Марк Яковлевич, бывший на воле начальником крупного склада, подал Игорю через стол свободный стул, и Игорь сел на него, недалеко от двери, где ему освободили для этого место Яков Иосифович и Саня Шашников.

- Я же говорил тебе, что за портрет не только индюха, но и жрачка будет, - говорил довольный Юрий, - Сейчас уже будем и банки открывать. Шпроты! Это же пища богов. -

Игорь протянул Юрке вынутый им из кармана газетный пакетик, - Держи. Здесь хлеб, порезанный уже. -

- О-о-о! Нормально. Я взял у хлебореза сегодня булку хлеба за две пачки сигарет. Но и твой тоже не помешает, - говорил Юрка, открывая две банки шпрот консервным ножом, - Ну, чего вы? Давайте... Кто режет хлеб... Кто делает бутерброды... Кто чай заваривает... Хотя нет. Чай ещё рановато. Когда поедим, тогда и заварим. -

Марк Яковлевич достал из своего стола и положил на него свёрток, который чуть раскрылся, обнажив кусок толстой, с кусочками сала на её срезе, колбасы, граммов на двести пятьдесят.

- О-о-о!- раздался дружный возглас.

- Со свиданки пронёс, - сказал Марк Яковлевич.

- Сегодня у нас царский ужин, - сказал, картавя, Яков Иосифович, - Давайте-ка я порежу эту колбаску. -

- Доверяем это только работникам ресторана, - пошутил Юрка, передавая ему небольшой самодельный ножик, сделанный из тонкого полотна ножовки по металлу.

- Рука не дрогнет, - прокартавил Яков Иосифович, вызвав общий тихий хохот.

Игорю доверили нарезать ломтики хлеба, а остальные занялись приготовлением бутербродов.

- И ещё есть одна вкуснятина, но её мы будем есть после того, как чифирнём, - сказал Юрка, хлеб для неё я оставил.

Когда были готовы бутерброды, их оказалось по три маленьких со шпротами "на брата" и по два, такой же величины, но с тоненькими ломтиками колбасы. Для зэков это был уже пир. В процессе пиршества, когда каждый медленно прожевывая, как бы смаковал эти деликатесы, пошли и непринуждённые разговоры.

У Якова Иосифовича его старший брат, хотя он и был уже на пенсии, но был "приглашён" главой области курировать стройку "Свинокомплекса". Поэтому Яша, как за глаза его называли все, находящиеся в этом кабинете, кроме Марка Яковлевича, выезжал на свинокомплекс, но не работал там, а хорошо питался поставляемыми его братом продуктами, и кое-что, иногда, получал от него и в зоне. Но никогда и ничего он не провозил с объекта в зону сам, и не просил этого сделать других зэков.

- Слыхали свежую новость? - спросил Яша, улыбаясь, - Прапора на свинокомплексе перехватили ксиву (письмо, записку) при её перебросе на волю. И все обосс... со смеху! - рассказывал он, держа в руке бутерброд, - В ксиве было написано поздравление для Анюты. -

Все слушающие знали, что "Анюта", - это погоняло (кличка) майора Анютина, мастера ШИЗО и ПКТ (ПКТ - помещение камерного типа, ранее называлось БУР - барак усиленного режима). Анюта был жадным и бессердечным человеком по отношению к зэкам, чем он среди них и прославился. Особенно бесчеловечным он был в отношении зэков, содержащихся в ПКТ, где он и был мастером "камерного" труда. ПКТ зэки часто называли по-прежнему БУРом.

- Так вот, - продолжал Яша, - ксива была уже в конверте с адресом в Москву, на программу Центрального радио "Концерт по заявкам радиослушателей". В ксиве было написано: "Пишет на вашу программу бригада БУРовиков из N-ска. Скоро у нашего мастера Анюты будет день рождения. Просим передать для неё песню. Названия её мы не помним, но есть там такие слова: "А-ап! И тигры у ног моих сели!" -

В кабинете раздался хохот. Хохотали все. Все откладывали при этом свои бутерброды на стол, чтобы с них не свалилась от сотрясения тел начинка из шпротов. Саня Шашников так зашёлся, что не мог уже хохотать и, содрогаясь в беззвучном смехе, отвалился спиной на узкий шкаф для бумаг, стоящий за его спиной. Хохотали до слёз.

- Да тихо вы, - говорил махая на всех руками Марк Яковлевич, сам хохоча и откидываясь от хохота на спинку стула, - Тихо... Сейчас ещё прапора прибегут. -

У Игоря от неудержимого хохота, даже заболело в солнечном сплетении, и он хохотал уже полусогнувшись. Яша тоже хохотал, и глаза его сверкали ещё и оттого, что он так развеселил всю компанию. Постепенно все, охая, отошли от смеха, но иногда, у кого-нибудь, хохоток иногда прорывался и впоследствии, как бы автоматически.

Все доедали свои бутерброды, и как бы не могли говорить после недавнего смеха. Юрка положил в большую кружку самодельный кипятильник, чтобы вскипятить воду для чая.

Марк Яковлевич поднялся со стула и сказал, - Яков Иосифович, пойдёмте, нам уже пора. А то мы не успеем. У нас же неотложное дело. Хватит, нахохотались, пора и делом заняться. А то опоздаем. -

Они быстро распрощались со всеми и ушли. Игорь опять закрыл дверь на шпингалет. Вскоре закипел кипяток, и Юрий засыпал чай в кружку и плотно накрыл её фольгой от пачки чая.

- Давно я так не хохотал, - сказал Игорь, закуривая сигарету, - Ген, дай пепельницу, пожалуйста. -

- Я чуть икать не начал от смеха, - признался Шашников, также прикуривая сигарету.

- Балдёж в зоне будет надолго, - вставил Гена.

- А куда это Марик с Яшей поскакали? - спросил Саня Шашников, повернувшись к Юрию.

- Ты что? Не понял? - повернулся тот к нему с гримасой улыбки, - В отряд. К тумбочке Марика. Мне сказали, что он сегодня три огромных баула со свиданки в отряд притащил. -

- Да, - сказал Гена, - Всем запрещено даже лишнюю пачку сигарет вынести со свиданки. -

- Ты же знаешь, что в этом мире всё продаётся и всё покупается, - отозвался на это замечание Юрий.

- Да нет, не совсем всё, - заметил Игорь.

- Здоровья не купишь, - вставил Гена.

- Да многого чего не купишь, - пролжолжил Игорь, - Любовь, дружбу, искренность... А если и купишь, то на проверку окажется совсем те то, что ты покупал. -

- Ты иногда говоришь в самую точку, - заметил Саня Шашников, - С тобой приятно общаться. Ты бесхитростный. -

- Ну, хватит философствовать, - сказал Юрий, - Давайте чай разольём, а потом и поговорим. -

Он достал из тумбочки целлофановый пакет и достал каждому по три круглых батончика в обёртках. А Гена тусанул чай, перелив раза два чай из большой кружки в стеклянную банку и обратно. По кабинету поплыл запах "индюхи". Затем он налил чай по стаканам и все сели ближе к столу, попивая чай с конфетами, и куря сигареты.

- Со свинокомплекса теперь многие зэки с "провозом" идут на Гену-машку, - сказал Саня, отхлёбывая чай и с удовольствием выдыхая горячий воздух изо рта.

Все знали прапора Гену-машку как самого паскудного прапорщика в зоне. Он был очень маленького роста, где-то около полутора метров, и был рыжий. Прапорщики его как-то также недолюбливали из-за его жадности и скудоумия. Он был готов "отмести" у зэков всё, если бы это было возможно.

- С чего бы это? - спросил Игорь, - Или они уже ох...ли с горя? -

- А ты что не знал? - спросил Юрка, - Машка же хочет себе погоняло сменить. -

- Его жена дое...ла, - продолжал опять Шашников, - Пилит его дома. Другим прапорщикам, говорит, зэки дали клички, как клички. Толя-строгий, Ваня-беспредел, у Гриши, вон, вообще клички нет, зэки так и зовут его, - Гриня. А ты один в зоне Машка. Как пидор какой-то! -

Все слушали молча, попивая чай и куря сигареты. Шашников отхлебнул чаю, с удовольствием пожевал откушенный батончик, затянулся сигаретой и продолжал:

- Вот Гена-машка и решил сменить себе погоняло. Хочет, чтобы зэки называли его "Огонёк". Он же рыжий. Но вы же знаете, что зэки, подлый народ, быстро об этом узнали. Теперь "заряженный гревом" зэк идёт на общем шмоне на Гену-машку и говорит ему тихонько: "Привет, Огонёк!" И Машка, похлопав его для близира по карманам, говорит ему: "Проходи!" Да и в самой зоне, если кто из проштрафившихся зэков назовёт его "Огоньком", тот отпускает его. -