На массивной деревянной двери расположен дверной молоток в форме короны.
Я останавливаюсь у двери и смотрю на неё.
— И твой.
Её ноздри раздуваются, ресницы быстро порхают, а рот изгибается в недовольной гримасе.
Я поворачиваю ключ в замке, и мы входим в дом.
Тут нереально жарко, так что я направляюсь прямо к термостату. Кэмми ругается, и я рад, что они не видят моего лица.
Дом полностью обставлен. Кое-кто приходит раз в месяц, чтобы протереть пыль и почистить бассейн, которым ещё ни разу не пользовались. Я перехожу из комнаты в комнату, чтобы открыть занавески. Девушки следуют за мной.
Когда мы заходим на кухню, Оливия обнимает себя руками и осматривается.
— Нравится? — спрашиваю я, наблюдая за ней.
— Ты сам придумал дизайн, да?
Мне нравится, что она так хорошо меня знает. Моя бывшая жена любила, чтобы все было в современном стиле: безупречная сталь, плитка и стерильно белый цвет. В моем доме всё было в теплых тонах. Кухня в деревенском стиле. Много камня, древесины и меди. Я попросил, чтобы декоратор использовал красный цвет, потому что он напоминает мне об Оливии. У Лии были огненные волосы, у Оливии же огненной была её сущность. Так что я убежден, что для меня красный цвет связан с любовью.
Кэмми бродит по гостиной, затем плюхается на диван и включает телевизор. Мы с Оливией стоим рядом, наблюдая за ней. В моих мыслях она должна была увидеть всё это при совсем других обстоятельствах.
— Хочешь, покажу остальную часть твоего дома?
Она кивает, мы выходим из кухни и идем прямо к винтовой лестнице.
— Лия…
— Нет, — отвечаю я. — Я не хочу разговаривать о Лие.
— Ладно, — говорит она.
— Где Ной?
Она отворачивается.
— Пожалуйста, прекрати меня об этом спрашивать.
— Почему?
— Потому что больно отвечать.
Несколько мгновений я внимательно смотрю на неё, а затем киваю.
— В конце концов, ты всё равно мне об этом расскажешь.
— В конце концов, — она вздыхает. — Это выражение про нас, правда? В конце концов, ты признаешься мне, что на самом деле не терял память. В конце концов, я расскажу, что притворялась, будто не знаю тебя. В конце концов, мы снова будем вместе, разбежимся и опять сойдемся.
Я наблюдаю, как она изучает картину на стене, и обдумываю её слова. То, что она говорит, по-настоящему задевает меня. Она позволяет кусочку своей души соскользнуть с губ, но это всегда грубо и необыкновенно печально.
— Калеб, что это за дом?
Я стою у неё за спиной, когда она заглядывает в главную спальню, и дергаю её за кончики волос.
— Я построил его для тебя. Собирался привести сюда в тот день, когда решу сделать предложение. Он был пустой, но мне хотелось тебе показать, что мы можем построить вместе.
Она выдыхает через нос и качает головой. Так она обычно прогоняет навернувшиеся слезы.
— Ты собирался сделать мне предложение?
Я быстро прикинул, стоит ли рассказать ей историю о той ночи, когда она появилась в моем офисе, но решил эмоционально на неё не давить.
— Почему ты всё ещё держишь этот дом? Обставляешь его?
— Проект, Герцогиня, — мягко говорю я. — Мне нужно что-то исправлять.
Она смеется.
— У тебя не получилось исправить меня или ту чокнутую рыжую, поэтому ты принялся за дом?
— Это гораздо полезнее.
Она фыркает. Хотя я бы предпочел, чтобы она засмеялась.
Она щелкает выключателем и осторожно входит в спальню, словно пол вот-вот провалится под ней.
— Ты когда-нибудь тут спал?
Я наблюдаю, как она проводит пальцем по роскошному белому одеялу и садится на край кровати. А потом несколько раз подпрыгивает, чем вызывает у меня улыбку.
— Нет.
Она ложится на спину и внезапно два раза переворачивается на кровати, пока не оказывается на другой стороне. Так иногда делают дети. И как всегда, когда слово «дети» проносится у меня в голове, мой желудок скручивает от боли.
Эстелла. Мое сердце падает и затем снова с легкостью взлетает, когда она улыбается мне.
— Тут немного девчачья обстановка, — говорит она.
Уголок моего рта ползет вверх.
— Ну, я намеревался делить эту спальню с женщиной.
Она надувает губы и кивает.
— Павлиний синий очень даже уместен.
На комоде стоит ваза с павлиньими перьями. Уголки ее рта взлетают вверх, словно она вспоминает что-то из прошлого.
Я показываю ей остальные спальни и веду по лестнице на чердак, который переделал в библиотеку. Она вскрикивает от восторга, когда видит книги, и мне практически приходится тащить её, чтобы показать балкон. Она хватает две книги, но когда выходит на солнечный свет, кладет их на складной стул, широко распахнув глаза.
— Боже мой, — говорит она, потом вскидывает руки вверх и кружится. — Так красиво. Я бы все время проводила здесь, если…
Мы оба одновременно отворачиваемся. Я иду посмотреть на деревья; а она остается возле озера.
Если…
— Если бы ты не солгал мне, — вздыхает она.
Действительно ли я этого не ожидал? Она просто королева подколов. Я смеюсь от всей души. Смеюсь так сильно, что Кэмми открывает заднюю дверь и выглядывает наружу. Увидев нас, она качает головой и возвращается назад. Такое чувство, что меня только что отругали.
Я смотрю на Оливию. Она берет книги и садится на стул.
— Я буду здесь, если понадоблюсь тебе, Дрейк.
Подхожу и целую её в макушку.
— Ладно, Герцогиня. Пойду готовить обед. Не позволяй никому украсть тебя.
Два дня спустя они поймали Добсона в доме Оливии. Он пришёл за ней. Мне хотелось убить Ноя. Что, если бы она мне не позвонила? Добсон скрывался от полиции практически десять дней. Что, если бы он подобрался к Оливии? Я даже не хочу думать об этом. Когда нам позвонили, я понял, что пора вернуть её назад, но мы задержались ещё на день. Даже Кэмми не особо стремится уехать отсюда. На четвертый день, когда мы заканчиваем обед, состоящий из жареного лосося и спаржи, я поднимаю тему отъезда. Кэмми вежливо встает из-за стола и уходит в дом. Оливия кладет салат на тарелку и старательно избегает моего взгляда.
— Не чувствуешь себя готовой? — спрашиваю я.
— Не в этом дело, — отвечает она. — Просто было…
— Хорошо, — заканчиваю я за нее. Она кивает.
— Можешь несколько дней пожить в моей квартире, — предлагаю я.
Она удивленно смотрит на меня.
— Предлагаешь спать между тобой и Джессикой?
Я ухмыляюсь.
— Откуда ты знаешь, что я все еще встречаюсь с Джессикой?
Она вздыхает.
— Я слежу за тобой.
— Преследуешь меня, — говорю я. Когда она не реагирует, я провожу пальцем по выделяющейся вене на её руке.
— Все нормально. Я тоже за тобой слежу.
— С Джессикой все также? Как было в колледже?
— Хочешь знать, влюблен ли я в неё?
— А что, звучит так, словно я спрашиваю об этом?
Я прикрываю лицо руками и драматично вздыхаю.
— Если ты хочешь задавать личные и чересчур неудобные вопросы, то вперед. Я расскажу все, что захочешь. Но ради Бога, спрашивай прямо.
— Хорошо, — говорит она. — Ты влюблен в Джессику?
— Нет.
Она выглядит удивленной.
— А был? Ну, в колледже?
— Нет.
— Ты бы женился на ней, если бы она оставила ребенка?
— Да.
Она прикусывает губу, и её глаза увлажняются.
— Не ты вынудила Джессику сделать аборт, Оливия.
Катятся слезы.
— Я. Я отвезла её в клинику. Я должна была отговорить её, но не стала. Глубоко в душе я знала, что ты женишься на ней, если узнаешь, что она беременна. Стоило ей это сказать, и она бы ничего не сделала.
— Джессика не хочет детей, — говорю я. — Никогда не хотела. Это своего рода камень преткновения между нами.
Она вытирает глаза рукавом и шмыгает носом. Так трогательно и мило.
— Но вы вместе. Какой смысл в ваших отношениях, если они никуда не ведут?