— Предлагаю мир, — она протягивает мне одну.

Я беру бутылку и хватаю её за руку, притягивая к себе на пол.

Мы садимся спина к спине, прислонившись друг к другу и вытянув ноги. А потом болтаем о всяких пустяках. И нам так хорошо.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Прошлое

Моя дочь появилась на свет третьего марта в 15:33. Она родилась с поразительно рыжими волосами, которые стояли торчком, как у игрушечных троллей из 90-х. Я провел пальцами по её волосикам, улыбаясь как дурак. Она была прекрасна. Лия убедила меня, что у нас родится мальчик. Она погладила меня по лицу и смотрела так, словно я был для неё богом, и промурлыкала:

— Твой отец зачал двоих сыновей, а твой дед — троих сыновей. Мужчины в твоей семье давали жизнь мальчикам.

Я тайно хотел дочь. Она открыто говорила, что хочет сына. Было что-то фрейдистское в наших предпочтениях, но свои я не выражал, а жена «на всякий случай» обставила детскую в зеленых и желтых тонах. Несмотря на это, среди детских вещей я заметил прорезыватель для зубов в форме грузовичка и комбинезончик в виде бейсбольной формы. Поскольку в колледже я играл в баскетбол, выбор бейсбольной формы мог быть обусловлен только тем, что её отец не пропускал ни одной игры «Янкиз» по телевизору. Она обманывала меня, прикрывая свою задницу. Поэтому я тоже решил играть не по правилам. Я покупал вещи для девочки и втайне от неё прятал их в своем шкафу.

В тот день, когда она поехала в больницу, мы планировали прогуляться по пляжу. Роды должны были начаться только через несколько недель, и я читал, что женщины, беременные в первый раз, часто перехаживают. Лия садилась в машину, когда из её горла вырвался жуткий звук. Я смотрел, как её загорелые руки сжимают живот, а белое платье сминается между её пальцами.

— Я думала, это всего лишь схватки Брэкстона-Хикса, но они происходят всё чаще. Нам придется поехать в больницу и отложить прогулку на другой день, — выдохнула она, закрыв глаза.

Потом прислонилась к приборной панели, завела машину и направила всё три кондиционера себе в лицо. С минуту я наблюдал за ней, неспособный понять, что происходит. Затем выбежал из машины и схватил в спальне сумку, собранную для больницы.

Я был шокирован, когда доктор громко объявил: «Девочка!», прежде чем положил её на грудь матери. Но не настолько, чтобы сдержать глупую ухмылку на лице. Я назвал её в честь Эстеллы из «Больших надежд» (Прим.: «Большие надежды» (англ.

Great Expectations) — роман Чарльза Диккенса, который был впервые издан в 1860 году.). В ту ночь, поехав домой, чтобы принять душ, я достал коробку с верхней полки шкафа. Месяцем раньше она появилась в почтовом ящике, без записки или обратного адреса. Я был сбит с толку, пока не открыл её.

Я разрезал оберточную ленту ножницами и достал из коробки одеяльце лавандового цвета. Оно было таким мягким на ощупь как вата.

— Оливия? — мягко произнес я. Но зачем ей отправлять подарок для моего ребенка? Я положил его обратно в коробку, а потом начал размышлять.

Я уставился на него с ухмылкой на лице. Она знала, что Лия отчаянно хотела мальчика, и отправила подарок для девочки, чтобы позлить её? Или она запомнила, как сильно я хотел дочь? Невозможно понять настоящие мотивы поступков Оливии, пока не спросишь. Но тогда она просто соврет.

Я взял одеяльце с собой в больницу. Увидев его, Лия закатила глаза. Её реакция была бы сильнее, если бы она знала, от кого оно. Я завернул свою дочь в одеяльце Оливии и почувствовал эйфорию. Я отец. Маленькой девочки. Лия выглядела менее взволнованной. Я списал это на разочарование от того, что родился не мальчик. Или, может, у неё началась депрессия. Или она просто ревновала. Было бы ложью сказать, что мысль о том, что жена ревнует меня к дочери, не закрадывалась мне в голову.

Я чуть сильнее прижал Эстеллу к себе. И уже думал о том, как буду защищать её от всего ужасного, что происходит в мире. Хотя никогда не думал, что буду размышлять о том, как защитить её от собственной матери. «Но так уж сложилось», — с грустью подумал я. Большую часть её детства родители Лии были эмоциональными черными дырами. Ей стало лучше. Я помог ей. Любовь исцеляет.

Когда мы ехали домой из больницы, её настроение заметно улучшилось. Она смеялась и флиртовала со мной. Но когда мы вошли в дом, и я передал ей дочь для кормления, её спина так напряглась, словно она получила удар между лопаток. В тот момент мое сердце сжалось так сильно, что пришлось отвернуться, чтобы она не видела выражения моего лица. Совсем не на это я надеялся. Оливия бы так не поступила. За всей её искусственно созданной жесткостью пряталась доброта и умение воспитывать. В случае с Лией мне всегда казалось, что доброта в ней... пряталась за тем, что сделали с ней родители. Может, я просто думал, что она способна на большее? Но, как уже было сказано, если у тебя есть вера размером с горчичное зерно, она может сдвинуть горы... или смягчить жестокость... или исцелить кого-то любовью. Боже. Что я натворил?

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Настоящее

Позже ночью я выбираюсь на пробежку. Но заходя в вестибюль своего дома, замедляю шаг. Сначала я его не узнаю. Он выглядит не так хорошо, как в последнюю нашу встречу. Что происходит с мужчинами, когда они отказываются бороться, и их сердце разбито? Черт. Как это происходит? Я провожу рукой по шее, прежде чем подойти к нему.

— Ной.

Когда он оборачивается, то выглядит немного удивленным. Он бросает взгляд на лифт, потом на меня.

Боже, парень выглядит потрепанным. Пару раз в жизни у меня тоже был такой видок. Мне практически его жалко.

— Мы можем поговорить? — спрашивает он.

Я оглядываюсь и киваю.

— На углу есть бар. Если, конечно, ты не хочешь посидеть у меня дома.

Он качает головой.

— Бар подойдет.

— Дай мне десять минут. Встретимся там.

Он кивает и уходит, не говоря ни слова. А я поднимаюсь к себе и звоню Оливии.

— Ной в городе, — говорю я, как только она берет трубку. — Ты знала?

Следует долгая пауза, прежде чем она произносит:

— Ага.

— Он приходил к тебе?

Чувствую, как в плечах нарастает напряжение и переходит на руки. И сильнее сжимаю телефон, пока жду ответа.

— Да, — снова говорит она.

— Это все? Все, что ты скажешь?

Я слышу, как она передвигает вещи рядом с собой. Интересно, она сегодня в суде.

— Он приходил встретиться с тобой? — шепчет она. Я слышу стук её каблуков.

Черт. Она в суде, а я вываливаю все это на неё.

— Все хорошо. Я позвоню тебе позже, хорошо?

— Калеб… — начинает она.

Я перебиваю её.

— Сосредоточься на том, чем сейчас занимаешься. Мы поговорим вечером.

— Хорошо.

Я первым кладу трубку и опускаю голову. Иду по заполненному тротуару, едва различая что-то перед собой. Мой разум ухватился за её голос, или, может, её голос уцепился за мой разум. Я все ещё слышу его. И знаю — что-то случилось. Я не уверен, что смогу справиться со всем этим. Эстелла стоит на первом месте, но не думаю, что смогу сделать это без Оливии. Она нужна мне.

Ной сидит за маленьким столиком в задней части бара. Это первоклассное заведение, как и все в этом районе, и за его услуги приходится дорого платить. В этот час в баре кроме него лишь два посетителя: старик и молодой парень. Я прохожу мимо них. Мои глаза приспосабливаются с тусклому освещению. Когда я отодвигаю стул и сажусь, бармен направляется ко мне. Но я отмахиваюсь от него, прежде чем он успевает к нам подойти. Ной пьет нечто похожее на скотч, но моим единственным интересом остается полный контроль над разумом.

Я жду, когда он начнет говорить. Мне, на самом деле, нечего ему сказать.

— Я говорил тебе держаться от неё подальше, — произносит он.