- Надо поговорить с Хорьком.
Рафик ничего не сказал. Он следил глазами за мотоциклом.
- Я хочу сегодня вечером с ним поговорить. Рафик опять промолчал.
- Ты пойдешь со мной? - спросил я. Он вдруг разозлился.
- Знаешь что?! Я тут ни при чем. Зачем я из-за Лени должен страдать? И так Хорек на меня косится.
Я хотел кое-что ответить ему на это, но не успел: мотоцикл .вдруг перестал тарахтеть, несколько раз чихнул н остановился посреди пустыря.
Пахан пытался завести его, но у него не получалось. И тут я увидел сына полка. Он стоял среди ребят и смотрел на то, что делает с мотоциклом Пахан. Потом он похлопал его по плечу и сказал:
- А ну-ка, погоди....
Пахан сразу же послушался его и слез с мотоцикла.
- Держи вот так, - сказал ему сын полка и наклонил мотоцикл набок. Он поковырялся в моторе, что-то там прочистил проволокой, сел на сиденье и помахал рукой, чтобы дали дорогу.
Сделав на очень большой скорости один круг по пустырю, он остановился как вкопанный точно там, откуда снялся с места.
- А чего ты? - сказал Пахан. - Покатался бы еще...
- В следующий раз, - улыбнулся сын полка. И даже Хорек улыбнулся ему в ответ.
- Он взрослых солдат связи учит, - сказал я. - Своими глазами видел.
- Я против него ничего не имею, - сказал Пахан. - Пусть живет. Ну, поехали.
Мотоцикл опять помчался по пустырю. Все побежали за ним... Вечером я пошел к Хорьку. Его матери, тете Зарифе, очень хочется, чтобы мы с Хорьком дружили. Она часто мне об этом говорит. Мой отец преподавал ей на рабфаке географию, и она никак не может об этом забыть.
Она очень обрадовалась мне и попросила зайти в дом. Но я отказался.
Из комнаты вышел Хорек. Мы спустились во двор. Остановились у водяного крана.
- Слушай, - сказал я, - ты знаешь, что Леня заболел?
- Нет, - соврал он.
- Врешь, - сказал я.
- Это ты мне говоришь?! - угрожающе спросил Хорек. - А сможешь завтра повторить при всех?
- Врешь ты все! Никакой Леня не предатель. Это ты нарочно про него придумал. Что он такого предательского сделал? Ну, скажи...
- Командир знает, что он сделал. Ты что, против командира идешь?
- Слушай, Хорек, - я взял его за воротник рубашки, - все это ты придумал. Леня ни в чем не виноват. Мать его целыми днями плачет...
- Отпусти рубашку, - потребовал Хорек, - а то ответишь за это завтра.
- Хорек, - я продолжал держать его за воротник, - ты меня знаешь. Я не Леня. Ты тоже пострадаешь вместе со мной... - Я весь трясся от злости, когда говорил ему это.
- А что ты мне сделать можешь? - спросил он.
- Все, что хочешь, - сказал я. - Могу дать тебе кирпичом по башке. Хочешь, прямо сейчас дам? Он испугался, но не очень,
- Какое тебе дело до Лени? - сказал он. - Что ты лезешь не в свое дело? На этих яхтах железнодорожники плавают. А они наши враги... Если ты не отпустишь воротник, тебе завтра плохо будет. На этот раз я тебя не пожалею.
- Мне не нужна твоя жалость, - сказал я. - И не жалеешь ты меня, а боишься.
- А чего мне тебя бояться?
- А потому, что я все про тебя понимаю и про отряд тоже. От него только тебе польза. Для этого ты его и придумал, чтобы власть на пустыре захватить. Говорил, что людям будем помогать, и все тебе поверили. А Пахан только тебя слушает, потому что обещал ты ему, сам знаешь что... - Я умолк.
- Ну, что ты еще скажешь?
- Оставь Леню в покое,
- Все?
- Все!
- Ну, а теперь меня послушай, - зашипел Хорек мне в лицо. - За эти слова ты завтра кровью будешь плакать. Я все расскажу Пахану. Давно надо было с тобой кончать. Ты хорошего языка не понимаешь...
И тогда я сказал ему то, чего очень не хотел говорить. Он сам заставил меня. Я не хотел этого, но он заставил меня своими угрозами.
- Если ты не оставишь Леню в покое, - сказал я, - я всем расскажу про то, что ты по ночам в постель писаешь. Такого поворота он не ожидал.
- Ну? Хорек молчал.
- Ты не расскажешь, - сказал он наконец. - Не сможешь, стыдно будет.
- Будет, - согласился я. - И я никогда никому не говорил. Но теперь расскажу. Ты сам меня заставляешь.
- Все равно не сможешь, - он заискивающе заглянул мне в глаза. - Я твой характер знаю.
- Расскажу, - твердо сказал я, - если ты не отвяжешься от Лени. Обязательно всем расскажу. Наконец он сдался.
- Ладно, - сказал он. - Только не болтай больше про отряд, про Пахана.
Он пошел к лестнице...
Теперь от него любой подлости надо ждать. Но Леню я, кажется, выручил...
19 августа
Мама последнее время работает в но ночам. То на строительства, то в порту на погрузке. Общественная работа. Командует большим отрядом. Многих из наших соседей тоже мобилизовали. Домой приходит под утро, измазанная и усталая, еле на ногах держится.
Сегодня пришла в шесть утра, вся белая от муки. Пока она мылась и переодевалась, я осмотрел нашу старую, видавшую виды мебель и подошел к маме.
- /Дама, - сказал я, - зачем нам канапе? Оно же совсем ив в стиле нашей мебели.
- Почему же не в стиле? - устало улыбнулась она.
- И фасон другой, и цвет и вообще... Папа жарил на примусе баклажаны.
- Оно от дедушкиного кабинета осталось, - сообщил он. - Там еще два больших мягких кресла стояли и круглый столик.
- Вот видишь, - сказал я. - У нас ведь нет кресел. А к нашим стульям не подходит.
- Что это ты вдруг мебелью заинтересовался? - удивилась мама.
- У меня такая просьба, - сказал я. - Давай отдадим канапе сыну полка. У него "кэчевская" мебель и ничего красивого.
- Это дедушкино канапе, - сказала мама. - Надо у папы спросить разрешения.
- Папа не против, - сказал я, - лишь бы ты согласна была.
- Так вы уже договорились обо всем? - рассмеялась мама. - Голову мне морочите?.. А что он с ним будет делать?
- Как что? Спать. Он же почти такой, как я, ростом. Свободно поместится.
- Ну ладно. Если спать, то отдай.
- Спасибо, мама... А вешалку?
- Какую вешалку?
- Старую, - успокоил ее я,
- Ладно, бери и вешалку.
- Спасибо.
- Элик, вы так и не выясняли, кто топил Леню? - спросила мама, перестав улыбаться. Я ответил не сразу.
- Нет.
Мне было особенно стыдно врать ей после того, как она всю ночь не спала. Но разве я мог сказать?
- Ты бы привел к нам этого сына полка, - сказал папа. - Познакомились бы.
- Я сам его не знаю.
- Ну вот заодно и сам познакомишься. Обязательно приведи.
- Хорошо, - сказал я...
Сперва я отнес вешалку. Поставил ее у двери и постучался.
- Заходите, открыто, - крикнул он.
Я вошел. В коридоре, как и у Юрки, пол был асфальтовый. Стены уже высохли. На полу валялись доски, а сам сын полка прибивал к подоконнику длинную палку. Увидев меня, он перестал стучать молотком, но из рук его не выпустил.
- Я там вешалку принес, - сказал я. - Куда ее поставить? Он не понял меня.
- Мы в соседнем доме живем, - объяснил я.- На втором этаже, зеленый такой балкон. Просим прийти к нам в гости. Он опять ничего не понял.
- А вешалка зачем?
- А вешалка - это просто так. Это не связано. Вешалка и канапе.
- Канапе? - спросил он.
- Это диванчик такой, с круглой спинкой. На нем можно спать, он мягкий. Только его надо вдвоем принести. Вешалку я принес, а за диванчиком надо вместе сходить. Одному трудно.
- Спасибо, - сказал он, понемногу начиная понимать меня. - Только у меня все есть, что полагается.
- Это совсем другое. Канапе очень мягкое. От деда моего осталось... Он доктор был... А вешалка здесь.
Я выскочил во двор и втащил вешалку в коридор.
- Хорошая, - улыбнулся сын полка. - Только вешать на все нечего. Все обмундирование на мне.
- А шинель?
- А шинель под голову. - Он положил молоток на подоконник, вытер руку н протянул мне ее для знакомства. - Рудаков Константин... Костя, - добавил он и крепко пожал мне РУКУ
