- АА? Это что-то новенькое. И что это значит? – спросила Белла, не понимая.
- Это батарейки, которых никогда нет в пульте, и теперь я знаю, почему, - Эдвард подмигнул, и Белла покраснела, заставив его рассмеяться, пока уходила красная как помидор, или возможно, одна из ее игрушек.
***
Глава 12
В то время как Эдвард Каллен был довольно шумным, никогда не боялся озвучивать сове мнение и спорить, его лучшая подруга была полной его противоположностью. Даже если ее доводы были вескими и аргументы проверенными, она робко и застенчиво держала их при себе.
Белла Свон была человеком, который предпочитал страдать в одиночку, в тишине. Она всегда была такой, и Эдвард готов был поспорить, что такой она и останется.
Когда они были младше, Эдвард бесчисленное множество раз приходил к ней домой и находил ее на заднем дворе, где она сидела под деревом и обнимала колени с отсутствующим выражением лица. И когда он садился рядом с ней, она клала голову ему на плечо, но так и не произносила ни слова, даже не здоровалась.
Он никогда не давил на нее, хотя всегда очень хотел знать, о чем она думает. Никогда в жизни он не хотел знать, о чем думает другой человек так сильно, как знать, о чем думает Белла. Она всегда выглядела такой задумчивой и поглощенной своими мыслями, будто пыталась разгадать какую-то загадку. Эдварда это очень раздражало, потому что она никогда не говорила ему, в чем дело, до самого последнего момента.
В конце концов, Белла все рассказывала Эдварду, неважно, была ли это личная проблема или тот факт, что ей не с кем было пойти на школьные танцы.
Иногда когда Эдвард приходил к Свонам и спрашивал у отца Беллы, дома ли она, тот начинал звать Беллу, так как не знал, дома она или нет. Когда Белла отзывалась и спускалась в гостиную, Чарли всегда жаловался, что она слишком тихая, и из-за этого он никогда не знает, дома она или вообще тихо умирает в своей комнате, и все потому, что она запирается у себя в спальне и тихо читает там или пишет.
Эдвард знал это. Сотни раз он врывался в ее комнату, когда Чарли просил его разбудить Беллу, и обнаруживал, что она валяется на кровати с книжкой в руках, оторванная от реальности и погруженная в чтение.
Иногда он любил в ней это качество. Ему нравилось, что она не заполняет паузы в разговорах бессмысленной пустой болтовней. Эдвард знал многих девушек, которые говорили о чем угодно лишь бы поддержать разговор, но Белла была не такой. Она знала, когда нужно было просто побыть в тишине.
Но были времена, когда Эдвард не переносил молчаливость Беллы.
Это было сразу после той ночи в доме Эдварда - после вечеринки в честь Хэллоуина, когда Беллу чуть не изнасиловал Джеймс. На следующий день она была еще тише, чем обычно. Она словно онемела. Белла выглядела так, будто несколько дней не спала, а своими болезненно желтыми глазами и мертвенной бледностью она походила на живой труп.
Она ходила в одном свитере, плотно обхватив себя руками, в то время как на дворе был ноябрь. Создавалось впечатление, будто она хотела чувствовать пронзительный холод.
Эдвард наблюдал за тем, как она бездумно ходит по школе, так, будто кто-то контролирует ее движения, а когда он пытался заговорить с ней в классе, она просто пожимала плечами или кивала ему.
Наблюдать за этим было мучительно.
Когда Эдвард пришел к Белле в пятницу, почти через неделю после случая на вечеринке, шериф Свон остановил его и спросил, все ли в порядке с его дочкой.
Эдвард отрицательно покачал головой, но ничего не сказал. Он не знал, что сказать, не понимал, что происходит с Беллой. Когда он поднялся к ней, она все так же стоически молчала и, казалось, даже не замечала его присутствия.
Эдвард еще никогда не чувствовал себя таким потерянным.
Он ничего не мог поделать. Он поддразнивал ее и шутил, как обычно, но Белла оставалась все такой же замкнутой.
Позже этой ночью, около четырех часов, она позвонила ему. На день рождения Эдварду в спальне установили выделенную телефонную линию, и он никогда еще не был так рад подарку, как в тот момент.
На другом конце провода она плакала и всхлипывала. По тому, как дрожал ее голос, Эдвард практически слышал, как сотрясается от рыданий ее тело. В конце концов, она успокоилась и сказала ему, что происходит. Целый час она описывала ему, какую пустоту в душе она ощущала и какие кошмары мучили ее по ночам.
Целую неделю они разговаривали только по телефону, а в школе Белла все так же хранила молчание.
После недели ночных звонков, Эдвард стал тайком пробираться в комнату Беллы по ночам. По сей день он понятия не имеет, как умудрялся вскарабкиваться на дерево у ее окна, потому что первая ветка находилась примерно на высоте трех метров от земли, и запрыгнуть на нее было той еще задачей. Хоть Эдвард и был спортсменом, этот трюк был практически невыполним даже для него. Но ради Беллы он попробовал. И у него получилось.
Это время он не забудет никогда. Во-первых, напоминанием ему будет служить шрам на внутренней стороне бедра, который он заполучил, поцарапавшись о старую кору… Но что самое главное, он никогда не забудет, какой хрупкой и ранимой выглядела Белла, когда он первый раз впрыгнул в ее окно.
Она лежала на кровати, скрутившись в клубочек, ее тело сотрясалось от рыданий, а слезы градом катились по ее лицу. Глядя на нее в таком состоянии, у Эдварда внутри все сжималось. Он никогда не видел такой свою лучшую подругу, и это разрывало ему сердце.
Неделями он тайком прокрадывался в спальню Беллы и лежал с ней рядом, пока она спала, а потом, до того, как шериф Свон мог его застукать, уходил с восходом солнца. Он не спал по нескольку дней, но это не имело для него значения ни тогда, ни сейчас. Он не раздумывая сделал бы это снова, вот только на этот раз ему пришлось бы просто пройтись по коридору.
Даже когда они повзрослели, бывали времена, что Белла исчезала куда-то, и он находил ее сидящей где-нибудь в тишине, где было слышно только ее мерное дыхание. Если такое и случалось теперь, то она размышляла либо о работе либо о семье. И когда Эдвард спрашивал ее, а она не отвечала, в чем дело, он знал: в конце концов, она все равно довериться ему.
Поэтому когда в воскресенье после завтрака он увидел, что Белла сидит возле окна в своей комнате, он ничего не сказал и только наблюдал за тем, как она смотрит на улицы Сиэтла и ее глаза двигаются, глядя на проезжающие мимо машины.
***
Завтрак в воскресенье оказался весьма приятным для Эдварда. Они с Беллой пошли в маленькую кофейню через квартал, в которой готовили лучшие французские тосты и омлет в радиусе пятнадцти километров. Они добавляли именно столько сахарной пудры и корицы, как любили Эдвард с Беллой.
Они сидели в кафе и смеялись над молодой парой у магазина. Эти двое, казалось, хотели высосать лица друг друга.
- Сейчас десять утра. Нужно же соблюдать элементарные правила приличия. Хотя бы на улице, - усмехнулась Белла, пробуя свой омлет.
- Они молоды и влюблены, Белла. Ты ведь помнишь, как это: неукротимое желание наброситься на своего партнера при любой возможности.
- Да, но не на людях, - спорила она.
- Особенно на людях, - поддразнил Эдвард, и внезапно его рука оказалась на ее бедре. Белла тут же стряхнула ее и угрожающе схватилась за вилку, а Эдвард только едва слышно усмехнулся.
Когда они приехали домой, Эдвард заперся в своей комнате, чтобы поработать над новым проектом. Почти два часа он тупо таращился на лист спецификаций. Они хотели такую рекламу, которая бы в раной степени нравилась как взрослым, так и детям. И это не было самым сложным. Ему надо было продать зубную пасту. Вот в чем проблема. Невозможно продать зубную пасту без того, чтобы не докучать людям основными фактами о зубной пасте, содержании фтора в ней и остальной херне.
Он, наконец, нашел идею для рекламной компании – монстр-кариес и герой-зубная паста в плаще – когда понял, что не слышал ни звука от Беллы с тех пор, как она пришла домой.
