– Как только выйду на службу, нужно будет не забыть подать на их грёбанную компанию очередную жалобу, – зло подумал я, включив дворники дабы хоть немного разгрести летящий из–под колёс грузовика снег.
Громкий хлопок неожиданно разрезал воздух. Одна из трёх десятков покрышек невероятно огромного прицепа с грохотом лопнула. Повинуясь беспощадным инстинктам, я дёрнул руль резко влево, именно это и помогло увернуться от ошмётков резины и металла, несущихся прямиком в лобовое стекло. Машину занесло и начало раскручивать в диком танце, смертельно опасном для жизни людей, ставших заложниками груды металла.
Кружась безумным вихрем, на долю секунды удалось остановить мгновение, дабы оценить весь ужас происходящего. Огромная махина злосчастного грузовика, пересекая дорожное полотно, сметала своим телом всё находящееся на смертоносной траектории. Голова разрывалась, сознание затмевал оглушительный визг колёс и звуки скрежета сминаемых автомобилей, кажущихся крошками по сравнению с радиоактивным монстром.
Стараясь избежать той же участи, я окончательно потерял контроль над управлением, джип вновь занесло, раскрутив на скользкой поверхности заледенелого асфальта. Время остановилось. Казалось, это происходит не сейчас и не с нами. Не было слышно ни пронзительного крика Кристи, ни хруста сминаемого, словно фольга, металла автомобиля. Последнее, что я увидел, оглянувшись назад – огромные глаза дочки, распахнутые в удивлении и страхе, будто бескрайними водами океана они были полны слез. Она безмолвно плакала.
Мир перестал существовать.
Глава 1
– Максим… Максим! – тонкий женский голос как–бы издалека, из–за грани подсознания пробивался в мозг, то и дело пытаясь помешать серому сну, не имеющему абсолютно никаких красок. Помутневшее сознание начало с огромной неохотой развеивать дымку, поглотившую всё моё существо.
Ослепительно яркий свет тут же заставил зажмурить и без того не широко открытые глаза. Я пытался закрыть лицо рукой, но сделать этого не получилось.
– Что происходит? – выговаривать слова мне удавалось с большим трудом, словно язык был налит свинцом.
Повернув голову, я увидел, что обе мои руки забинтованы и прижаты к телу.
– Тихо, парень, не дёргайся, – услышал я ещё чей–то голос, – Анастасия Павловна, Вы уверены, что сейчас стоит с ним разговаривать? Тем более если оценивать дозу облучения, удивительно как он вообще остался жив.
– Алексей Николаевич, я сама решаю, когда мне стоит или не стоит что–то делать, – резко оборвала его какая–то женщина.
– Хоть подействовало? – сменив тон уточнил мужчина.
В этот момент я не громко простонал. Корчась от боли, еле переворачиваясь, я поинтересовался, сможет ли кто–то из этих людей объяснить мне, где я нахожусь и что вообще происходит?
– Подействовало, – с облегчением в голосе констатировала женщина.
– Максим Анатольевич, – громко произнесла она, – Вы находитесь в реанимационной палате, для людей, страдающих острой лучевой болезнью.
Посмотрев на табло электронных часов, висевших точно в центре пустой стены, она добавила: – Сейчас 12:47 по межконтинентальному времени. 14 марта 2089 года.
Дата раскалённым ножом врезалась в моё сознание.
– Три месяца, черт подери!
– Неужели прошло уже столько времени? Как же так?
Неожиданно, яркой вспышкой молнии, в голове вспыхнул страшный вопрос, на который я и сам боялся получить ответ.
Набравшись мужества я задал вопрос, одновременно желая и боясь получить ответ:
– Где Кристи и Джулия? Где моя семья?
Женщина, потупив взгляд, тихо ответила: – соболезную, Максим, их больше нет.
– Что значит «их нет»?! Какие к черту, соболезнования?!
Эти слова вихрем кружились в голове, не желая оседать данностью в израненном сознании. Я провалился в бездонную яму, к горлу тут же подкатился огромный ком, и меня вырвало прямо на больничное покрывало. Приборы тут же забили звуками тревожной сигнализации. Сознание вновь окунулось в чёрную пелену забвения, где нет ни боли ни тоски, туда где правит мрак и темнота.
Прошла неделя, хотя возможно уже миновал целый месяц, я безнадёжно потерял счёт времени, и вообще, окружающий мир стал для меня настолько чуждым и пустым, что возвращаться в него не возникало никакого желания. Практически всё время я лежал в палате, но иногда приходилось вставать и ходить из угла в угол, чтобы хоть как–то размять затёкшие мышцы ног, однако мир вокруг меня был словно занавешен серой пеленой и лишён всяческих красок. Мысли поглотились самой страшной утратой, которую только может пережить человек.
Палата, которая уже практически стала моим домом, была идеалом для минималиста и представляла собой большую пустую комнату, не имеющую окон. Не смотря на это, помещение было очень ярким за счёт множества светильных ламп, установленных на потолке и стенах. О наступлении условной ночи я узнавал по отключению основного освещения и включению ламп дежурного. Входом и выходом служила стальная дверь, неизменно закрытая на замок. В самом центре палаты стояла больничная кровать, возле изголовья которой расположились различного вида и назначения странные медицинские приборы.
Каждый день, хотя нет, правильнее сказать, с интервалами примерно в 6 часов, так как я не мог знать, какое в данный момент время суток, робот медицинской службы привозил мне поднос с кашами, какой–то дрянью, похожей на объедки собаки, и целую горсть таблеток.
В один из таких приёмов пищи я не выдержал и обратился к вошедшему в палату роботу: – извините, я хочу видеть своего лечащего врача, пригласите его ко мне пожалуйста!
– Ваша заявка будет обработана в порядке очереди, – холодным металлическим голосом отчеканил робот, не внося в ответ ни малейших эмоций.
Спустя несколько часов ко мне всё же вошёл молодой человек, облачённый в серо–жёлтый комбинезон имеющий яркие этикетки радиационной опасности на груди и рукавах.
– Максим Анатольевич, здравствуйте, меня зовут Алексей, я хотел бы поговорить о Вашем…– замялся он, – состоянии.
– Как Вы себя чувствуете? – поинтересовался он.
– Как мешок говна на свиноферме, – съязвил я и попытался изобразить нечто похожее на улыбку. – Что происходит, я здесь уже кучу времени, почему меня не отпускают из этой палаты? Что чёрт подери со мной?
Доктор молчал переминаясь с ноги на ногу. По нему было отчётливо видно, что он старается подобрать какие–то нужные и скорее всего утешительные слова, но получается это крайне плохо.
– Может, Вы уже наконец–то объясните, что со мной происходит? – сходя с ума от неизвестности, я жаждал ответа.
– Вы облучены, Максим, – грустно произнёс Алексей, в его взгляде, замутнённым защитным стеклом комбинезона, чувствовалось некое сочувствие. – Тот грузовик был под завязку набит радионуклидами и ещё бог знает чем. Вам вообще повезло, что сейчас можете разговаривать и даже дышать, не используя кислородной маски, – он жестом указал на прибор с маской, к счастью, бесполезно стоящий в углу комнаты, перевязанный целой кучей проводов и шлангов.
– Водитель того тяжеловеса умер месяц назад, так и не придя в сознание. До сих пор полиция занимается расследованием дела о провозе запрещённого груза по федеральной трассе, но там что–то не клеится, – покачав головой, продолжил Алексей, – как мне стало известно, они, вроде, вообще собираются закрывать дело в связи с недостатком улик, списывая всё на несчастный случай.
– Как погибла моя семья? – наигранно твёрдо, но при этом еле сдерживая слёзы, спросил я.
Алексей тут же отвёл взгляд, но все же ответил:
– Они погибли мгновенно, несколько автомобилей упали в кювет, спасти вашу семью у врачей не было никаких шансов, простите!
– Сколько мне осталось, доктор?
К такому вопросу врач, конечно был готов, но всё же с сочувствием окинув меня взглядом, промолвил: – Около пары месяцев, но это очень приблизительный срок.
В этот момент, вероятно, я должен был забиться в истерике, начать плакать, звать Бога и так далее, но вместо этого я лишь усмехнулся: – Что–то долго, наверняка Джулия успеет соскучиться по папке.
