Не в моих правилах мучить человека без веской причины. Но и оставлять недобитого сзади не люблю. Мстители и стреляющие в спину без надобности. Проще один укол в горло - и можно теперь не оглядываться. Человек в данном отношении ничем не отличается от свиньи. Надо просто правильно ударить, и он брык - перестал дергаться в агонии.

Тут я наконец посмотрел на женщину, которая уже села, держась за щеку. Наверняка синяк будет в пол-лица. Приложил ирокез ее знатно. Но даже в таком виде не признать жены пастора я не мог. Поспешно подошел.

- Вы ранены? - спросил на всякий случай.

Внятного ответа не прозвучало. Обхватив меня не хуже капкана, она прижалась и с плачем забормотала нечто маловразумительное. Через пару минут, орошаемый слезами, я усвоил вполне ожидаемое. Мужа убили, дом сожгли, ее вместе с другими пленными повели в лес. Попыталась сбежать. Догнали. Какое счастье, что я пришел спасти.

Последнее было преувеличением размером с гору, с удовольствием бы не встретил этих индейцев вообще. Но не отрицать же реальной схватки?

Она рыдала на моей груди, а я растерянно обнимал ее, вдыхая запах длинных вьющихся волос, вечно упрятанных под чепчик, чтобы ни одна прядка наружу не была видна. Где-то в лесу она потеряла головной убор и шпильки. Оказывается, волосы длинные, аж до пояса, и приятного каштанового цвета. Тихонько поцеловал в макушку. Потом в обнаженное дыркой плечо. Она подняла голову и посмотрела широко раскрытыми глазами. Я легонько коснулся губами ее рта, ожидая отталкивания и гневного крика, но она неожиданно ответила на поцелуй, подавшись навстречу.

Руки ее убрались с моего пояса и обняли за шею. Бешено застучало сердце, вгоняя в жар, но понять это другим образом никак невозможно. Я принялся покрывать поцелуями ее лицо, тонкую шейку, плечи. Руки тоже стали более настойчивыми и нахальными. Дениз тяжело задышала, слегка толкнула ладонью в грудь. Послушно отпустил, разочарованный. Однако это был вовсе не конец. Все тряпки с меня слетели моментально, причем рубаху и штаны она нетерпеливо сдирала сама. Еще один страстный поцелуй - и она практически меня на себя затащила.

В тот момент было не особо до размышлений. Я давно без женщины, а Дениз всегда нравилась, и я ее хотел. Но до сих пор дальше сомнительных мыслей не двигался. Слишком мы разные и в неподходящем положении, чтоб пытаться перейти черту. Она не девка с улицы, а замужняя дама. А я отнюдь не солидный месье. Но сейчас это не имело ни малейшего значения.

Господи, какое это удовольствие - обладать красивой зрелой здоровой женщиной! Желающей и желанной. Каждое прикосновение к ее нежной коже вызывало дрожь. Хотелось ощущать ее полностью, до конца, снаружи и внутри. И я старался, а когда дошел до предела, она вздернулась подо мной в любовной судороге, подняв бессознательно немалый вес, и опала вниз.

Дениз торопливо одевалась, а я смотрел, сидя рядом. Красивые очертания круглых грудей. Розовые соски. Крошечная родинка на одной груди. Плоский живот. Твердые ягодицы с прилипшими к ним травинками и песчинками. Взгляд, брошенный на меня искоса, был отнюдь не гневным. Мое любование ею явно пришлось ей по сердцу.

- Ты божественна, - сказал я вслух.

Наградой была улыбка. Потом начала приводить себя в порядок. Первым делом заколола волосы деревянной палочкой. С распущенными гораздо красивее, однако по лесу так не побегаешь. А возможно, придется.

Кажется, по поводу грехопаденья и загубленной репутации повторные рыдания не состоятся. Уважаю. Характер у нее есть, и стержень крепкий. Любопытно, попросит ли молчать. Если нет, значит, еще и умная. Не тем умом, что дает образование, а практичным, уважаемым в колониях. Я в любом случае трепаться не стану, а значит, и она меня правильно определила. Хотя это в приятную сторону. Молчит, спокойно принимает помощь в шнуровке платья. А я при этом постоянно касаюсь.

Потом взгляд ее изменился. Видимо, обнаружила, что мы проделали это прямо возле трупов.

- Надо уходить, - сказала отворачиваясь.

Ну да. Могли заявиться на выстрел в самый ответственный момент приятели этих трупов и здорово бы тогда повеселились. Ну да прошло удачно. Видать, никто не обратил внимания. В городе по-прежнему весело палили, пусть и не так часто. Все равно не стоит испытывать терпение того, что свыше.

- Прежде заберем трофеи, - натягивая штаны, сказал я.

Святое дело добыча с боя. Даже в армии не запрещают обчистить погибших. Понятно, при определенных условиях, но больше для дисциплины, чем из вредности. Главное - нельзя бросить вот так, тем более теперь нас двое и еды надолго не хватит. Я могу пару дней и потерпеть без пищи, но тащить на себе ослабевшую женщину - не лучшая из возможных идей.

Еда, очень хорошие армейские мушкеты, не чета моему убожеству-дробовику, какая скотина разрешает продажу дикарям, убил бы! Будто непонятно, в кого станут очень скоро палить. В нас же!

Пороховницы, томагавки, ножи, одеяла. Все полезное и ценное. Полез в мешок, нашел богатую одежду со следами крови. А под ней мешок с деньгами. Господи, кого же это так удачно обчистили?

Золото - больше сотни монет, в наших местах немалая редкость и стоят больше номинала. Серебро. Монеты самых разных видов. Были достоинством в десять, восемь, четыре, два, один луидор и в пол-луидора. Мелочь тоже присутствовала. Су, лиары, денье. Не удивительно, что мешок такой увесистый. Ну такая тяжесть даже приятна. В общей сложности больше сотни луидоров - за две тысячи ливров. Серебряных и медных на одну тысячу шестьсот тридцать одну су - в пересчете это восемьдесят один с половиной ливра. Если учесть, что за меня заплатили по кабальной пятнадцать ливров в месяц, то можно теперь себе приобрести по сходной цене одиннадцать с половиной таких слуг сроком на пять лет. Неплохой доход за двух покойников. Грабить награбленное - очень удачное поведение. Все же меньше, чем сначала показалось, и много больше, чем до сих пор одновременно в руках держал.

- По справедливости половина этого принадлежит тебе, - решительно заявил я стоящей рядом женщине, - и делю приблизительно на равные кучки.

Она явно удивилась.

- Не сбеги, - объяснил мысль, - не стань тебя ловить - они бы прошли в общей колонне, и ничего этого не было бы. А так задержались - и нам пришла удача.

- Мне гораздо большая, - передернувшись, сказала Дениз. - Не хотелось бы стать белой скво.

Зато можно было бы проповедовать до посинения индейцам самый правильный методистизм, или как там правильно, подумалось. Вслух благоразумно не стал сообщать столь ценного заключения. Пересыпал табак из одного кисета в другой, кинул в освободившийся свою долю монет. Вторую отправил обратно и сунул ей в руки. Она молча посмотрела на мешочек, потом на меня. В женской душе явно боролись рационализм - жить на что-то в будущем надо - и совесть. Да и где-то на задворках наверняка таится мысль, не плачу ли ей за происшедшее.

Вот уж ни разу. Шалаве таких денег не дают. Просто меня учили: деньги - не главное. Легко пришли, легко ушли. А если кому поможешь, можешь рассчитывать на этого человека в дальнейшем. Не всегда проходит, но основная масса помнит добро. Только с богатыми такое не рекомендуется. Они потому и с деньгами, что долгов отдавать не любят и с удовольствием кинут кредитора. Бедняки ведут себя иначе. У них кроме чести и слова ничего нет. Потому редко обманут. Так ничего и не сказала, спрятав монеты в свой новый вещевой мешок, взятый у мертвого. Туда уже отправились сухие лепешки и вяленое мясо из их поклажи.

- Дай мне ружье!

Ну, в наших краях с ним любая женщина обращаться умеет. Так что без возражений вручил и все положенное к нему. Другое дело, насколько хватит ей силы тащить груз. Идти нам далеко.

- Я шел в поисках помощи. В наш форт не пробраться. Де-Труа спалили. Придется чапать аж до самого Форт-Ройала. Ближе солдат нет.

- Я с тобой! - твердо сказала. - Ни за что не останусь здесь, где бродят ирокезы.

- Они и в дороге наверняка имеются.