«Сержант» хотел что-то сказать, но всё-таки промолчал. Он уже хорошо знал тяжёлый характер лейтенанта Генриха Роша, командира их группы. Вместо этого провинившийся диверсант отошёл в сторону и стал искать у убитых патроны.

Из дома правления колхоза вышел мужчина в гражданской одежде. Он постоял немного на крыльце, осматривая окрестности, а потом направился к полуторке. Одет он был в гражданский чёрный костюм, уже довольно поношенный, но ещё не утративший свою форму. Когда он шёл к автомашине, стала заметна его небольшая хромота.

Лейтенант Рош обернулся к нему.

– Может быть, всё-таки пойдёте с нами? Ведь вы ранены…

– Нет, благодарю. Рана не опасная. Она уже почти зажила. Пустяки. Я смогу выполнить задание, так и передайте.

Эти двое продолжали прерванный недавно разговор. Они неплохо понимали друг друга.

Рош пожал плечами.

– Это ваш выбор. Тогда я должен дать вам рацию, комплект запасного питания к ней и двух человек, один из них радист.

– Вот за это спасибо. А то моих двух коллег чекисты убили. Пришлось всё бросить и спасаться. Тогда-то меня и ранило. К счастью, не очень серьёзно, отлежался.

Лейтенант Рош отдал короткий приказ, и вскоре немецкие диверсанты, взяв оружие убитых красноармейцев, вышли из Васильевки и растворились в густом лесу: деревья подходили почти вплотную к этому населённому пункту. Вместе с диверсантами ушёл и незнакомец в гражданской одежде. Несмотря на ранение, шёл он довольно быстро, почти не хромая. И это было немного странно, так как ранее хромота его была заметней.

«Всё прошло хорошо, по плану, – думал Рош. – Русские даже опомниться не успели. Это я неплохо сделал. И хорошо, что обошлось без потерь. Не люблю, когда в группе появляются раненые. Это мешает и плохо влияет на солдат. Но этого агента, хромого, я не понимаю. Он или очень умён, или очень глуп. Мог бы ведь сейчас уйти с нами. Ладно. Это его проблемы».

Углубившись в лес на два километра, немецкие диверсанты разделились. Незнакомец в гражданской одежде в сопровождении двух немецких диверсантов в красноармейской форме направился на восток, а вся остальная группа лейтенанта Генриха Роша повернула на запад.

В центре деревни Васильевки у правления колхоза осталась стоять расстрелянная полуторка. Стекла в кабине выбиты, двери распахнуты. Возле автомашины на земле лицом вверх лежал убитый старший лейтенант Александр Тихонов. Недалеко от него – все члены его поисковой группы и водитель полуторки, тоже убитые.

3 августа 1941 года

Подмосковье Военный госпиталь № 3011

Лейтенант госбезопасности Алексей Орлов сидел напротив главврача военного госпиталя № 3011 Безводного Родиона Михайловича и доказывал, что он уже совсем здоров.

– Вот, посмотрите, доктор, – говорил он, поднимая и опуская руки. – Посмотрите. Отлично поднимаются и отлично опускаются. Ничего не мешает. Даже не болит. Я опять хочу вас поблагодарить, доктор. Вы спасли мне жизнь. Вы совершили чудо. Рана зажила. Теперь я готов, как говорится, опять встать в строй.

Подполковник медицинской службы, повидавший на своём веку таких беспокойных и нетерпеливых раненых ещё в Первую мировую войну, скептически улыбался и отрицательно мотал головой.

– Нет, батенька мой, не могу. Не уговаривайте и не просите. Рука ваша ещё полностью не восстановилась. При резком движении – а такие молодые люди, как вы, не могут обходиться без них, я-то знаю – рана напомнит о себе. Сухожилия, нервы, батенька мой, вещь тонкая. Пусть хорошенько заживёт рана, а потом уже езжайте на все четыре стороны. Это моё окончательное решение.

Ранение Алексей Орлов получил через неделю после начала войны в районе украинского города Броды, когда находился на Юго-Западном фронте. Пуля, выпущенная немецким автоматчиком, попала ему в правое плечо, доставив серьёзные неудобства. К счастью, немецких мотоциклистов, неизвестно как оказавшихся на пути небольшого отряда Орлова, вскоре рассеяли пулемётным огнём два краснозвёздных броневика, вовремя появившихся на дороге.

Это было первое ранение Алексея, поэтому, наверное, он вначале не отнёсся к нему серьёзно. Один из бойцов сделал ему перевязку.

– В медсанбат вам нужно, товарищ лейтенант, – сказал он, заканчивая возиться с бинтом. – Ранение то у вас, по всему видать, серьёзное. Пусть доктора осмотрят.

– Подождёт медсанбат. Ничего страшного. И почему ты решил, что серьёзное? Мне кажется, что ничего серьёзного. Обычное лёгкое ранение. Перевязал – и отлично. Пока так сойдёт, а медсанбат будет потом.

– Всё-таки лучше сразу, чтобы доктор осмотрел…

– Так, всё, спасибо, рядовой, можете идти. Без вас как-нибудь разберёмся.

Но Алексей не спешил обращаться к медикам, так как ему нужно было выполнить боевой приказ: забрать из 212-й моторизованной дивизии пленного немецкого капитана-танкиста и доставить его в штаб Юго-Западного фронта. Немецкие офицеры, да ещё танкисты, были тогда очень ценными пленными, о чём лейтенанту Орлову и сообщили, направляя в 212-ю моторизованную дивизию. Девятнадцатилетний лейтенант проникся важностью поставленной перед ним задачи и, даже получив ранение, её выполнил.

Правда, к тому времени когда Алексей доставил пленного немецкого офицера в штаб Юго-Западного фронта, ему стало совсем плохо: каждый шаг отдавался острой болью во всем теле.

Только сдав фашиста кому положено, Орлов отправился в эвакуационный госпиталь. Слово «эвакуационный» его не устраивало, так как он никуда эвакуироваться не собирался. Он хотел только показаться врачу, чтобы ему «зашили рану». Но эвакогоспиталь оказался самым близким из расположенных медицинских военных учреждений, поэтому-то Орлов туда и попал.

Когда пожилая медсестра размотала рану, дежурившая капитан медицинской службы Синявцева недовольно покачала головой.

– Когда вас ранили? Сутки назад? Что ж вы сразу не обратились в медсанбат?

– Не мог, товарищ капитан, нужно было приказ выполнить, – попытался улыбнуться Орлов, но из-за боли, вызванной неловким движением, на его лице появилась какая-то фантастическая гримаса.

Синявцева промолчала, продолжая что-то записывать в толстую тетрадь. Вскоре лейтенанта отвели в перевязочную, где подготовили его к операции.

– Жалко, молоденький совсем, – сказала пожилая медсестра, протягивая полотенце Синявцевой. – Может быть, всё-таки выживет?

– Будем надеяться. Хватит разговоров. Давайте начинать.

Операция продолжалась довольно долго и прошла, как Орлову сообщили, «успешно». Однако он не почувствовал себя лучше, наоборот, к вечеру у него поднялся сильный жар.

Он, находясь в жару, не помнил, как на следующий день ранним утром двое санитаров перенесли его в грузовик; как уложили его рядом с другими тяжелоранеными красноармейцами и командирами; как у себя в кабинете украдкой вытирала слезы капитан Синявцева; как раненых потом отвезли на железнодорожный вокзал и определили в военно-санитарный поезд; как потом фашистские самолёты чуть его не разбомбили.

Очнулся Алексей через сутки. Температура спала. Ему хотелось пить.

– Воды, пожалуйста, – попросил он.

Вначале его никто не слышал – таким тихим был его голос и так громко стонали другие тяжелораненые солдаты. Но потом к нему подошёл санитар, напоил его из кружки тепловатой водой.

– Где я? – сумел выговорить лейтенант перед тем, как опять впасть в забытьё.

– В поезде, сынок, в поезде. Скоро приедем в большой госпиталь. Там тебя вылечат, – ответил ему пожилой санитар, но Алексей этого уже не слышал.

На следующий день Орлову стало заметно лучше. Он даже несколько раз улыбнулся, когда к нему подходил пожилой санитар, которого все звали просто дядя Ваня. Температура ещё была, но не такая высокая, как раньше.

Алексей целый час лежал и смотрел в окно на мелькавшие поля, леса, речки, небольшие села и городки. Ему всегда было интересно ездить в поездах. Почему – он и сам толком не мог понять. Наверное, потому, что когда едешь в поезде, то кажется, что впереди тебя ждёт что-то необычное, что скоро твоя жизнь изменится, потечёт по новому руслу, а на конечной станции тебя ждёт какой-нибудь приятный сюрприз.