А вот с «зачем» или «почему» было гораздо проще. До обидного проще. Принесшие нам «демократию и права человека» «миротворцы» совершенно не несли ответственности за действия «золотых рот». Создав их, вооружив, быстро оттренировав, снабжая их всем необходимым, помогая разведкой и целеуказаниями, – не несли ответственности, никакой. Русские убивали русских – это было, с их точки зрения, отлично. Украинцы, кавказцы и среднеазиаты с большим энтузиазмом участвовали в этом – еще лучше. Они имели на это историческое право. Геноцид? Что вы, какой геноцид? Вот когда Советский Союз оккупировал там, репрессировал… Все по привычному длинному списку… Вот это был геноцид. И Прибалтики, и Кавказа, и Украины, и всех прочих – до Польши и Чехии включительно. В том же Интернете миллионы ссылок на всех основных языках мира: «Геноцид свободолюбивого чеченского народа… Эстонского народа… Литовского народа…» А теперь – это был совершенно не геноцид. Просто восстановление исторической справедливости. Пусть несколько грубоватое, но совершенно обоснованное…
По поводу судьбы бойцов карательных подразделений, даже в полностью победном для агрессора будущем, у Николая были весьма темные предчувствия. Как только необходимость в них отпадет, их сделают козлами отпущения за все подряд… Но до этого было далеко, до этого нужно было делать что-то самим.
– Чш-чш…
Их пара вбилась в землю одновременно, синхронно, как пара прыгунов в воду в этом новомодном виде спорта. Предохранитель «калашникова» клацнул почти бесшумно. Патрон давно находился в патроннике, почти с самого начала. Николай был в курсе, что это ослабляет боевую пружину, но так делали все. Просто потому, что, когда кому-то не хватит половины секунды для приведения оружия в готовое к стрельбе положение, ему будет уже наплевать на состояние боевой пружины.
– Ы?
– Нет еще…
Было даже удивительно, как много информации можно передать одной выдавленной шепотом гласной буквой или вообще не произнеся ни звука. Если свои. С молодым офицером, носившим необычную фамилию, они воевали бок о бок уже который месяц. С поздней весны, точно. За такое время учишься понимать друг друга по междометиям. Это как немолодые супруги общаются в стиле «Слушай, Киса, где там эта штука?» – «Так она же…» – «А, точно, спасибо!»
Головной дозор поменялся с момента выхода уже два раза. Свой черед они отработали без событий и теперь были на правом фланге. Фактически группа уже вышла в правильный район, но до нужного места еще полчаса ходу минимум. И потом два-три часа ожидания, как и положено. К моменту появления команды, которая осматривает участок работы саперов, все они будут качественно и привычно прикидываться ветошью.
– Пс.
Ясное дело, что тихо. Как же еще идти? С барабаном и развернутым знаменем? У их отряда не было знамени. Так и не было названия. Даже когда он вновь начал расти после последнего разгрома и на каждого обстрелянного бойца пришлись по 2–3 новичка – все равно было не до того. Ну и правильно.
Растоптанные ботинки были удобными и ступали по жухлой, сухой траве тихо и твердо. Попадающиеся под ноги ветки Николай переступал привычно, много больше глядя по сторонам и вверх, чем вниз. Подгибался под нависающие над тропинкой ветки, обходил крупные кусты. Лезли в глаза совершенно не нужные сейчас пятна черничника и семейки ранних грибов, и от этого он иногда улыбался. Движение по лесу походило на старое, привычное занятие – на тихую грибную охоту. Только тяжесть была другой: не два объемных кузовка с горами подберезовиков, а оружие, и боеприпасы, и аптечка на группу. В ножнах не потертый «Южный Крест», а штык-нож и нормальная русская финка, какую носит шпана в деревнях. Над этим не шутили уже даже новички, хотя в ближний бой доктор с Кронштадта принципиально не вступал, работал со средней дистанции. В обязанности отрядного врача входил, в частности, именно инструктаж молодых – как и по каким участкам тела работать холодным оружием. Каждый этого боялся, каждый понимал, что ему может спасти жизнь усвоение слов, сказанных совершенно не добрым и не смешным доктором.
В общем, про ошибку агрессора. Население, сначала просто охреневшее от происходящего на западной и восточной границах, вскоре в своем большинстве осознало, что это правда, это реальность, это на самом деле. К кадровой армии потянулся неширокий ручеек пополнения: патриоты, храбрецы, адреналиновые наркоманы, мужики, чувствующие ответственность… Они сгорели в пламени боев за первые полтора месяца. Это он не просто видел сам, в этом он активно участвовал. Нормальная, настоящая была война. Только дорого обошедшаяся стране. Смертельно дорого. Ушедшие к сердцу страны бригады и полки были далеко. Они держали еще весьма большую территорию, продолжали драться так, как положено драться кадровой армии, отбивали одно «последнее, решительное наступление» коалиции за другим… Николай не понимал, почему они держатся и что у них есть такого, чего не было у наших ВС под тем же Санкт-Петербургом, где их размазали грубой силой. Многократным превосходством во всем: в бронетехнике, в числе боевых вертолетов, в качестве и опять же численности БПЛА всех типов. Постепенно ему начало казаться, что «миротворцы» не особо-то и стараются добить остатки Вооруженных сил России в Сибирском, Южном и Дальневосточном регионах. Что им важнее процесс – бои идут, танки горят, самолеты и вертолеты падают сбитыми… Бойцы гибнут с обеих сторон… Зачем-то им это было нужно, именно текущий процесс всего этого, а не окончательная победа над кадровой армией России, окончательный ее разгром. Николай не понимал, в чем смысл этого, – орденов, что ли, хочется генералам? Опыта побольше набрать перед будущим, лет через сорок, усмирением плохого-нехорошего Китая? Денег побольше потратить у всех на виду? Или наоборот, на фоне стрельбы и человеческих смертей прокрутить и отмыть начисто многие миллиарды, как уверенно и умело делали у нас в вялотекущую Чеченскую? Но в любом случае, это было большой ошибкой. Давшей потерявшим надежду людям по всей стране возможность вздохнуть и поднять глаза. Очень большой ошибкой. Второй по значимости.
Весной этого года, когда выстрелы танковых пушек и сотрясающие землю разрывы тяжелых ракет прокатились через европейскую часть России с запада на восток, это самое население село на попу ровно и как-то начало ждать, что же будет. И сидело, пока не началось все то, что затронуло каждого. Эпидемии, голод, банды, каратели. Продолжало сидеть, когда жгли и убивали соседей и бывших друзей, когда от болезней старых и новых умирали бывшие друзья и коллеги, соседи и члены семьи. Когда банды и каратели приходили в твой квартал, каждый был сам за себя, но люди продолжали ждать хоть чего-то. Что уцелевшие подразделения Армии России нанесут где-то контрудар и погонят захватчиков назад и вот-вот уже освободят всех! Что политические противоречия вот-вот разорвут союз между США и ЕС изнутри, раз Греция и кто-то еще уже угрожают выйти из НАТО, и что это только начало! Обрывки информации давали непонятную, безумную надежду сотням тысяч людей, которым так было легче. «Вы слышали? Премьер-министр Финляндии выразил глубокую озабоченность гуманитарной катастрофой, разразившейся на территории бывшей Российской Федерации… Понимаете, так и сказал! «Катастрофой»! Теперь ООН наверняка должна…» И такое было в сотнях вариантов. Многотысячные демонстрации противников войны в столицах крупнейших городов мира, выражения «глубокой озабоченности» и «крайней обеспокоенности» важными политиками. Да плевать на все это было тем людям, которые делили Россию, которые превращали ее в комфортабельную для себя местность! Ни одна демонстрация, ни одно выражение того и сего с трибуны – «решительное» или «озабоченное» – не влияло на показатели смертности на территории бывшей Российской Федерации. Бывшей!!! Миллионы трагедий, десятки миллионов трагедий, полторы сотни миллионов трагедий, о каждой из которых можно написать книгу! Миллионы смертей за считаные месяцы – такого не бывало даже в Африке! Эпидемии, жуткий уровень суицида, режущие женщин и детей банды и отряды карателей, сформированные из соседей и земляков. И на это многим было практически наплевать! А мнения и поступки тех, кому было не наплевать, не значили для происходящего вообще ничего!
