- Я хочу помочь...
- Я говорю, зачем тебе это?!.
Живые глаза затравленно смотрят на меня снизу вверх, и внутри них - живое горе и живое желание понять. Не следствие чего-то - причину. Такие глаза могут убить и воскресить одновременно, но даже я сам не знаю, чего сейчас для себя хочу.
Небо над нашими головами, зажавшее края крыш темной снежной ясностью, покрывается испариной и леденеет, осыпаясь влажным дыханием в ладони.
Я застываю на полушаге к ней, все еще сжимая тетрадку в окоченелых руках, внутри которых - пламя. На мне прорезиненные перчатки и серый свитер, потому что куртка так и осталась брошенной на полу спальни, и ни то, ни другое не может согреть меня даже в такой несильный мороз, но в действительности греет меня не это.
Мир находится в поисках Чистоты и Правильности, но я не понимаю - и, наверное, никогда не смогу понять, - в каком совершенном идеале их хотят отыскать и почему вообще решили, что должны искать?
И, несмотря на Правила, на все случаи, о которых знал и о которых мне говорили, я сам по-прежнему верю - мы все люди. В любом воплощении. И по-прежнему имеем свое право на свою жизнь...
...Я честно стою перед Диной, не зная, что ответить на ее слова, как вместить в этот ответ все, что накопилось - и продолжает скапливаться в моей душе, заставляя болеть, как будто всякий раз убивают ее саму.
А она тоже вдруг внезапно поднимается мне навстречу со своего места, делая шаг. Ее руки, взявшие мою, теплые, а она сама - до боли реальная. Из крайности в крайность. "...из одного состояния в другое, сохраняя в промежутках признаки обеих групп..."
Я встряхиваю потрепанной тетрадкой, раскрывая страницы на заломанном корешке.
"... однако помимо этого, было выдвинуто предположение о возможности возрастания связи с реальностью настолько, что становится возможно возвратить "мерцающий" объект назад..." - фраза, неожиданно полыхнувшая перед глазами, словно объята тем же пламенем, что и я сам. Она вспыхивает в голове внезапным огнем, кратковременным ярким всполохом, оставаясь дрожать и отдаваться эхом, пока ее смысл медленно доходит до меня, заставляя ощущение реальности покато уплывать в сторону.
Секунды размножились по кадрам: я замечаю, как окружающее мутно и смазанно смещается перед глазами, откатываясь назад и в стороны, за пределы видимости, в которой сейчас - только свет, искры и пламя чего-то сгорающего и плавящегося внутри... а потом снова, резко, рывком возвращается назад, ударяя по глазам пронзительной нестерпимой темнотой.
"...но реального подтверждения теория так и не получила, сведя вероятность подобного случая к тысячной доли процента..."
...Все свое время я пытался найти ответы в словах других, потому что считал их правильнее и умнее, но они оказались ничуть не мудрее меня самого. Только пустая трата времени.
Вся моя жизнь - лишь бесплодный поиск.
Я ощущаю требовательный взгляд, остановившийся на моем лице: он покалывает и жжет, точно снег, забившийся копотью под капюшон, он давно догадался обо всем, но хочет, чтобы я произнес это вслух, хочет услышать, удостовериться.
Поверить наконец кому-нибудь, пусть даже тем, кто на самом деле обманул ее ожидания и надежды. Но довериться...
- ...Потому что наши Сны составлены из истинных чувств, и за эти годы я научился различать их в самых тонких оттенках. И я никогда - слышишь? - никогда не встречал кого-то, хоть немного похожего на тебя... Я знаю, люди обычно ждут друг от друга немного иных слов, но настоящий их смысл такой:
Я не хочу... Тебя... Потерять!..
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. "Мертвый город"; Э.А.Псовский; Андрей Звягинцев, команда зачистки.
Затерянные... Затерянные... Сны... Затерянные... Что ж за существа вы такие, странные? Все цепляетесь за жизнь - так упорно, так самонадеянно, бесстрашно, не веря никому, иногда даже самим себе? Что за притяжение в вас живет, какая привязанность, любовь... эгоистичность по отношению к другим, заставляющая совершать вас необъяснимые - и такие противоречивые порой поступки? Затерянные...
На каждом компьютерном экране из полукруга - пропечатанные строчки мигающих зеленых слов, но больше всего их лишь в голове. Таких же непонятных, волнующих и плавающих в непроницаемом матовом тумане, так похожем на вашу невнятную сизо-пепельную параллель, которую вы, впрочем, сами избрали для себя. Зачем?..
Принять вечное страдание, обменяв его на лживый призрак надежды, вместо того, чтобы начать все с начала. С чистого листа переписать все, как больше хочется, может, даже счастливее, чем было прежде, но вас тянет назад только из-за того, что вам что-то там нравится.
Кто-то нравится.
Кого-то любите...
Или полюбили?..
Затерянные...
Странные вы существа - не виноватые, в принципе, ни за свою долю, ни за свою участь, ни за сделанный вами выбор. Только одна беда: вы слишком сильно хотите жить - и слишком часто это у вас получается. А такое, - оно ведь не порядок.
Непорядок. Нарушение баланса сил, нарушение Жизни и Смерти, нарушение всего.
Баланс - наше все...
Баланс - наше все...
И иногда ради его блага приходится идти на жертвы.
Они неминуемы... - новое помигивание на блестящих лицах экранов. Какое-то дерганное дребезжание: наверное, очередной перепад в системе, заставляющий сцепленные строем буквы метаться и дрожать, рассыпаясь перед глазами. Плохо, но они ведь не виноваты. И мы, и Отдел тоже. И Затерянные.
Потому что сами вы ничего бы не смогли. Никогда. Никакими путями: прямыми, окольными или петляющими. Виновны больше всех всегда лишь те, кто вам, Затерянным, помогает.
Помогает найтись...
* * *
- ...Андрей, заходи, я тебя ждал... - голос в глубине темной маленькой каморки кажется мне дробленным и абсолютно неправдоподобно громким, в то время как за стеклянной перегородкой, представляющей собой одну из четырех стен, доносится приглушенно-гулкое кипение концертного зала. Крохотная сцена издалека как на ладони, утоплена в глубину, точно зал прогнулся, раздвинулся, вниз и вверх большой телескопической трубкой. Темно-синие ряды зрительских мест, задрапированные в бархат, пусты - это всего лишь репетиция: какой-то народный ансамбль танцует что-то не более авторизированное, больше похожее на монотонное быстрое хождение по кругу и многократные прыжки каждого на своем месте, нежели на танец.
Благородную иссиня-черную темноту, скопившуюся газом под потолком, прорезают яркие конусы прожекторных лучей, расширяющиеся к сцене - они подрагивают и изредка шевелятся, меняя местоположение и перетекая в другой оттенок.
И управляется всем этим отсюда, из пропахшей средством от моли и пылью крошечной комнатки-каморки позади и сверху над смотровыми рядами. Странный выбор места для назначения деловой встречи, но разве начальству об этом скажешь?..
- Извини, сесть не предлагаю, ибо больше не на что, - произносит из полумрака голос Псовского - нашего непосредственного главы, подгребшего под свой контроль целых два Отдела.
Сам он - как всегда в строгом, но не слишком строго носящемся темно-сером костюме, сидит на каком-то диком подобие табуретки и школьного деревянного стула, закинув ноги в дорогих лакированных туфлях на угол компьютерного системного блока, приютившегося под угловатым столом. Вокруг него куча аппаратуры и веер из экранов, слабо мерцающих в полутьме, и все это мерно гудит, подрагивает и светится, вибрируя и выстраивая какие-то графики и сообщающиеся друг с другом диаграммы. А сам Эдмунд Александрович в это время любуется на обрастающий мясом и мышцами скелет представления за стеклом, медленно моргая совиными круглыми глазами в едком ежике ресниц. В темноте глаза начальника кажутся особенно большими и едва уловимо отливающими желтым, точно два полнолунных диска. (Интересно, не за них ли он получил свое прозвище в Штабе?..)
