– Бросай меч, – крикнул Пиригон, обращаясь к гиганту.
Тот молча смотрел на них. В его глазах не было страха. Спокойствием и мощью веяло от могучей фигуры. Дыхание было ровным, как будто не было перед этим ожесточенной схватки с гвардейцами.
Пиригон покачал головой.
– Жалко, что он не в моей армии, – сказал он, обращаясь к Орагуру
Орагур усмехнулся и что-то сказал ближайшему всаднику. Тот ускакал, а вскоре к Пиригону и Орагуру примчался невысокий всадник, лихо держащийся в седле. После короткого разговора он так же лихо умчался прочь.
Гвардейцы оживленно переглянулись друг с другом. На многих лицах появились улыбки.
– Сейчас Пирт что-то придумает, – говорили они друг другу.
От гиганта не укрылось движение, прошедшее среди гвардейцев, но в чем дело, понять он не мог.
– Не сдаешься? Ну, как хочешь, – прокричали ему со стороны гвардейцев. Нападать никто не торопился. Наоборот, гвардейцы даже начали отступать. Легкий шорох за спиной гиганта заставил его оглянуться и посмотреть вверх, ожидая нападения, но там все было спокойно.
Внезапно два всадника галопом устремились прочь от камня на расстоянии четверти полета стрелы с разных его сторон параллельно друг другу. До них было достаточно далеко, и непосредственной угрозы они не представляли. С вершины камня крикнули что-то веселое, раздался смех. Гигант взглянул было туда еще раз, но внезапно что-то с силой рвануло его сзади вперед, и он кубарем покатился по земле, теряя сознание.
6.
Стояла глубокая ночь, когда уцелевшие повозки каравана в сопровождении поредевшей гвардии въезжали в Ларсу. Стража получила специальный приказ пропустить сегодня ночью в город прибывшие войска.
– Не слабо же им досталось, – высказал общую мысль стражников начальник караула. Многие из проезжающих мимо гвардейцев были в смятых шлемах и доспехах, с изрубленными щитами. Немалое их число белело свеженаложенными повязками. И действительно, хотя «бессмертные» численно в несколько раз превосходили «вольную армию», отчаяние последней схватки придавало разбойникам дополнительные силы, и, будь гвардия числом немного менее, а разбойники немного более, еще неизвестно, как бы повернулось дело.
– Кого везете? – спросил начальник караула возницу, когда в воротах появилось несколько телег, накрытых рогожами, под которыми угадывались лежащие тела, в сопровождении полусотни гвардейцев.
– Не твое дело, – бросил ему гвардейский сотник, – твое дело открыть ворота, и закрыть после нас. А излишне любопытный, пусть это будет даже начальник караула, может быстро язык свой во-он там увидеть! – и сотник указал на большой крюк, торчащий из стены, к которому крепили цепи, растягиваемые поперек дороги как дополнительную преграду в ночное время.
– Ты знаешь, с кем говоришь, ты, сын шакала? – воскликнул оскорбленный до глубины души начальник караула, – я – Ур-Лума, начальник городской стражи! Только из уважения к персоне правителя нома, лично просившего меня, сегодня я сам замещаю начальника караула! Меня касается все, что делается в городе и все то, что туда въезжает! А мозги вправить любой гвардейской крысе я смогу, и очень быстро! – с угрозой проговорил он и, пока сотник с перекошенным от ярости лицом пытался что-то ответить, но из перехваченного горла исторгал лишь сдавленное мычание, сдернул рогожу с ближайшей повозки.
В повозке на спине, без всякой подстилки, закрыв глаза, лежал гигантского роста человек, почти без одежды, в одной лишь набедренной повязке. Руки и ноги его были скованы толстыми тяжелыми цепями, настолько длинными, что они были пропущены под повозкой снизу и затем большие кольца, которыми цепи заканчивались, были еще и замкнуты на железном обруче, закрепленном на поясе гиганта. Если бы он каким-нибудь образом попытался бежать, пришлось бы тащить на себе всю повозку вместе с лошадью. Колеблющийся свет факелов лишь подчеркивал каждую черточку атлетически сложенного тела, хотя и усыпанного многочисленными кровоподтеками и царапинами с запекшейся кровью.
– Сотня, ко мне! Взять эту сволочь! – возглас сотника, которому наконец-то удалось пригасить приступ ярости настолько, чтобы суметь отдать команду, тут же был перекрыт командой начальника городской стражи:
– Стража, сюда!
Из караульного помещения, располагающегося здесь же, у ворот, высыпали стражники в полном вооружении. Во всех городах страны все без исключения недолюбливали заносчивых «бессмертных» и были рады при случае намять им бока. Здесь же явно назревала драка, именно с гвардейцами, и стражники только и ожидали команды пустить кулаки в ход.
– В чем дело, Ур-Лума? Опять что-то не поделил с доблестной гвардией сотника Шар-Карена? – в освещенном проеме ворот появились две фигуры, оказавшиеся Орагуром и Пиригоном. За их спинами выстроились телохранители.
– Все в порядке, господин советник, обычное дело, – склонившись, произнес Ур-Лума.
– Как же, обычное, – засмеялся Пиригон, – в его голосе столько сожаления что мы с вами, советник, явились не вовремя, что я не удивлюсь, если завтра правителю нома доложат о парочке грандиозных драк в городе.
– Пропусти их, Ур-Лума. В конце концов, они выполняют мою просьбу – никого не подпускать к повозкам, – улыбнувшись, произнес советник.
– Его что, в бочке с горы спустили? – с удивлением спросил начальник городской стражи, показывая на повозку, в сопровождении гвардейцев уже двинувшуюся в сумрак слабо освещенных улиц города.
– Вроде того, – засмеялся Орагур, – ты же знаешь этого Пирта, бывшего комедианта, а он мастер на придумки. Когда вот этого, – он кивнул на удаляющуюся повозку, – не смогли взять, удивительно крепким бойцом оказался, Пирт опустил тихонько длинную веревку за его спиной, привязал ее к седлам и подсек его сзади, с обеих сторон погнав коней вперед. Катился, что перекати-поле. Другой бы на его месте душу отдал, а этот ничего, держится, даром что такой здоровый!
– Все прошли? Закрывай ворота! – скомандовал Ур-Лума после утвердительного кивка Пиригона.
По несколько стражников навалились на распахнутые створки ворот. Те нехотя медленно тронулись навстречу друг другу. Толкающие удвоили усилия, и створки ворот, набрав необходимую инерцию, без задержек пройдя оставшийся полукруг, сомкнулись. Когда два толстых окованных бруса были задвинуты в специальные гнезда, распахнуть ворота стало невозможно, только если выбить ударами тарана, да и то надо было бы крепко постараться для этого даже без сопротивления их защитников.
Затем четверо стражников подбежали к большому деревянному колесу с торчащими ручками и, отпустив стопор и тормозя весом своих тел, дали колесу возможность вращаться.
Оно пришло в движение, начав разматывать толстый канат, намотанный на барабан, являющийся продолжением колеса, и, перекрывая проем ворот, из высокой надстройки над ними по специально устроенным в стене пазам вниз медленно опустилась окованная бронзовыми полосами решетка, служащая дополнительной преградой для врагов.
Если бы нападавшие и смогли каким-нибудь чудесным образом преодолеть ров, прорвать первую преграду – сами ворота, то вторая преграда – решетка – была куда более сложной для преодоления. И в самом деле, никаким тараном разбить ее нельзя, об нее сломает зубы любая пила. К тому же она не является препятствием для стрел обороняющихся.
И, наконец, стражники, синхронно вращая за ручки два огромных деревянных барабана, навивая на них звенья толстых кованых цепей, уходящих к блокам, закрепленным в проемах вверху башни, подняли снаружи к воротам, закрывая их как дополнительной защитой, дальний конец моста, переброшенного через глубокий ров.
Удовлетворенно хмыкнув, советник повернул коня и, прощально махнув рукой склонившемуся начальнику городской стражи, вместе с командующим «бессмертными» в сопровождении телохранителей направился вслед за ушедшими повозками.
– Рановато советник появился, не правда ли, ребята? – с сожалением произнес Ур-Лума, – лишил вас такого удовольствия – намять бока гвардейским выскочкам.