— Понятно, что такие дорожки сейчас уже есть…

— Появились после ГДР в Голландии, ФРГ, США, в Москве, в спорткомплексе «Олимпийский», есть дорожка в 250 метров, по радиусы поворота у нее не укороченные — так же как и в Ленинграде, в спорткомплексе имени В. И. Ленина.

— Тогда подробнее: что же это за чудо-дорожка такая должна быть?

— Оглядитесь вокруг — мы стоим сейчас как раз на том месте, где она будет. Думаю, жизни мне на это хватит. Проект уже готов, ряд организации не прочь подключиться. Во-первых, как я уже говорил, дорожка по размерам — невелика, не больше 300 метров, классическая, как известно, — 400 метров. Овал — уже, прямая — короче, радиус поворота — в два раза меньше. Я и сейчас зимой такую заливаю, но под открытым небом, а нам нужен лед круглогодично; давно прошли те времена, когда конькобежец летом должен был на велосипед садиться — форму поддерживать. Конькобежец должен кататься на коньках!

Весь фокус — в радиусе поворота. По всем законам физики, если радиус поворота сокращается, спортсмен достигает при тех же усилиях, при том же «рабочем» пульсе — порядка 120 ударов в минуту — повышенной скорости. По прямой практически все бегут в одинаковую силу, выигрывают в коньках на поворотах. Значит, имей мы радиус поворота в два раза меньше, мы сможем приучать конькобежцев к высочайшим скоростям.

Далее, почему нужно бегать под крышей? Да потому, что тренироваться надо при плюсовой температуре. Конькобежец, в отличие от всех других спортсменов. — несчастный человек: он не только напрягает мышцы, он еще на них все время сидит. Нагрузка на ноги у него, как у канатоходца: толщина лезвия — 1,2 миллиметра, чем не шнур, разве что не под куполом? Видели, как готовятся к забегу на соревнованиях? Бегают вокруг стадиона, помногу бегают, не жалея сил — тепло в мышцы «нагоняют». Потому что с охлаждением мышц на один градус работоспособность понижается на 15–18 процентов.

Идем дальше… Видели, каким «измочаленным» приходит конькобежец с тренировки? Нужно его проверить досконально, или по-научному, оттестировать. А как это сделать без регистрирующих, демонстрирующих устройств? — Ему нужен также расслабляющий массаж, парная баня или сауна, глоток горячего чая. Сейчас одноразовой тренировкой результатов не добьешься, нужно в день тренироваться трижды! А если это школьник? Нужно ему когда-то уроки делать? Или студент? — Значит, потребуются учебные классы, библиотека. Да и тактикой в специализированной аудитории заниматься лучше. И чтобы специальные тренажеры стояли. И чтобы мастерская была — инвентарь «до ума» доводить.

Все это сегодня нужно иметь в одном центре. И тогда у нас будет много Малковых…

Игорь попал к Демину так. В 1978 году создали в Свердловске экспериментальную группу на правах сборной СССР во главе с Деминым. Стали искать в коллективах физкультуры среди юных конькобежцев подающих надежды. Белов из спортклуба «Уральский трубник» привез троих — на просмотр. Малков ничем не выделялся: был, как говорят, «нерастянутый», то есть неэластичный, с низкой культурой движений. (Как ни странно, Демин и сейчас считает, что Малков — далеко не идеальный конькобежец.) Да и как ему быть особо перспективным: в Первоуральске коньками занимаются только те, кто в хоккей с мячом играть как следует не научился.

Демиь взял всех троих. Малков и потом особых надежд не подавал, но были в нем настойчивость и… податливость. Задания не только выполнял, но и перевыполнял, да так, что Демину пришлось его даже «притормаживать», чтобы не подорвался паренек от перегрузок.

О Малкове даже олимпийской зимой разговоров не было. И тут как гром среди ясного неба — его мировой рекорд на Медео: «десятка» — за 13 минут 54,81 секунды. Впервые в истории конькобежного спорта были «разменены» 14 минут.

Не засчитали рекорд — не тот ранг соревнований. Ну и пусть не засчитали, зато знали теперь, что есть такой паренек Игорь Малков, что ему 18 лет, что живет он в Первоуральске, а тренируется на «Турбинке».

Тут надо сделать отступление. По установившейся традиции, болшиинство спортсменов-школьников живет в областной школе-интернате спортивного профиля. Там выросла вся волейбольная «Уралочка»… Школу для того и создавали, чтобы пестовать спортивные таланты. Демин, слывущий среди коллег «чудаком», спортинтернат называет «детдомом».

Мальчишка должен жить в семье. С мамой. С друзьями. В крайнем случае, в семье тренера. (Забегая вперед, скажу, что Кашкаров, формально числившийся в ШИСП, фактически тоже жил в семье Путрова.) У спортсменов часто проходят сборы в спортивных центрах, но хоть немного парень должеп дома пожить…

А потом был олимпийский успех — «серебро» на 5 000 метров, «золото» — на 10 000 метров с результатом 14 минут 39,90 секунды. А спустя месяц, 24 марта, когда и по идее, и по практике должен был наступить «концесезонный спад», на матче СССР — ГДР, на льду Медео — мировой рекорд на любимой, самой длинной дистанции — 14 минут 21,50 секунды.

Малков учится в Свердловском индустриально-педагогическом институте, учится успешно. Как-то Демин заставил его, не теряя формы, выпускные экзамены в школе едать не за месяц — за неделю. Пришлось даже маму уговаривать, не считая гороно… Знаете, как сдал? Всего две «четверки», остальные — на «пять»! Чуть не дотянул до золотой медали. Зато вскоре получил «золото» Олимпиады!

Всю жизнь его тянуло быть тренером, а из него делали начальника. Дойдя до должности зампреда Тюменского облсовета «Динамо», Владимир Михайлович Путров все еще теплил надежду теперь уже «своей властью» двинуть в нефтяном крае биатлон на передовые рубежи. Но даже сил такого мощного общества, каким во все времена являлось «Динамо», в областном масштабе явно было недостаточно, чтобы построить хорошую спортивную базу.

Тем временем совсем недалеко, в Свердловске, вырос современный биатлонный комплекс.

Путров еще годик-другой помаялся под боком у свердловского биатлона, прогрессирующего, как на дрожжах, а после «бухнулся в ноги» уральцам: возьмите меня с моими парнями. Их у него тогда было шестеро. Шесть 16-летних, жаждущих биатлона высших скоростей. И среди них — Юрий Кашкаров из Ханты-Мансийска.

Путров поставил свердловчанам два условия: три года на эксперимент и не мешайте.

— А что получим? — спросили его.

— Через три года получите — результат.

— А если не будет его?

— Тогда делайте со мной, что хотите. Хотите — опять за бумажки засадите, опыт есть. Хотите — корректируйте мою методику, всех подряд слушаться буду. Устраивает?

Согласились. И все же — не удержались. Через годик осторожно намекнули: есть недалеко, по соседству, парень, ты его знаешь — сильный, именитый. Хочет у тебя потренироваться, не против в Свердловск переехать. Ты как?

— Ему сколько? Двадцать восемь? А что будем через два-три года делать? Других звать?.. И вообще — три года еще не прошли.

Через три года Кашкаров стал чемпионом мира.

Когда я познакомился с Юрой, штампы северной романтики еще заслоняли его восприятие. Передо мной ладный, высокий парень. (Антропометрические данные и у Малкова, и у Кашкарова, кстати сказать, примерно одинаковые: у конькобежца рост 183 сантиметра, у биатлониста — 186, размер обуви соответственно 41 и 43, далее совпадает абсолютно все: размеры костюмов — 50, головных уборов — 58.)

Невольно думалось: наверное, Юрий — потомственный охотник, с детства — на лыжах, в лесу с ружьишком сутками пропадал.

Известные в недавнем прошлом на Среднем Урале биатлонисты братья Удинцевы именно так объясняли свою готовность к биатлону: в лесу с отцом — с детства, школа была в соседнем селе, за пять километров, туда и назад — бегом либо на лыжах. И не заметили как спортсменами стали!

Юра улыбнулся:

— Я — типичный городской мальчишка: школа, кино, телевизор. Дом пионеров, лыжная секция. На лыжах неплохо бегал, да не лучше всех. Не знаю, уж чем я Владимиру Михайловичу приглянулся.