У нас были бы общинные сады и огороды, конюшни и маршрут для конных прогулок. У нас была бы торговая точка и общинный центр, и мастерская для развития народных промыслов. У нас было бы место для того, чтобы обучать детей на своем языке. Вот это была бы естественная среда обитания. Только для нее необходимо много хорошей земли.

Глава 16

А теперь я расскажу вам о самой войне.

Война за эти четверть акра началась летом 1976 г., как раз в разгар празднования 200-летия образования США. Я находился в ту пору в Висконсине, в резервации индейцев манси, с куратором музея в Трэйлсайде, принадлежащим резервации Уорд Понт-ридж, в Нью-Йорке. Мы искали остатки делаварского языка. И вот до меня донеслась весть, что сосед, проживающий рядом с четвертью акра, учинил судебный иск, утверждая, что эта земля – его собственность, что он купил её у Джорджа Шермана много лет назад. Он велел нам «засыпать дыру и убираться с земли».

«Дыра» была котлованом для бревенчатой хижины, которую начали строить на фундаменте старого дома Шермана.

Я тотчас вылетел домой. Я встретился с членами племени. Мы решили противостоять соседям всеми возможными путями. Отношения с соседями никогда не были хорошими. Тут проживают одни миллионеры. Это -одна из богатейших зон США. Ин не нужна индейская резервация – говорят, она сбивает им цены на собственность.

Город Трамбулл нетерпим ко всем, кто не является белым жителем. Говорят, будто я «не вписываюсь». Им не нравится ни мой барабан, ни мои собаки.

Я держу несколько собак, никуда их не выпуская. Это сторожевые псы, немецкие овчарки. После того, как я оставил бизнес с грузовиком, я стал работать охранником в местном банке. У меня есть разрешение на Кольт 38 калибра. Собаки и револьвер были частью моей работы.

Я работал охранником и водителем для компании Сити-Траст, в Бриджпорте. Я работал на розыскное Бюро Пинкертона. Я работал и на Морской службе безопасности в г. Милфорд. Для этого нужна квалификация. Мой послужной список очень хорош. Есть у меня фотография: начальник полиции г. Милфорда присуждает мне приз за работу, проводимую с детьми.

Но соседи стали жаловаться, что собаки мои поднимают лай, что я будто бы собираюсь кого-то застрелить, что автомашины, когда племя собирается на празднество, перегораживают проезд, что у нас шумно и т.д. А вот когда их дети запускают на всю мощность стереомагнитофоны – это не шум, это – музыка.

Когда разразилась война за четверть акра, соседи намеревались выгнать меня, избавиться от нежелательного элемента. В музее племени, расположенном в моем доме, внизу, имеется старинное объявление о продаже недвижимости, восходящее в прошлому веку. Там на фото изображено местечко, расположенное недалеко отсюда. И сказано: «До Николса можно добраться только машиной или автобусом, или частным транспортом, благодаря чему здесь складывается население, состоящее из добропорядочных людей, тогда как возможность удешевления городка затруднена, приток нежелательных элементов отсутствует». ‹

Вот опять это слово, которое применяют и сегодня: индейцы всегда были «нежелательным элементом».

Во время военных действий, когда председатель агентства по Гражданским правам в Хартфорде занялся изучением этого города, выяснилось, что Трамбулл – самое худшее место для проживания представителей этнического меньшинства.

Надо сказать, что не все соседи были настроены враждебно. Некоторые очень помогали и сочувствовали нам, писали в поддержку в газеты, а отдельные даже выражали желание стать индейцами…

Это связано с недовольством тем образом жизни, который они ведут, потому что все делает за них техника. Многие подростки, возвращаясь из школы, находят на кухне записки вроде: «Сходи в Макдоналдс, поешь чего-нибудь». Вот они и идут в Макдоналдс за жареным картофелем, потому что дома никто им не готовит.А через время им картошка надоедает, и они принимаются за марихуану.

Жизнь у многих семей здесь неудовлетворительна также от того, что мужчины ненавидят свою работу и прямо признаются в этом. Даже двухнедельный отпуск ничего не меняет в их отношении.

Но некоторые соседи были к нам по-настоящему добры. Человек, владевший бензоколонкой через улицу напротив, держал туалет открытым всю зиму, в течение нашей войны, чтобы индейцы, проживавшие тогда в резервации могли воспользоваться им. А когда дело дошло до того, что у нас не хватало людей для круглосуточной охраны резервации, некоторые из соседей-белых помогли нам и в этом, давая краткую передышку.

Им тоже приходилось нелегко: они шли на риск. Один из них, особенно известный своей поддержкой и добрым отношением к нам, стал получать угрожающие телефонные звонки; ему грозили смертью. Все это зарегистрировано в отделении полиции г. Трамбулла.

Но эти люди все равно продолжали нам помогать. Они понимали, что индейцы живут по-другому и готовы были принять эти различия. Ведь в различиях нет ничего плохого. Будь мы все одинаковы, жизнь стала бы адом.

Глава 17

Еще до того, как я отправился в резервацию Манси, в Висконсин, летом 1976 года Координатор по делам индейцев уже получил письмо от моего белого соседа. В письме сосед утверждал, будто четверть акра принадлежит ему. Но об этом письме мне ничего не сказали.

Был один член племени Голден Хилл, который знал о нем. Но он тоже ничего не сказал мне. Он уверял меня, что все в порядке. Это был индеец, ассимилированный в общество белых, который мало что знал об истинно индейском характере и обычаях. Он знал о письме – и позволил мне отлучиться.

Мой белый сосед заварил всю кашу очень спешно. И власти штата, испугавшись судебного иска, приостановили сооружение бревенчатого дома. Они потребовали рассмотрения возможностей этого участка земли. Они постановили провести исторические изыскания, чтобы определить, на основании старых записей, истинного наследника земли.

Белый сосед пытался обвинить нас во всем, чем только мог. Как-то он заявил, что четверть акра не дают необходимой дренажной системы, и значит, по санитарным условиям нам жить Здесь невозможно.

Между тем, слух о войне быстро распространился и индейцы приезжали, чтобы нас поддержать. Мы поставили типи у основания бревенчатого дома для индейцев, которые прибывали из городка и со всего штата. Типи принадлежало Джейн Оленье Сердце, которую по индейски звали «Томкус». Типи стоило свыше семисот долларов, и все же она дала нам воспользоваться им; правда места в нем было немного.

Когда старое строение было снесено, я перешёл во времянку – небольшое сооружение в левом заднем углу земельного участка. Оно и сейчас стоит. Величиной оно всего четырнадцать на шестнадцать футов, а построено было в 1831 году, а может быть и раньше. Прежде мы там хранили старую мебель. Мой дядя, Эд Шерман, позволял местной детворе устраивать там сходки…

Когда старый дом разобрали, власти предложили мне переселиться в гостиничный номер в Бриджпорте, поскольку Координатор по делам индейцев утверждал, что страховка не обеспечит меня на тот срок, пока построят новый дом. Но я не собирался ни за что покидать резервацию. Поэтому я перенес все свои пожитки в гостиницу, а сам остался во времянке.

Сосед утверждал, что времянка тоже принадлежит ему. Со мной в нее переселился и мой сын Кении Лунный Лик. Моя жена покинула нас на время, переехав к родственникам: места у нас было мало, а ситуация все накалялась.

Во время времянке не было ни центрального отопления, ни электрического света. Мы обогревали её пропановой печкой. Была у нас железная кровать, старая кушетка, да набор кухонной утвари. Мы думали, что пробудем тут недолго. Но мы ошибались.

Типи могли вместить не больше дюжины индейцев. Когда там было слишком много народу, индейцы спали и во времянке. Иногда я сам спал в типи – я это очень любил. Там было тепло даже зимой, когда всё крутом покрыто снегом. Но сосед мой, преследовавший нас, заявил, что типи тоже нарушает санитарные условия: там проживает слишком много народу, еду готовят под открытым небом – это негигиенично, аморально и неприлично. Все американцы то и дело устраивают пикники в собственном дворе, а когда это делают индейцы – это становится «неприличным».