Степан вовремя заметил самолеты и резко свернул направо – прятаться. В кузове же – снаряды, и достаточно одного случайного осколка… Костя очень торопился на войну, но вынужден был согласиться – действительно, ехать опасно, к тому же все равно требовалось сделать остановку, охладить мотор. На дневной жаре он нагрелся до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть – и взорвется…

Сползли на обочину, встали под деревьями – благо вокруг густой лес, укрыться легко. Очень вовремя: один из «мессеров» заметил автоколонну и резко пошел вниз, начал поливать шоссе из пулеметов. Люди бросились врассыпную, побежали, давя друг друга, упали в канавы, забились под деревья…

Немецкий летчик, довольный произведенным эффектом, развернулся и решил сделать еще один заход. Ме-109 шел так низко, что Костя видел в прозрачном «фонаре» кабины улыбающееся лицо пилота. Его голова в кожаном, обтягивающем шлеме напоминала черное яйцо…

Красноармейцы открыли по «мессеру» винтовочный огонь, но это, похоже, нисколько не смутило летчика – тот развернулся и хладнокровно пошел на третий круг. Частые султанчики разрывов встали в дорожной пыли, пули со звоном защелкали по кабинам, по бортам и кузовам. Попали в людей, в лошадей…

У соседней полуторки кто-то тонко, пронзительно вскрикнул, затем на шоссе выскочил молодой боец, весь в крови. Красная струйка текла по его лицу, тяжелые капли падали на гимнастерку. Парень пробежал еще немного, а потом упал на землю и забился в конвульсиях. Но через минуту уже затих, только капли крови по-прежнему падали с его белого мертвого лица в сухую дорожную пыль. И мгновенно впитывались… В глазах убитого застыл немой вопрос: за что?

Это была первая смерть, виденная Костей на войне. Потом их было много, очень много, но эта, первая, запомнилась навсегда…

– Вот сволочь! – зло выругался Степа и погрозил «мессеру» кулаком: – Видит, гад, что нам отвечать нечем, вот и издевается. Ну, подожди, тебе еще дадут прикурить!

И точно – из-за макушек деревьев вынырнули два краснозвездных истребителя. Костя присмотрелся – «ишачки», старые, но вполне еще годные машины. Советские летчики быстро сориентировались в ситуации и пошли в атаку на ползущие в голубом небе Ю-87 с грузом бомб.

– Ну, сейчас они за все ответят! – злорадно усмехнулся Степан. – Получат фашисты по полной!

Наперерез «ишачкам» метнулись два серых «мессера». И завертелась небесная карусель! Самолеты гонялись друг за другом, кувыркались, выделывали немыслимые кульбиты, пытаясь зайти в хвост, строчили из пулеметов…

К сожалению, Ме-109 оказались ловчее и быстрее стареньких И-16. Одному из них удалось поймать «ишачок» на выходе из пике и прошить длинной пулеметной очередью. От фанерного фюзеляжа во все стороны полетели рваные щепы, самолет задымился…

Истребитель камнем пошел вниз, мгновение – и вертикально воткнулся в землю. Раздался глухой взрыв, над деревьями поднялось черное, горячее, клубящееся облако. Пилот, очевидно, сразу погиб…

Второму «ишачку» тоже не повезло: «мессеры» зажали его в «коробочку» и расстреляли в упор. В небе закачался белый купол парашюта, пилот успел покинуть горящую машину. Однако один из Ме-109 сделал специальный заход и хладнокровно расстрелял парашютиста в воздухе. Купол резко «погас», свернулся, летчик камнем упал вниз, на лес. С такой высоты – вряд ли выжил.

– Нет, ты смотри, что делает, гад! – возмущенно воскликнул Степан. – Добивает летчика! Это ж надо! Вот ведь сволочь!

– Это война, – тяжело вздохнул Костя, – тут свои правила. Точнее, нет никаких правил… Ладно, поехали, немцы, кажется, уже улетают…

И точно: гул самолетов начал стихать, люди с опаской возвращались на шоссе. Убитого красноармейцы погрузили в полуторку, сели и покатили дальше. Пора и им трогаться…. Степан вывел машину на дорогу и, ловко лавируя между машинами, телегами и пехотинцами, повел свой грузовичок в сторону Луцка. На войну!

До места добрались уже поздно вечером – еще несколько раз приходилось останавливаться и пережидать налеты. К счастью, ни одна пуля в кузов не попала, доехали вполне благополучно.

20-ю танковую нашли в глухих лесах, на узкой проселочной дороге где-то у Клевани. Довольный Степан поехал разгружаться, сдавать ящики со снарядами, а Костя отправился искать штаб дивизии. Нашел (брезентовый навес под деревом), спросил у дежурного, где комдив, представился по всей форме.

Полковник Черняев, исполняющий обязанности командира 20-й танковой дивизии вместо заболевшего Михаила Катукова, мельком взглянул на молоденького лейтенанта и кивнул начальнику штаба Николаю Чухину – определи куда-нибудь!

Николай Дмитриевич, недолго думая, отправил Костю в 40-й танковый полк – это с полкилометра дальше, по шоссе на запад. Чуев снова побежал… Командир полка майор Третьяков окончательно решил Костину судьбу – назначил в первый батальон, к капитану Исаеву. Ему новый комвзвода вроде был нужен…

Веселый, никогда не унывающий Александр Сергеевич (полный тезка великого поэта) иронически встретил молодого лейтенанта:

– Ну что, – хмыкнул Исаев, рассматривая изрядно помятую, пыльную Костину форму (несколько раз приходилось лежать на дороге), – досталось тебе уже?

– Никак нет! – чуть обиделся Костя. – Нормально доехал, хоть сейчас в бой!

– Ишь ты, шустрый какой… – довольно протянул капитан. – Впрочем, молодец, одобряю! Я и сам такой. Давай пять!

Обменялись крепким рукопожатием. Александр показал на стоящие под высокими соснами танки:

– Вот они, наши боевые кони! Нравятся?

– Так точно! – по-уставному громко ответил Костя.

– Да перестань ты гаркать! – досадливо поморщился Исаев. – Не на параде же, давай по-человечески. Ты есть-то хочешь?

– Так точ… То есть. да, конечно! – честно признался Костя.

Еще бы – за целый день, считай, ни разу нормально и не поел, лишь на ходу, в машине, пожевал бутерброд с колбасой, предложенный Степаном. Из его личных запасов…

– Тогда давай ко мне в палатку, – предложил Исаев, – поужинаем, а заодно и поговорим.

Им принесли чуть теплую кашу (успела уже остыть) с кусочками сала, они ели и беседовали – о жизни, о начавшейся войне. Капитан Исаев, как выяснилось, окончил то же танковое училище, что и Костя, только на четыре года раньше.

Выпили, как полагается, разбавленного спирта из жестяных кружек – за знакомство, за начало службы. Чуев чуть хлебнул и сразу же закашлялся – дыхание с непривычки сперло. Исаев услужливо протянул ему флягу с водой – запей! Костя сделал большой глоток и кивнул – спасибо.

Исаев рассмеялся:

– Ну, считай, прошел первое крещение! А завтра, надеюсь, будет и настоящее, боевое! Наконец-то встретимся с немцами и наваляем им как следует, а то целый день по лесам да полям таскаемся, и все без дела. Десять машин уже потеряли – и все из-за поломок. Рембат где-то отстал, тащится черт знает как, приходится бросать машины прямо на шоссе. Пусть ждут и чинятся, а потом догоняют. Вот такие у нас пироги, лейтенант… Ладно, ты, смотрю, уже поел, ну и хорошо, двигай в первую роту, к старшему лейтенанту Серегину, ему нужен новый взводный. Лешка Бобков на повышение пошел, ротным стал, вот и освободилось место.

Так Константин Чуев получил танковый взвод.

На следующий день, вопреки ожиданиям, в бой они так и не вступили. По приказу Константина Рокоссовского 20-я танковая дивизия по-прежнему двигалась на Луцк. Впереди, как всегда, шел первый батальон. В том числе и БТ лейтенанта Чуева.

С экипажем «бэтушки» Костя познакомился утром. Поздно вечером, считай ночью, прибыл на место, в роту, нашел свою машину, но экипаж уже отдыхал – младшие сержанты Иван Лесовой и Борис Локтев спали прямо на земле, на куске брезента. Костя будить их не стал – устали ребята. Да и сам он уже валился с ног. Этот день был самым длинным в его жизни…

Кинул на землю плащ-палатку, лег рядом. Не успел сомкнуть глаза, как мгновенно провалился в глубокий сон. А когда рано утром проснулся, то сначала не мог сообразить, почему лежит не на привычной койке в казарме, а на траве в каком-то лесу. И почему над ним – высокие стройные сосны, а не выбеленный потолок спальни. И почему солнце падает не из окна, а льется прямо с неба… Но скоро все вспомнил и вскочил: ну да, он же на войне! Его первый настоящий армейский день…