В общем, капитан Валин и уломал, в конце концов, Игоря написать тогда "Прошение" о помиловании.
Уже прошло более полугода с того времени, о котором Игорь уже и забыл. И вот как-то в воскресенье утром, после завтрака, по селектору объявили, что ему нужно явиться к ДПНК в надзор комнату. Это было непонятно Игорю. Он пошёл, перебирая по дороге в уме, чем он мог проштрафиться, и кто мог на него "настучать" за что-нибудь. Но ничего подобного не должно было быть, и он был просто в недоумении. Войдя в надзорку, он увидел прапорщика Гриню, который не дал ему сказать и слова, а шагнул к нему, улыбаясь, и похлопал дружески его по плечу. Это было вообще поразительно, и Игорь чуть не остолбенел от удивления.
- Проходи вон в ту дверь, - сказал улыбающийся Гриня, указывая на открытую настежь дверь, где в комнате за столом сидел ДПНК майор Азаров.
Игорь вошёл к нему в комнату с недоумением на лице.
- Присаживайся напротив, - сказал Игорю майор Азаров. А когда Игорь сел на стул напротив него, Азаров встал со своего стула и с улыбкой на лице сказал ему:
- Хочу сообщить вам, что указом Президиума Верховного Совета СССР, вам снижен срок вашего наказания на один год. Поздравляю вас с этим! - и Азаров протянул ему руку через стол для рукопожатия. Игорь встал и пожал ему руку. До него ещё не дошло, как следует, всё сказанное ему Азаровым.
- А теперь опять присаживайтесь, и распишитесь мне в бумагах о том, что вы получили это сообщение, - и Азаров положил перед ним шариковую ручку, и стал показывать пальцем в каких-то журналах, где ему следует расписаться. Игорь расписывался. После того, как Игорь поставил свою последнюю подпись в последнем журнале, Азаров вновь распрямился.
- Ну, вот и всё, - сказал он, улыбаясь, - Ещё раз поздравляю вас. Вы можете идти. -
- Спасибо. До свидания, - сказал Игорь и вышел.
Только отойдя метров двадцать от надзорки, он вдруг понял, что сидеть ему осталось уже лишь один год с небольшим. Проходя по дороге между высоким бетонным забором и железным проштампованным забором жилой зоны, Игорь увидел, что из калитки локалки ЖБК выводят пятый отряд, по-видимому, в клуб, в кино. Около половины зэков были ему незнакомы, но были видны и знакомые ему лица. Когда он подошёл, то некоторые подошли к нему, поздороваться за руку.
- А чё тебя в надзорку по селектору дёргали? - спросил кто-то.
- Да вот, сказали, что Москва мне год сроку сбросила. Расписываться за это вызывали, - ответил Игорь, пожав плечами, - Даже самому ещё не верится. -
О-о-о! Поздравляем! С тебя замутка! - послышалось со стороны уже вышедших из сектора зэков, - Да за такое и парёнку не грех замутить! -
Начались расспросы. Что писал и как писал? В общем, галдели до тех пор, пока кто-то не сказал, что так они и в кино опоздают. И Игорь только тогда смог пойти дальше в свой отряд.
Позже Игорь узнал, что в этот год из зоны "подчистую" ушёл Джага из пятого отряда, который, как сказали, последние три года каждый год писал в Москву "помиловки". А из седьмого отряда "подчистую" ушёл по "помиловке" хороший парень по прозвищу Дурак, который был классным газо-электросварщиком и "мастером на все руки", и который в гараже на ЖБК делал из листового металла даже крылья к легковым автомобилям, неотличимые от заводских. Говорили, что каждый раз, когда Джаге приходил из Москвы отказ, Дурак всегда подтрунивал над ним. Куда, мол, дурак, пишешь? Меня вот, хоть и зовут Дурак, а я умнее тебя, не пишу никуда и не расстраиваюсь потом. А когда Джаге пришла помиловка, то и Дурак сразу же написал прошение. И ему потом также пришла помиловка. И многие тогда видели, как он, узнав, что завтра его выпустят из зоны на свободу, почти час плакал без рыданий. Просто его всего трясло, как в лихорадке, из его глаз сами собой катились слёзы, и он не мог говорить, только курил сигареты одну за другой, сидя на лавочке во дворе между отрядами. Оба этих зэка отсидели по тринадцать лет из своих пятнашек. Говорили, что в этот год из зоны ушли по УДО ещё человека два-три, кроме них.
Однокомнатная квартира Игоря тогда не сохранилась за ним, после его освобождения. Закона не было уже такого. После своего освобождения Игорь жил со своими родителями в их двухкомнатной квартире в другом городе. Первое время своей жизни "на воле", он любил просто ходить пешком, особенно по ночам. Ему было несравненно приятно ходить, куда он захочет. Хочешь, - поверни направо, хочешь, - налево, куда угодно. И никто тебе не укажет, зачем ты туда свернул и пошёл, тебе, мол, туда "неположено". И ни один мент тебя не остановит, и не станет рыться в твоих карманах. И неважно, что в твоём кармане есть деньги. На них ты в любом магазине можешь купить то, что тебе сейчас нужно. За время своих ночных пеших прогулок по пустынным улицам, он исходил за месяц весь город вдоль и поперёк.
Ему постоянно, как бы в сравнении с настоящим, вспоминалась зона. И часто снились сны, что он всё ещё как бы зэк, и многие персонажи таких снов были либо зэками, либо зоновскими или тюремными ментами. Кстати, такие сны ему снились лет двадцать семь - двадцать восемь после освобождения, и лишь потом перестали сниться.
Наступила весна, пришёл ласковый месяц май. Первый май после освобождения. Окружающая природа цвела и пахла. Игорь вспомнилась и его любовь к Светке. После того, как он ушёл тогда из её кабинета, сказав "прошай", он лишь пару раз случайно слышал о ней от зэков в зоне. Сначала, примерно через месяц после прощания, он услышал, что она "попалась", передавая кому-то из зэков что-то "неположеное", то, что она пронесла в зону, и что сейчас её должны выгнать за это с работы. А ещё через пару недель он случайно услышал, что она как-то сумела "выкрутиться", и уволилась "по собственному желанию".
В зоне, после своей последней встречи с ней, Игорь не думал о ней и не вспоминал. А сейчас, на воле, вспомнил. Вспомнил и муки своих никому не нужных душевных терзаний от любви украдкой, глядя на них сейчас как бы со стороны. Всё это, на первый взгляд, выглядело каким-то глупым и нелепым, хотя и довольно горьким эпизодом из его личной жизни. Но потом ему вспомнилось и то, что его чувство любви было для него тогда, как глоток свежего воздуха в смердящей рабством и беспределом зоне. И неважно, какая была цель у самой Светки, но она была причиной того, что в Игоре возродилось тогда это прекраснейшее из человеческих чувств, ошеломляющее чувство святой и искренней настоящей любви.
И неважно, что у него были душевные терзания и муки. Может быть, любовь без мук и терзаний и не бывает. И неважно, что "любовь" Светки к Игорю была лишь её хитрым обманом в целях её личного обогащения. Важно, что в Игоре возникло столь высокое чувство, которое помогло ему в зоне вновь почувствовать себя не просто паскудным совейским зэком, а человеком. И Светка помогла ему в этом, хотя сама она об этом, сорее всего, никогда и не помышляла, и не думала, и не задумывалась.
В благодарность за это возрождённое тогда в нём чувство, Игорь решил поздравить её открыткой с днём её рождения. Адрес её ещё не стёрся как-то в его памяти, а времени до её дня рождения оставалась неделя. И его открытка должна была прийти к ней вовремя. Так он и сделал. Правда, перед тем, как бросить открытку в почтовый ящик, Игорь подумал, "А стоит ли посылать ей эту открытку за ту пытку любовью, которую ему пришлось тогда так долго переносить? Конечно же, было бы лучше, если бы эта пытка не длилась столь долго. Ведь это она, Светка, просила его не разговаривать с Сашей Колодиным, чтобы не раскрылась её тайна". Но ему вновь вспомнился и тот глоток свежего воздуха в затхлой духовной жизни зоны с мелкими интересами её обитателей, который дал ему новые силы для жизни, который позволил ему возродить почти упавшее его стремление вообще жить в столь мерзком мире. А ведь он обязан был в нём выжить для того, чтобы впоследствии сделать его прекрасным для всех людей. И Светка явилась тогда одной из основных причин для этого глотка свежего воздуха, живительного тогда для Игоря, и он бросил открытку в почтовый ящик. Послал открытку, и забыл об этом.
