— Так вот и строили предки, чтобы мы жили тут нормальной жизнью, — вытащил Савва кусочек застрявшего где-то во времени разговора. Словно вернул ситуацию на круги своя. И никакого морока.
— Нормальную жизнь? Это вот то, что сейчас у вас, ты называешь нормальной жизнью?
Лив не хотела оскорбить Савву, ей действительно было непонятно, как можно думать про такой быт, что он нормальный. Без элементарной сотовой связи, без интернета, с печью, без всяких развлечений. Нет, она не была большой поклонницей ночных клубов, но элементарно — посидеть в уютной кафешке с чашкой кофе?
Савва, впрочем, нисколько не обиделся.
— Это другое. Ты просто ещё мало у нас находишься. Ещё до конца не успела прочувствовать.
— Ну уж увольте, — испугалась Лив. — Я не хочу тут больше... Не собираюсь ничего больше прочувствовать...
— Да ладно, успокойся. Сказал же, попытаемся выехать. Вот сейчас чаю попьем, а утром, засветло, попробуем твою машину поправить.
— Да не моя это машина, — опять возмутилась Лив. И пригорюнилась. — Алексеича так и не нашли. Вот что с ним могло случиться?
— Искал я твоего невидимого Алексеича. Ты же знаешь, что искал. А что один могу? Тут врассыпную нужно лес прочесывать. И с вертолетами, желательно. Если он был, твой Алексеич...
Последнюю фразу Савва пробормотал совсем тихо, исключительно для себя, попытался отвлечь Лив от опасного предмета разговора:
— Так вот, ты спрашивала. Сначала тут построили несколько домов барачного типа и временную конюшню. Лесорубы-одиночки жили артелью по тридцать-сорок человек. Электрического света ещё не было, обходились керосиновыми лампами. Первые дома стояли среди глухого леса. Но, кстати, пилили уже не двуручными пилами. Знаешь, раньше были такие с треугольным зубом?
Лив отрицательно покачала головой.
— Так стали работать уже не ими, а лучковыми пилами! Уже тогда!
Вид у Саввы был просто торжествующий, а в голосе появилась искренняя нежность и настоящая любовь.
— У них полотно тонкое, узкое, из высококачественной стали. И зуб сложный, поэтому лучковка дает тонкий пропил.
— Ты опять говоришь так, словно жил и работал в то время.
— Так я же на пилах работать пробовал. Даже на совсем старинных. В сарае у Фарса целый музей собрался. Лучковкой пила называлась потому, что полотно туго натягивалось при помощи деревянного лучка, а это позволяло работать на валке леса одному рабочему вместо двух. Затем на нашу деляну пришли механические электропилы системы «Вакопп», а через некоторое время их заменили более удобные и легкие консольные электропилы «К-5» и «К-6». А это совсем другая организация валки и раскряжевки леса. Ты, Оливка, даже не представляешь, насколько стало легче вальщикам работать...
Она не представляла. Под опять ставшим нудным бормотание Саввы, наконец-то согревшись, тихонько отъезжала из реальности в полудрему. Стол и Савва поплыли куда-то в сторону, безумный кот на чашке игриво и немного похабно подмигнул Лив, и она поняла, что засыпает.
***
Лив очень боялась, что опять зарядит дождь, но, может, благодаря её молитвам, с утра светило солнце. Она почувствовала его прикосновение ещё со сна, не открывая глаза, ощутила, как солнечный зайчик скачет щекочущим теплом по её щеке. Ничто и никто не тревожило её ночью, не пялилась на гостью Белая Дама, не ходил под окнами страшный минотавр, даже кречет не подавал голоса — то ли не видел повода для беспокойства, то ли улетел куда-то далеко по своим делам. Она спала, как убитая, и выспалась прекрасно, открыла глаза свежая и с ясной головой. Даже не очень расстроилась, обнаружив себя не дома, а все в том же заколдованном месте. Загорелась надежда, что, может, уже сегодня к вечеру вернется к привычному для неё образу жизни, и как страшный сон забудет и Савву, и Пихтовку, и сумасшедшего изобретателя, и привидение, и монстра в лесу. Что греха таить, надеялась Лив ещё и на то, что забота о пропавшем Алексеиче свалится с её плеч на другие, более профессионально для таких случаев подготовленные. Пусть его поисками занимаются специалисты. Скорее всего, поисками трупа, подумалось Лив, и она передернулась. Сначала нужно было выбраться отсюда самой.
Лив осторожно спустилась на ноги с дивана. Ходить, хоть и прихрамывая, было уже можно. Она подумала, что не мешало бы умыться, но за ночь выстуженная изба опять показалась ей невыносимой для какого-либо действия с водой, и девушка перенесла это мероприятие на вечер. «Когда доберусь домой, первым делом наберу ванную горячую-горячую, пены набухаю, и буду лежать в этой воде, пока вся эта ужасная командировка с меня тремя слоями не сойдет», — подумала Лив, как о чем-то, что непременно сбудется.
Она выглянула в окно, и увидела Савву, который уже увлеченно крутился вокруг джипа. Девушка обрадовалась ещё больше. Судя по сосредоточенному виду, он был настроен серьезно. Накинув куртку и с трудом натянув ботинки, Лив шагнула за порог навстречу новому дню и такой долгожданной дороге домой.
Савва приник к правой передней шине, которую, очевидно, только что накачал. Он вслушивался во что-то, в данный момент понятное только ему самому. На просохшем за последние сутки ковре из слежавшихся стружек и иголок в полной боевой готовности гордо смотрел в ярко синее небо компрессор. От его металлического корпуса победоносно шныряли в разные стороны все те же вездесущие солнечные зайчики.
— Привет! — издалека закричала Лив Савве, и заторопилась к нему по чуть натоптанной тропинке, все ещё припадая на больную ногу. Ей очень хотелось принять участие в созидательном действе.
Савва махнул рукой, обозначив, что заметил её присутствие, и опять сосредоточенно приник к шине.
— Вроде, не пропускает, — с сомнением в голосе наконец-то произнёс он.
— Слушай, — Лив тронула носком ботинка корпус компрессора, — а почему ты сразу к этому вашему изобретателю не пошел? Ещё в первый же день? Ты же знал, что у него эта штуковина имеется.
Савва вздохнул и выпрямился.
— Потому...
— Тоже мне, ответ, — фыркнула девушка. — Я, таким образом, тебе хоть теорему Ферма докажу. Почему? Потому...
Передразнила Савву.
Он почему-то промолчал, не стал спорить, и даже, по своему обыкновению, нудеть. Но Лив не собиралась отступать.
— Такие странные вещи говорил...
Она хитро посмотрела на спину Саввы, применив старинный прием крючка и паузы, чтобы вызвать любопытство собеседника, но тот опять запыхтел и с повышенным вниманием нагнулся к шине. Тогда девушка продолжила.
— Говорил, что в вашем поселке живут сломанные игрушки.
— Какие игрушки? — не выдержал Савва.
— Божественные. Сломанные и выброшенные.
Несмотря на то, что парень так и не обернулся, Лив заметила, что шея его медленно наливается злобным бордовым оттенком. Савва явно злился, хотя изо всех сил сдерживал себя.
— И, знаешь, мне кажется, что он если и сумасшедший, то не во всём.
Савва резко обернулся и прямо посмотрел на неё. Глаза у него были не злые, а грустные.
— Он не в себе, Лив. Конечно, для поселка очень много сделал, но у него же голоса в голове говорят. Они ему, скажут, например, что ты — кикимора болотная, он в тебя плеваться начнёт. Про меня что-то подобное думает. Поэтому я к нему и не хотел идти. И насос этот, он же тебе нужен. По-моему, все правильно и логично. А ты больше больных людей слушай! И так самой всякая чушь мерещится...
— Так ты его боишься? — Ничего не могло испортить Лив настроение в такой чудесный день. — Боишься, боишься...
— Боюсь, — неожиданно сразу и коротко признался Савва, и опять отвернулся.
Лив стало его жалко. «Он же на самом деле совсем неплохой парень. Нравственный вот, всё-таки заботливый, — подумала она. — Кормил меня, поил, из леса на руках вынес. Я уеду сейчас или чуть позже, но все равно уеду. Домой, к ярким фонарям, шуму бесконечного потока машин на улицах, горячей пенной ванне, новым сериям „Люцифера“ на „Сизонвар“. А он останется тут. И скоро зима».
