— Извините, но эти двери меня тупо не выпускают. Вы не поможете?

Эфебу хотелось бы ответить:

— То, что ты считаешь собой, та, которую ты называешь собой, облачаясь во все эти ожерелья, не так важна, как само деяние.

Этот жест, уснащение себя сеткой, которая словно бы фиксирует личность: вот что в действительности определяет ее. Ему бы хотелось пояснить:

— Тебя любят за выражение твоей личности в этом действии, личности такой хрупкой, что ее требуется постоянно сплетать воедино.

Но он в действительности лишь говорит:

— Думаю, вам стоит нажать вон ту кнопку.

В этот миг поезд дергается, словно теряя терпение. Из того путешествия Эфеб возвращается с персонализированной драгоценностью, имеющей форму имени СОФИЯ. Валентин сообщает, что Мудрость-София в изумлении обнаружила себя эоном, отпавшим от Бога, спутала голубоватое мерцание светских блесток Им созданного мира с Его светом, прильнула к ним. Она так страстно возжелала Господа, что пала прочь от Него на улицы города Александрии, где и поныне занимается проституцией. (В некоторых описаниях ее агонии утверждается, что София сама стала этим городом, библиотекой, лабиринтом языков, инструментом искупления Человечества. В других она не отвергает Отца, но противопоставляет себя Ему в отместку за некое, довеки недоступное пониманию, недоброе деяние Его против Собственных детей.)

Теперь жизнь Эфеба связана с железнодорожными линиями.

Он посещает как те маршруты, на которых никогда в жизни не бывал (вроде этого, где поезд неторопливо плетется по змеящейся линии, останавливаясь у каждого столба после Шоттона вокруг побережья, от Крюи до Бангора), так и те, которые уже успел изучить столь хорошо, что ему знакома тут каждая вышка ЛЭП, подстанция или курятник с электроподогревом — между, например, лондонским вокзалом Сент-Панкрас и Шеффилд-Сентрал.

Он наслаждается сюрпризами неведомой линии.

Внезапно море врывается совсем рядом, до него рукой подать, оно брызжет светом, как сковорода — жиром. Потом поезд одолевает участок, проложенный вдоль грузового депо, и в ночи таинственным светом вспыхивает какая-то бакоферма. Стюард объявляет:

— Я вновь вынужден принести вам извинения, леди и джентльмены, за неудобства, вызванные несвоевременным прибытием.

Следующим утром Эфеб просыпается в «Короне и Розе», где, подобно клерку в командировке, полагает себя обязанным заказать бекон, яйца, сосиски и горячий чай, а поглощая завтрак, задумчиво смотрит на мокрую провинциальную улочку.

Одно путешествие погружает его в медитативно-чувственную связь с девушкой немногим старше его самого, управляющей лодочной станции, которой владеет ее мать. По утрам она приносит завтрак гостям в домик близ причала, а Эфеб, лежа в постели, воображает, как за ней, разносящей блюда на подносе, наблюдают мужчины. Она уже принесла ему завтрак в постель, поцеловала и с неподдельной гордостью за его аппетит посмотрела, как он ест, но Эфеб порой завидует чужому, интенсивно-формальному опыту общения с нею. Они ее видят лишь пару раз в год, в начале дня и под конец. Кое-кто пробует задрать ей блузку, когда девушка выкладывает на столик судки, другие пытаются разговорить ее о погоде, остальных гипнотизируют быстрые проворные движения рук, когда она управляется с вилкой, ножом и салфеткой, сервируя стол, и аромат ее тела, проникающий сквозь аромат духов.

Когда он пытается ей это объяснить, она смеется и отвечает:

— Ну ты и жадина!

Это объяснение все еще далеко от истины, но не слишком. Все чаще, когда она уходит с подносом, Эфеб ловит себя на том, как смотрит через утренний свет мансарды на тяжелые белые облака, задумываясь, не сможет ли явиться однажды под прикрытием, как мальчишка из средневековой поэмы, и среди командированных клерков понаблюдать за девушкой во время завтрака неузнанным, но из этого путешествия забирает лишь звук ее голоса, умоляющего в ночи:

— Трахни меня. Ну трахни меня.

Все путешествия зачарованы.

Не столько пейзаж отвлекает, как нечто в движении поезда, нечто в самой идее постоянного, неразрывного и торопливого движения вперед; без устали,  и сложно остановиться, успокоиться на чем-либо. Прочтя несколько страниц из книги, выглядываешь посмотреть на канал и лебедей. Кто-то в вагоне вдруг раскрывает газету: сухой шелест страниц подобен стуку дождя по стеклам. Еще одна глава, и встаешь сходить в вагон-ресторан или туалет. Эти действия слиты воедино гладкой, как движение поезда, бесшовной, как гладь золотистого сиропа, мечтательностью. Задумываешься, какая погода в Лидсе или Ньюкасле, тянешься за «Индепендент» почитать об этом и видишь: Глобальная экономика предположительно останется в состоянии стагнации.

Поднимая глаза от этих слов на пейзаж, сложенный живыми изгородями и прудами, рощицами и набережными маленьких каналов, Эфеб с изумлением видит странное транспортное средство, катящееся рядом с железной дорогой.

У него сложная металлическая трубчатая рама, подвешенная на четырех колесах от трактора, двигатель тесно окружен медными трубками и мотками старого электропровода, а также штабелями каких-то предметов, похожих на газовые баллоны с бутаном для домашнего хозяйства; ближе к заднику пристегнут к сиденью, похожему на пилотское кресло старомодного истребителя, человек. Колоссальные колеса взметают в воздух клочья земли и водяные брызги. Время от времени вся машина словно бы содрогается во всестороннем круговом разряде, и водитель (пилот?) беспомощно, а может, яростно машет руками.

Узник ли он в своем аппарате? Или просто предпочитает рулить им на грани катастрофы? Он стар и потрепан жизнью. Лицо его, когда доступно взгляду, отображает целую гамму переживаний: от дикого страха до восторженного смеха. Длинные седые волосы развеваются в слипстримном потоке. Губы сжаты. Он туго пристегнут коричневым кожаным ремнем, руки и ноги перехвачены неопреном. Из этой страховки время от времени извергаются плотные струи разноцветной жидкости, разбрызгиваясь по груди или затекая в глаза. Он яростно моргает, но принимает это неудобство без видимого ущерба, и всякий раз, как машина кашляет черным дымом, между шасси змеятся небольшие молнии.

Вдруг одно огромное колесо подлетает в воздух. Старик сокрушенно закрывает лицо руками. В этот миг поезд въезжает в туннель, и Эфебу остается лишь собственное отражение в оконном стекле.

Если явление механизма преисполнило его изумлением, то исчезновение — странной смесью восторга и гнева, неразрешимой и непонятной. Когда он размыкает стиснутые пальцы и вытирает пот со лба, поезд уже выкатился из туннеля на открытое пространство между распаханных полей, залитое прозрачным вечерним светом. Отчаянно сражаясь друг с другом, старик и его устройство проследовали обратно в то измерение, откуда явились, туда, где будут, пыхтя и подскакивая, вечно чалапать среди пасторального английского пейзажа, рассеивая вокруг пар, клочья земли, вырванные кустики и трупики животных. Но у Эфеба на ладони остался переплавленный с одного конца предмет: деталь какого-то сложного металлического механизма.

Его он забирает с собой из путешествия. Еще месяцы деталь остается теплой, словно лишь недавно вышла из отливки чьего-то сердца.

Иные путешествия навевают особые фантазии.

Эфеб записывает в дневнике:

Некоторое время я был очарован небольшой станцией Лонг-Итон, на главной линии между Дерби и Лоуборо. Там две зарешеченных деревянных платформы окружены лиственницами, соснами и остролистами, а вид имеют одновременно изящный и мистический: последнее место, где ожидаешь остановки поезда Интерсити. Сидя в поезде, понятия не имеешь, что за пейзаж там, по ту сторону линии деревьев. В кронах шелестел ветер; легко было вообразить, что за деревьями песчаная возвышенность, от которой расходятся аккуратные дорожки меж фруктовыми садами, или широкая вересковая пустошь, что тянется до самых дальних холмов. Послеполуденный свет придавал листьям остролиста сходство с эмалью. Там, среди ветвей, водились совы и дикие голуби. Там, в саду или на пустоши, было возможно всё. Затем свет погас, ветер утих, и поезд двинулся дальше. Деревья были пыльные, испачканные птичьим пометом. За ними скрывались всего-навсего ферма, поля и какая-то фабрика легкой промышленности. В вагон зашла женщина с гиперактивным ребенком и села напротив.