообщила тебе неправду – она подружка моей бывшей жены. Я уже год, как разведен, но ни с кем не встречаюсь. Хотя… нет, встречаюсь с тобой, Белла. А Виктория, поссорившись со своим парнем, видимо, решила «скрасить» мое Рождество, ведь я не афишировал, что у меня кто-то появился. Ты же не уйдешь больше никуда от меня? Скажи, не молчи!

Да, я молчала. Разве могла хоть что-то вымолвить после такого признания? Слезы встали в горле, и я набрала побольше воздуха в грудь и замотала головой, чтобы не расплакаться. От счастья. Уйти от Эдварда? Да ни за что на свете!

– Я не могу… – всхлип, – говорить. – Ну вот, все равно рассопливилась.

– Не надо, моя девочка! Всё хорошо.

Эдвард обнял меня. Впервые. Крепко и осторожно. Нежно и со страстью. Вот теперь, совершенно определенно, я никуда от него не денусь.

 </p>

***

<p>

Рождество с Эдвардом встречали вместе…

Накануне душевно попрощались с Гарреттом. Замечательный человек! Он взял с нас слово, что на Новый год обязательно к нему заглянем.

Мое рождественское «приключение» не прошло бесследно: ангину всё-таки подхватила. Сидеть возле елки с закутанной в шарф шеей и глотать пилюли вместо шампанского не слишком-то приятно. Но все это мелочи, по сравнению с тем счастьем, которое, кажется, теперь не помещалось в сердце. В домике егеря произошла странная и поразительная вещь. Когда Эдвард принес меня туда замерзшую и отогрел, он не только спас мне жизнь. В тот вечер окончательно растаял «ледник», в котором после смерти Сэма застыли мои чувства. Теперь они получили свободу. А Эдвард меня…

– Ваш целебный напиток готов! – Мой прекрасный принц поставил на столик гоголь-моголь.

– Спасибо большое! – я улыбнулась.

Эдвард второй день постоянно был рядом, ухаживал, будто за тяжелобольной, следил, чтобы лекарство принималось вовремя. Все попытки что-то сделать самой шутливо, но настойчиво пресекались.

– Пей на здоровье и поправляйся.

– Стараюсь. В принципе, уже практически здорова, – я почти не лукавила, утверждая это. – Думаю: к утру полностью поправлюсь и смогу выйти на работу – смена начинается с восьми.

– Даже не думай. Сначала следует толком вылечиться, а потом мы уже решим, что делать дальше.

– А кто будет думать за меня, и что значит: «мы решим, что делать дальше»?