Во время одной из стоянок, парень рассказал о своих снах Ялу и тот согласился с его выводами, настояв на том, чтобы после Кхидрина они, как можно быстрее, возвращались в Храм, благо осколок Хроногресса они уже добыли. Гневить богов - дело опасное. А уж нарушить договор, заключенный с Пантеоном, значит навечно обрести врага, от которого не будет спасения ни в этой жизни, ни в следующей. К тому же, повелителя костей сильно беспокоили те пытки, что были явлены в видениях, ибо в них он признал ритуалы культа Плачущей Богини. А скрытое в них лицо палача, говорило о немалом могуществе того, раз ему удалось скрыть себя даже от предвечных. Складывалось впечатление, что чем настойчивей они пытаются распутать клубок тайн вокруг гибели семьи Вика, тем опасней испытания выпадают на их пути и все тем или иным образом связанны с этим треклятым Праздником Чистых Небес.

Приблизительно на тридцать пятый день ноги Викара стали проваливаться под снег чуть глубже обычного, хотя уже пару дней стояла относительно ясная погода и наметенные до того ослизлые сугробы даже слегка опали, съёжившись под собственной тяжестью. Оказалось, что его сапоги по щиколотку проваливаются в рыхлый песок, а очень скоро начались самые настоящие барханы, укрытые ледяной коркой. Они вышли из леса, казавшегося бесконечным, достигнув южных рубежей дола. До Кхидрина, что ещё называли вратами в Пустыню Вечного Дня, оставалось рукой подать.

Последняя неделя не отметилась ничем особенным, кроме сражения с четырьмя гигантскими скорпионами, да ведьмой забытых богов, которую, так же как и прокажённого ржавой чумой, решили не трогать. Скарб слуг, низвергнутых демиургов, плохая добыча, ибо одни, увидев его, станут мстить за погибшего собрата, а другие, могут принять за недобитых врагов их собственного владыки. Да и добычи пока что хватало с головой. Ялазар обзавелся добротным щитом, вторым плащом и ещё кое-чем по мелочи. Торунг, хоть и потерял восемь обсидиановых стрел, получил пять полных колчанов стрел костяных, они конечно оказались не так хороши, но зато их было много и к тому же, не жалко. А сам Викариан, потеряв седьмой из отцовских кинжалов в бою с огненным тифоном, расплавившим стальную набойку клинка, получил от Ялазара двадцать один костяной метательный лепесток. А к ним необычные, кожаные перевязи, как раз для подобного оружия, крепящиеся от кисти до локтя и вторым рядом от локтя до плеча. Теперь, по шесть лезвий покоилось на каждой руке парня, ещё десять на груди и два за голенищами сапог.

Единственное, чего реально стало меньше, так это провианта. Заплечные мешки серьезно похудели, почти исчерпав запасы еды, хотя Ялазар уже давно перешел на обычную для всего каравана мясную похлебку. Вик очень надеялся, что им удастся пополнить запасы раньше, чем ему станет нечего есть.

Именно с такими мыслями и нещадно урчащим животом, их небольшой отряд, которому выпало в последний день похода быть в авангарде, подходил к стенам города.

Первое, что бросилось в глаза, это растянутые над стеной тела. Высохшие, словно забытый на солнце виноград, они были вздернуты меж высоких столбов, от которых тянулись толстые канаты с зазубренными крючьями. Их острые клювы впивались в плоть мучеников буквально разрывая тех на части. А сквозь тонкую, похожую на пергамент кожу, проступали переломанные кости и поражённые болезнями внутренности, но несмотря на все это, сердца несчастных продолжали биться. Эти создания до сих пор оставались живыми.

В каждого из подвешенных был вонзен кривой серпомеч, точь-в-точь такой же, как и клинок отца Вика, разве что стальных зубцов не было. Парень быстро перекинул клинок за спину, укрыв рукоять капюшоном. Несмотря на то, что оружие восстановленное Ялазаром уже не походило на себя прежнее, все же рисковать не стоило. Одичалые ничего не заметили, а Торунг только шепнул:

– Весьма разумно. Не хватало, чтобы тебя приняли за врага Галдариана Тухлого.

– Кого? – переспросил повелитель костей.

Однако ответил ему Викариан, уже почерпнувший знаний о Кхидрине из Атласа Крига, чью мудрость он с жадностью вбирал в себя, едва выпадала свободная минута:

– Тиран этого полиса. Его ещё зовут Золотым Бубоном, за его неуёмную страсть к сокровищам и болезням, которые он насылает на недругов и слуг из своего дворца-канализации. – он кивнул на исходивший миазмами и заполненный нечистотами ров прямо перед невысокой стеной города. – Это все часть его тронной залы, древние сливы пронизывают Кхидрин, словно вены. И в этих венах течет гной, да слизь, являющаяся, если верить записям, телом самого Галдариана. Этой гадости касаться нельзя, иначе навлечешь на себя гнев хозяина города.

Только закончив говорить, Вике заметил, что спутники смотрят на него со смесью удивления и уважения. Это немного смутило молодого человека и он чуть тише добавил, кивнув на повешенных:

– А вот кто это и за что с ними так, я не знаю. – ни о чем подобном он не читал. Но как правильно заметил Мрачный, лучше было лишний раз не искушать судьбу, припрятав отцовский клинок, пока они не покинут Кхидрин.

Стена оказалась ниже, чем виделась издалека и представляла собой деревянный частокол, облепленный затвердевшей, бурой глиной. Никаких ворот или дверей видно не было. Однако стальные зубцы решетки, выглядывавшие из высокой надстройки над проходом, говорили о том, что попасть в полис без стенобитного орудия нападающим вряд ли удастся. Сами же стены защищал не очень глубокий, но зато широкий ров, по совместительству являющийся стоком нечистот, который был заполнен почти по колено. У него были пологие стенки и в общем-то, преодолеть его было бы нетрудно, если конечно не знать, что вся эта вязкая гадость есть тело единой, чудовищной сущности Галдариана.

Стражи на стенах, облаченные в кожаные доспехи, обмотанные десятками рваных плащаниц, будто мумии, с непропорционально высокими, неудобными шлемами, больше напоминавшие вазы, нежели элемент брони, засуетились, пытаясь разглядеть пришедших. Из вооружения у них были видны каменные или костяные топоры, да копья с такими же наконечниками. Вскоре, один из них, обряженный в самые пестрые тряпки и единственный державший в руках настоящую, железную алебарду, приветливо замахал рукой:

– Торунг! Вурдалачий потрах, ты вернулся отдать мне долг!? – и тут же громко расхохотался, да так, что дремавший на посту другой стражник, с перепугу, едва не сверзился со стены. – С тебя ещё сто двадцать монет за то, что мы твою жопу прикрыли.

Мрачный ответил на приветствие тоже подняв руку, а второй бросил вопрошавшему небольшой, звенящий кошель:

– Твоя правда, как договаривались, сто двадцать монет и пять сверху за терпение. – было видно, что сонные стражники знали его и тоже приветственно вскидывали ладони.

Слышали ли все это несчастные, растянутые над их головами, было непонятно. В глазах, со срезанными веками, Вик не видел ничего, кроме бесконечной боли и безумия. С такого расстояния удалось разглядеть, как по канатам, удерживающим тела, вьются тонкие жгуты пульсирующих отростков, зарывавшихся под кожу и проникавших в каждый орган, другой же их конец произрастал прямиком из выгребной ямы под стеной. Они словно бы дышали, накачивая ядом свои жертвы, но в то же время, не давая тем умереть. Чей бы больной разум не изобрёл эту пытку, пожалуй, даже Агонис мог бы восхититься его бесчеловечной жестокостью.

Несмотря на явное расположение охранников к ним, отряд решил разбить привал и дожидаться каравана за пределами полиса. Так было безопасней, а заодно позволило разглядеть некоторые детали. Из-за незакрывающихся ворот были хорошо видны близлежащие улицы.

Те оказались поделены на две части, а меж колеями, по которым двигались местные обитатели, пролегала высокая, покрытая отвратительной слизью насыпь, от которой все старались держаться подальше. Что это и чему служит такое разделение, оставалось неясно. Мельницы смерти, которые парни видели в Кавеноне, тут, как ни странно, отсутствовали. Впрочем, вдалеке виднелись другие четыре величественных силуэта, возвышавшихся над морем тентов и навесов, укрывавших почти весь город. Это были башни колдунов, много выше любого иного здания Кхидрина.