Да, это было прекрасно, и Серафине хотелось жить, бороться с новыми опасностями, одерживать над ними победу. Да и кому не хочется того же? Но что, если опасность настигнет ее так стремительно, что она не успеет ее заметить? Как сова на лету хватает мышь, так опасность падет на нее сверху, вцепится когтями и прикончит раньше, чем она сообразит, что происходит. А если главная проблема вообще заключается не в том, сумеет ли она справиться с опасностью, а в том, успеет ли она ее вовремя заметить?

Чем больше Серафина думала о птичьем столпотворении, тем тревожнее ей становилось. Действительно, на улице все еще было очень тепло, и все же – не поздновато ли начинать перелет на юг в декабре? Серафина, нахмурившись, принялась искать на небе Полярную звезду. А, отыскав, поняла, что птицы вообще летят не в ту сторону. И, если подумать, она даже не была уверена, что эти виды птиц должны зимой улетать на юг.

Ее вдруг охватил пронизывающий до костей страх. Стоя на каменистой вершине холма, девочка проследила взглядом за птицами, а затем оглянулась туда, откуда они прилетели, – на темнеющий лес. Несколько мгновений она сосредоточенно думала. И вдруг поняла.

Птицы вовсе не улетали на юг.

Они спасались бегством.

Серафина глубоко вдохнула, собираясь с силами. Ее сердце забилось сильнее. Мышцы рук и ног напряглись.

Что бы это ни было, но оно надвигалось.

Надвигалось прямо сейчас.

Спустя мгновение ухо Серафины уловило какой-то звук. Это был не шелест воробьиных крыльев, а что-то иное, поднимавшееся от земли. Серафина, склонив голову, внимательно прислушалась. Похоже, звук шел из долины.

Она повернулась лицом к источнику звука и приставила ладони к тыльной стороне ушей – трюк, которому она научилась от летучих мышей.

До Серафины донеслось слабое позвякивание сбруи и цокот копыт. Внутри у нее все сжалось. Уж больно странными казались эти звуки глухой ночью. По вьющейся, длиной в три мили, дороге, ведущей к поместью, поднималась упряжка лошадей, влекущая за собой экипаж. Появись они днем, в этом не было бы ничего странного. Но никто никогда не приезжал в Билтмор по ночам. Что-то тут было не так. Гонец привез плохие вести? Кто-то умер? Снова началась война между Севером и Югом? Какая беда обрушилась на мир?

Попятившись от каменистого края обрыва, Серафина поспешила спуститься в долину и пробралась через лес к одному из горбатых кирпичных мостов, перекинутых там, где дорога пересекала речку. Спрятавшись в листве горного лавра, она видела, как мимо проехал старый, потрепанный экипаж. Чаще всего в экипаж запрягали одну или две лошади, но этот везла четверка мощных темно-гнедых жеребцов. Их тела влажно блестели в лунном свете, ноздри раздувались.

Серафина тревожно сглотнула. Это был не гонец.

Брэден объяснял ей, что жеребцами трудно управлять, они яростные и непослушные, брыкаются и кусаются и, помимо прочего, ненавидят других жеребцов. Но эти четверо дружно тянули экипаж.

Серафина попыталась разглядеть кучера, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Место кучера было пусто. Кони бежали в ногу, подчиняясь единому ритму, словно ими правила чья-то умелая рука. Но кучера не было.

Девочка стиснула зубы. Все было неправильно, она это нутром чуяла. Экипаж направлялся прямиком в Билтмор, а там все крепко спали и даже не догадывались о его приближении.

Экипаж повернул за угол. В тот же миг Серафина сорвалась с места и кинулась следом за ним. Она мчалась прямиком через лес, не упуская из виду экипаж на извилистой дороге. Хлопчатобумажное платье, подаренное миссис Вандербильт, было не очень длинным и не мешало бежать, но угнаться за конями оказалось на удивление трудно. Серафина бежала напролом, перебираясь через поваленные стволы и перескакивая через папоротники, перепрыгивая овраги и карабкаясь на пригорки. Она срезала путь, следуя вдоль вьющейся и петляющей дороги. Несмотря на тревогу и волнение, гонка с лошадьми вызвала у нее улыбку, а потом и смех, хотя дышать на бегу от этого стало только труднее. Но погоня с прыжками и скачками захватила ее целиком.

И тут кони внезапно замедлили ход. Серафина прервала бег и пригнулась к земле.

Кони встали. Серафина метнулась в заросли рододендронов на расстоянии брошенного камня от экипажа и затаилась, тяжело дыша.

Кони беспокойно переступали, из ноздрей у них валил пар.

Серафина с колотящимся сердцем смотрела на экипаж. Вот медленно повернулась ручка дверцы. Девочка пригнулась ниже.

Дверца плавно отворилась.

Серафине показалось, что внутри находятся двое. Но тут же их окутало облако такой тьмы, какую ей еще не приходилось видеть, – густая черная тень, сквозь которую ничего невозможно разглядеть, даже если у тебя острый глаз Серафины. Затем из экипажа вышел высокий жилистый мужчина в широкополой кожаной шляпе и темном поношенном пальто. У него были длинные спутанные седые волосы и такие же седые усы, а борода напомнила Серафине мох, свисающий с корявого дерева. Мужчина встал посреди дороги, опираясь на сучковатый посох, и посмотрел на лес.

Из экипажа неслышно выпрыгнул волкодав самого свирепого вида и уселся возле хозяина. За ним – еще один. Псы были головастые и черноглазые, с крупными гибкими телами, покрытыми плотной черно-серой шерстью, чем-то напоминающей крысиную. Всего из экипажа выбралось пять волкодавов. Собравшись в стаю, они внимательно изучали лес, готовые напасть и убить.

Боясь издать малейший звук, Серафина вдохнула так медленно и осторожно, как только могла. Удары сердца громом отдавались в груди. Ей хотелось бежать. «Замри, – приказала она себе. – Замри в полной неподвижности». Девочка была уверена, что ее не заметят, если только она сама себя не выдаст.

Трудно сказать, почему, – может быть, из-за поношенного длинного пальто или из-за видавшего виды экипажа, – но Серафине показалось, что человек этот проделал долгий путь. И девочка очень удивилась, когда он захлопнул дверцу, отступил назад и посмотрел на коней. Жеребцы рванули с места, словно их огрели плеткой, и экипаж быстро растворился в ночи, унося с собой того, кто остался внутри, в сторону Билтморского поместья. А бородатый мужчина с собаками остался в лесу. Но его это ничуть не рассердило и не огорчило. Наоборот. Кажется, именно этого он и хотел.

Бородач произнес слова, непонятные Серафине, и псы окружили его. Это были жуткие зверюги с мощными лапами и здоровенными когтями. В отличие от обычных собак, которые начали бы нюхать землю и исследовать лес, псы не отрываясь смотрели на хозяина, как будто ожидали приказа.

Лицо мужчины скрывали опущенные поля шляпы. Но, когда он поднял голову и посмотрел на луну, у Серафины перехватило дыхание. На старом морщинистом лице сияли серебристые глаза. Они излучали силу и могущество. Человек приоткрыл рот, словно втягивая в себя лунный свет. Девочка ожидала, что он что-то скажет, но мужчина вдруг издал кошмарный, какой-то шипящий крик, долгий пронзительный скрежет. И в ту же секунду из лесу вылетела белая, точно привидение, сова-сипуха, совершенно беззвучно взмахивая крыльями. Она отозвалась на призыв таким же леденящим кровь воплем, от которого у Серафины мурашки побежали по всему телу.

Пролетая над Серафиной, сова повернула свое странное плоское лицо в сторону девочки, словно высматривала добычу. Та припала к земле, как испуганная мышка.

Когда сова растворилась в ночном сумраке, Серафина осторожно приподнялась, и сердце ее похолодело. Бородатый мужчина и пять его волкодавов смотрели прямо в заросли, туда, где пряталась девочка. Глаза мужчины по-прежнему сияли необычным светом, хотя луна больше не светила ему в лицо.

Серафина попыталась убедить себя в том, что ни мужчина, ни псы не способны разглядеть ее среди листвы, но ее не оставляло ужасное чувство, что все они отлично знают, где она находится. Ей показалось, что почва у нее под ногами вдруг стала неизвестно почему влажной и скользкой, а плющ на лесной подстилке зашевелился. Ей послышалось щелканье, а затем долгое хриплое шипение. И тут же она ощутила дыхание мужчины на своем затылке. Девочка резко дернулась от страха и обернулась. Но позади не было ничего, кроме темноты.