Хлоя думала, что эти слова успокоят Маринетт. Ее враг сам признался в том, что натравил на нее бандитов, а значит, никаких проблем быть не должно. По крайней мере, это бы упростило повторное следствие и позволило бы ей избежать ответственности за проживание по поддельным документам!

Однако эффект от сказанного вышел прямо противоположным.

Брюнетка закусила губу, обхватила себя руками и медленно осела на кровать. Поскуливая, девушка раскачивалась взад-вперед, словно это шатание могло ее успокоить.

Но что плохого в том, что Габриель признался в содеянном?

Буржуа, боясь испортить все еще больше, нервно сглотнула. Не так, совсем не так она собиралась вернуть Дюпен-Чен Адриану.

— Как много он написал? — Маринетт посмотрела на Хлою одновременно с отчаянием и надеждой. Буржуа понимала, что от ее ответа зависело то, успокоится брюнетка или же вновь подвергнется панике.

— Не знаю, — соврала дочь мэра, а после, увидев, как Дюпен-Чен вновь опускает голову, выпалила: — Почти совсем ничего!

Боже, почему Хлоя не пошла учиться на психолога? Она совершенно не представляла, как себя вести с Маринетт. Вчера Дюпен-Чен показалась ей смелой, храброй, готовой противостоять любой несправедливости. Совсем как раньше, когда для нее не было разницы: новая акума или нападки самой Буржуа. По этой причине, заявившись к ней, Хлоя сначала даже пыталась делать вид, будто бы этих семи лет и не было. Кто же знал, что прошлое оставило настолько тяжелый отпечаток в душе бывшей героини Парижа? Кто знал, что своим появлением дочь мэра растеребит старые раны?

Черт возьми, впервые мадемуазель Буржуа так сильно сожалела о необдуманности своих действий!

— Ад… Адриан знает? — этот вопрос был задан так тихо, что Хлое с трудом удалось его разобрать.

Несколько минут блондинке потребовалось, чтобы набраться смелости произнести столь же тихое «Да».

***

Всего одно это слово разрушило хрупкий мир Маринетт. Все эти чертовы семь лет, акума их побери, она влачила существование под именем Эммы Ли для того лишь, чтобы Адриан Агрест никогда не узнал о злодеяниях отца. И что теперь? Все зря? Ее жертва оказалась напрасной, так как Габриель Агрест не выдержал угрызений совести и прострелил себе голову? Неужели так трудно было забрать эту тайну с собой в могилу?!

Маринетт взвыла, вцепившись руками в собственные волосы.

А ведь если он решил исповедаться в предсмертной записке, то, получалось, что и застрелился он из-за тяжести своих грехов?

— Его смерть — это моя вина, — в отчаянии пропищала бывшая героиня.

Буржуа, чертыхнувшись, села на кровать рядом с Маринетт и обняла ее с такой нежностью, с какой когда-то давно ее обнимала мать.

— Что за чушь ты несешь, Дюпен-Чен? — вопросила Хлоя, заботливо гладя ее по спине. — Ты ни в чем не виновата.

Маринетт отрицательно помотала головой. Если бы она тогда не сняла перед Габриелем маску, ему некому было бы мстить. Он бы не натравил на нее убийц и не винил бы себя в ее смерти. Какая-то часть сознания понимала абсурдность этих мыслей, но под властью эмоций обычно логика дремлет.

— Я ус-стала, — бывшая героиня положила голову на плечо Хлое. Из ее глаз потекли сдерживаемые на протяжении нескольких лет слезы. — Поч-чему эт-то все происходит со мной?

— Тише, Маринетт, успокойся, — Буржуа ласково гладила брюнетку по волосам. Интересно, за то, что она нашла Дюпен-Чен, Адриан простит Хлое то, что ей удалось довести Ледибаг до слез?

— Что я не так сдел-лала? — этот вопрос тревожил Маринетт с тех самых пор, как она очнулась после ранений, но впервые был озвучен. — Я ведь просто хотела спокойной жизни! За что? Почему я? Почему, черт возьми, я?!

О, Хлоя тоже хотела бы знать ответ. Маринетт, стойко переносившая все издевки дочери мэра, не раз спасала ее же от акум, ничего не требовав взамен. Под маской Ледибаг она бескорыстно защищала Париж, не жалуясь ни на что. Дюпен-Чен избавила город от злодея, а взамен получила семь пуль, билет с моста в Сену и шрамы на всю жизнь, как телесные, так и душевные. Кто тот садист, что наделил ее столь жестокой судьбой, подбросив серьги Удачи? Буржуа не пожалеет маникюр, но расцарапает ему все лицо за то, через что пришлось пройти ее бывшей однокласснице и кумиру.

— Почему нельзя оставить все, как есть? — голос Маринетт то повышался почти до писка, то понижался до хрипа. — Я ведь никого не трогала, никому не делала зла… Я даже внимания к себе старалась не привлекать! Неужели мечта прожить в тишине и покое и умереть своей смертью — настолько нереальна?

— Тебе еще рано думать о смерти! — Буржуа схватила лицо Дюпен-Чен в ладони и заставила ту посмотреть себе в глаза. — Слышишь, ты нам нужна живой.

— К-кому?

— Адр… Родителям! — Хлоя хотела было сказать «Адриану», но не знала, как она отреагирует на это имя. Все-таки в бедах Маринетт был виноват его отец. — Друзьям. Мне.

— Ты же меня всегда ненавидела… — с сомнением пробормотала Маринетт.

— Мы были заклятыми друзьями, это несколько другое, — возразила Буржуа. Ведь даже если бы она не узнала о том, что ее одноклассница была героиней Парижа, то обрадовалась бы ее возвращению. Пусть они и не ладили в то время, но на фальшивых похоронах Маринетт блондинка чувствовала ужасную опустошенность. Перепалки с одноклассницей были неотъемлемой частью ее жизни, и в один день осознать, что Дюпен-Чен никогда больше не сможет ей возразить (так как вообще ничего больше не сможет), было невыносимо.

— Я не могу вернуться, Хлоя, — брюнетка помотала головой. — Я боюсь.

— Но чего? — блондинка сама была готова разрыдаться. Наплевать на тушь: ее героиня, кумир ее детства не должна испытывать такое! Она достойна большего, лучшего!

— Все ведь считают, что я умерла, — бывшая героиня, напротив, начала успокаиваться: бурные рыдания утихли, остались лишь отдельные всхлипы.

— И все определенно обрадуются, что это неправда, — Хлоя надеялась, что ее слова прозвучат убедительно, ведь она искренне верила в это. Верила, так как сама была счастлива, узнав пять лет назад от Адриана, что Дюпен-Чен смогла выжить.

— Но получается, — Маринетт снова была готова перейти на шепот, — что я их обманывала.

— Они поймут. Я ведь поняла.

— Они не будут меня ненавидеть? — в мокрых от слез глазах вспыхнула еле заметная искра надежды.

— Разумеется, нет, — ответила Хлоя с дрожащей улыбкой. — Если уж Я тебе это говорю, то ты должна мне поверить.

На лице Маринетт на миг можно было увидеть желание довериться, но оно тут же исчезло, сменившись вернувшимся страхом.

— Нет, — девушка вновь затрясла головой. — Я не могу. Это превыше меня.

— Мне тебя не переубедить? — Буржуа убрала руки в карманы и задумчиво перевела взгляд на окно.

— Нет, — бывшая героиня вытерла с лица слезы. Был ли шанс, что блондинка оставит ее в покое? Может быть, то, что Маринетт выжила, все-таки останется тайной? — Хлоя, пожалуйста, пообещай, что никому не расскажешь о том, что знаешь обо мне.

— Ты ведь сама понимаешь, как это глупо? — вздохнула дочь мэра.

Дюпен-Чен кивнула. Она прекрасно все понимала: Тикки, Нууру и Нат постоянно твердили ей об этом. Но страх взглянуть в глаза тем, кого она заставила считать себя мертвой, был сильнее. Пусть Хлоя и говорила, что все в порядке, но могла ли она это гарантировать? Иррациональные страхи всегда сильнее обычных. Маринетт очень боялась прочесть упрек в глазах матери или отца. Уж лучше и дальше считаться мертвой.

— В таком случае, — хлопнув брюнетку по плечу, Буржуа встала, — я сдаюсь. Пусть он тобой занимается, — произнесла она, указав на окно.

Маринетт медленно, боясь увидеть того, о ком говорила Хлоя, повернулась к окну.

Впервые за семь лет она встретилась взглядом с изумрудно-зелеными глазами бывшего напарника.

На ее подоконнике сидел Кот Нуар.

========== 11. Зависть и сотрудничество ==========

Одна из бабочек среагировала на изменение эмоционального состояния Маринетт и тотчас полетела обратно к своему хозяину. Необычное насекомое, порожденное магией Камня Чудес, обладало способностью проходить сквозь предметы и развивать колоссальную скорость, поэтому весь путь на другой конец Парижа крылатая преодолела за считанные минуты.