Тень Алейтис, падающая ей прямо под ноги, помаленьку укорачивалась двойное светило поднималось по своей небесной дуге к зениту... Алейтис чувствовала себя сытой, сытой и удовлетворенной. Добавить бы к этому ощущению капельку радости - и тогда все будет хорошо!
И она радовалась. Радовалась упругости своих мышц, радовалась силе, которой было пропитано все ее тело. Под подошвами мокасин пружинила трава источник жизни в степном мире. Алейтис ощущала, как эта вибрирующая жизнь проходит сквозь все ее тело и устремляется вверх, - Лейта!
Она подняла голову, отогнула тгаползптий па глаза платок:
- Н'фрат?
Косматая треугольная голова сесмата нависла над плечом Алейтис. Она почесала кобыле нос.
- Шенти! - улыбнулась она.
Н'фрат, сидевшая на сесмат, с тревогой посмотрела на Алейтис:
- Ты не хотела бы некоторое время проехать в херете?
Алейтис лениво мигнула.
- Нет,- произнесла она сонным голосом, - я себя великолепно чувствую, Н'фри. В любом случае осталось ехать около часа, - она кивнула на солнце, а потом ос-тановка на час большой жары. Сколько еще до колодца?
Н'фрат перебирала поводья.
- После остановки садись в херрет, Лейта. Тебе понадобятся силы. - Она сомкнула губы, ее юное лицо было взволнованно. - Сегодня ночью лагерь разводить не будем. Придется идти всю ночь.
Немного нахмурившись, Алейтис внимательно всмотрелась в ее лицо:
- А как же стадо?.. - Она помахала рукой в сторону ид'рве. - Ведь ему это на пользу не пойдет, верно?
Вожжа чуть-чуть дернулась, отвлекла ее на секунду.
Она приструнила животных и снова повернулась к Н'фрат:
- Но ведь сегодня к ночи мы должны были дойти до колодца. Шрима сказала об этом утром... Я точно помню...
- Колодец отравлен. - Лицо Н'фрат посуровело, отвердело. - Кхем-ско выехал вперед, на разведку, и обнаружил возле него три семьи гексхеве, которые умирали от этой воды. Он послал назад мальчика с вестью, а сам двинулся дальше, искать воду. Новый колодец будет только завтра. Там и устроим ч'чия, чтобы найти бвобиапа, сотворившего все это. - Лицо ее стало мягче, она улыбнулась. - Так что лучше садить в херрет. А чанерев возьму я.
Она прищелкнула языком, сесмат побежала вперед, догоняя остальных шомхиатве, ехавших группой.
Алейтис гневно пнула ногой высокую траву. Отравить воду... что может быть страшнее подобного преступления, в этих вочти безводных просторах?! Губы ее изогнулись.
"Я сама начинаю верить в то, что приношу несчастье..." В ту ночь было необычайно тихо - ни разговоров, ни свиста, ни смеха - всего того, что обычно сопровождает марши через степь. В грозно нависшей тишине раздавалось лишь жалобное мычание да редкие вздохи подгоняемых животных - они не хотели идти, им был необходим отдых. Ночь вступила в свои права, и мычание уже не смолкало, - скот устал до изнеможения. Телята не поспевали за взрослыми животными, они падали и погибали под их копытами. Алейтис, сидевшая в херроте, содрогалась всякий раз, когда до нее доносилось беспомощное мычание отставшего или затоптанного теленка. В конце концов нервы ее не выдержали, и она, плотно зажав ладонями уши, рухнула лицом вниз.
Казалось, отчаянному ночному маршу не будет конца - это был дикий кошмар. Начался второй день перехода. К счастью, еще до наступления большой жары измученные животные достигли небольшого мелкого озерца и жадно стали глотать мутноватую воду. Алейтис выбралась из фургона, потянулась затекшим телом. Там, где пролегал маршрут, стаями кружили стервятники. Алейтис повернулась к стаду, и губы ее плотно сжались, побелели - количество телят заметно поубавилось.
Ее заметила Н'фрат и поспешила подъехать.
- Плохи дела? - спросила Алейтис с болью в голосе.
- От молодняка осталась всего треть. Могло быть и хуже. - Н'фрат потерла ладонью усталое, запыленное лицо.- Теперь придется забивать меньше, чем предполагалось. Лейта...
- Что, Н'фрат?
- Понимаешь ли, люди... В общем, люди очень злы сейчас. Я уверена, что ты не имеешь совершенно никакого отношения к тому, что с нами произошло... Но постарайся понять их состояние - ты ведь знаешь, как они относятся к чужакам... Сейчас они готовы разорвать па куски первого попавшегося. Тебе лучше не показываться им на глаза. Оставайся в херрете. А остальное - это дело нашего клана. Мы сами во всем разберемся.
Алейтис кивнула: - Спасибо, Н'фри.
Когда над равниной опустилась глубокая ночь и над горизонтом всплыли дре полные бледные луны, Ааб иЗеб, весь клан медвей собрался у костра, разведенного на влажном берегу озера. Люди едва сдерживали кипящий гнев, лица их были мрачны и замкнуты. Они сидели полукругом примерно на расстоянии двух херретов от огня. Вот к костру, возле которого были набросаны меховые шкуры, торжественно и серьезно направился Мпаво. Он уселся, скрестив ноги, и установил между коленями бубен.
Мгновение помедлив, Миаво коснулся туго натянутой кожи, пальцы его выбили дробный узорчатый ритм. Уставившись в огонь, он принялся правой рукой выстукивать основной ритм, в то время как левая рука не давала бубну затихнуть.
Ракат выпрыгнула на влажный песок у края воды, красные отблески огня заплясали на ее лоснящемся от масла теле. Выбивая ногами контрритм, изогнув над головой руки, с трепыхающимися наподобие маленьких крылышек ладонями, она сделала один круг, остановилась и, покачиваясь, протянула руки к серебряным отражениям Ааб и Зеб, плывущим по спокойной черной воде озера.
Молча, одна за другой, все Шемхани сели полукругом, лицом к Кхем-ско. Голос Кхатеят влился в треск пламени, когда она запела на древнем языке: "Р'ен'фрат, кхесавсеф верет колхизов чре ягика..."
Покачиваясь, поднялась Н'фрат, над озером поплыл ее чистый юный голос. Ракат снова оживилась, танцем сплетая парящую песню, рокот бубна в единую нить.
Сидя в херрете шеквия, в полной темноте, Алейтис наблюдала за танцем. Она чувствовала некоторую неловкость, но, побуждаемая ненасытным любопытством, всетаки не осталась в своем чене.
Алейтис осмотрелась, вокруг - молчащий лагерь.
"Мне там делать совершенно нечего, - подумала она. - Они приковали Ставвера на эту ночь". - Ее передернуло при одном воспоминании об этом.
Со стороны озера тягуче-маслянистыми кольцами наплывала на Алейтис невидимая энергия. В голове начала пульсировать тяжелая боль.
- Н'тахейтмааа, Н'тахетиа, Н'тахтия, - чистый голос Н'фрат плескался, как вода в горном ручье. - Метавет ни ния нет явари тв: п мегкош х'вев... те'н мегшеш х'вев... - пульсирующие сочетания "Н" и "М" стучали в череп Алейтис, как вода в речных стремнинах, на перекатах... как молот. Отблески пламени на извивающемся теле Ракат, рваный ритм барабана, тихое гудение сидящих у костра членов касты, физически ощутимые потоки ментальной энергии, - от всего этого ей сжало голову стальным обручем. Глаза Алейтис затуманились, словно на них выступили слезы. Легкие работали напряженно, как будто воздух стал гуще. Она тяжело дышала, кожа лица горела.
Серебристая струйка металлических прохладных нот успокаивающей мятой пронизала перегретый воздух ночи. Алейтис подняла руку - пальцы коснулись холодного металла. Теперь она ощущала на висках тяжесть диадемы. Тысячи щупалец больно сверлили мозг. Напуганная, она опустила руку.
Мелодия оборвалась одновременно с пением у костра - обoрвалась на той же вопросительно-требовательной ноте. Фигура танцовщицы замерла, затвердела, протянув к луне руки. Барабан замолчал на полуударе. - Пальцы барабанщика замерли в полудюйме от натянутой кожи. Напряжение сгустилось, злые горящие глаза всего клана в ожидании были направлены на Ракат.
- Бвенбан ни'м? - спросил Миаво глубоким переливчатым голосом.
Ракат, помолчав некоторое время, издала наконец хриплый вскрик, постепенно смодулнровавшийся в отрицание: - Нин... нин... нин... ниншиен...
И тяжело дыша, вся перепачканная песком, рухнула на землю. Костер вдруг словно немного пригас, окруженный черным туманом.
