На первых же допросах в деле замелькала фамилия Степашина. Карагополов рассказал, что действительно по дружбе подарил ему хорошие командирские часы. Степашин оказался в глупом положении. Дело вели его новые подчиненные, а часы – хоть и не взятка, но факт неприятный. И главное, Степашин никак не мог повлиять на ход дела. Осенью того же 92-го года Степашина бесславно заберут из петербургского управления. Расчет питерских чекистов оправдается, но довольно неожиданным образом: Степашина назначат заместителем директора АФБ (ФСБ) России.

Ровно в это же время Питер сотрясает другой скандал, в центре которого – Путин. К началу зимы 1991 года город оказался фактически на грани голода: мэрия не имела ни одного договора на поставки в город продовольствия. Комитет внешних связей, возглавляемый Путиным, находился в поиске: нужно было что-то быстренько продать, а на вырученные деньги купить продукты за границей.

Вскоре мэрия обращается в Правительство России с просьбой разрешить продать на Запад сверх разрешенных лимитов 150 тысяч тонн нефтепродуктов, 14 тонн редкоземельных металлов, а также черные и цветные металлы, аммиак, цемент и лес. Учитывая особую значимость этих операций, было предложено освободить их от таможенных сборов.

5 декабря на письме появляются две визы: министра внешнеэкономических связей Петра Авена – «Разрешить выдачу квот» и вице-премьера Егора Гайдара – «Согласиться».

Заключаются необходимые договора. Однако 15 января таможня Петербурга задерживает судно, вывозившее сырье за границу, и отказывает в выдаче деклараций: уполномоченный МВЭС по Северо-Западу счел визу вице-премьера недостаточной и потребовал решения правительства.

Начинается конфликт двух параллельных структур – уполномоченного МВЭС и Комитета мэрии по внешним связям. Первая отгрузка проводится только 23 февраля – «под личную ответственность товарища Путина». Спустя непродолжительное время – вторая, и последняя. За всю зиму по этим договорам город получает только 128 тонн растительного масла, и те – авансом.

Начинается скандал. В качестве главного виновника срыва поставок продовольствия называется Путин. Собчаку предлагают отстранить его от занимаемой должности.

Разумеется, Собчак заявил, что «не намерен принимать меры по отношению к Путину. Наоборот, его работа «полностью устраивает» мэра. Собчак также сказал, что «никаких злоупотреблений не было», а все обвинения в адрес Путина «не имеют под собой оснований».

– Если будет образована какая-то экспертная группа, – заявил тогда сам Путин, – она получит возможность проверить цены. И я лично буду благодарен, если после этой экспертизы мы найдем новых партнеров (имеются в виду фирмы-посредники, вывозившие сырье. – Д.Е.). Лишь бы дело не кончилось тем, что и старые разбегутся.

Финалы двух, в чем-то похожих историй, героями которых стали Степашин и Путин, совершенно разные. В 93-м году дело Анатолия Карагополова было передано в гарнизонный суд (Карагополов – офицер. – Д.Е.). Дело это было уже не только никому не нужным, но, наоборот, крайне неуместным, потому что Степашин к тому времени уже работал на Лубянке. Во время первого же заседания в здании суда начался пожар. Горел кабинет военного судьи, председательствующего в деле. Я разговаривал с ним и его начальником уже после пожара.

– Что у вас было под столом? – спросил военного судью один из пожарных, заливавших огонь.

– Ничего, – ответил тот.

– Посмотрите, – сказал пожарный и направил струю из брандспойта под стол. Вместо того чтобы гаснуть, огонь стал разгораться еще сильнее.

Расчет тех, кто поджег гарнизонный суд, был прост. Уголовное дело Карагополова хранилось в кабинете судьи. Первое заседание – всегда предварительное. На нем устанавливается личность обвиняемого, проводятся другие юридически необходимые, но бессодержательные процедуры. Судья не должен был забирать в зал заседаний все тома уголовного дела, ему было достаточно лишь одного – первого. Судья, однако, попросил перенести в зал заседаний все, что было по делу, и лишь это спасло материалы от пожара. Зато в огне сгорело все имущество военного судьи: он был переведен в Петербург из Германии незадолго до этих событий, еще не успел получить квартиру и все нажитое имущество, включая мебель, хранил в комнате отдыха по соседству с собственным кабинетом.

Уже много позже, в бытность работы премьер-министром, Степашин получит прозвище «пластилиновый генерал». А Путин после истории с поставками продовольствия в 92-м году становится другим. Он превращается в бойца, утрачивает иллюзию безграничности компромисса. Он уже не подбирает мучительно слова – бессмысленные и обтекаемые. Он начинает резать что-то хорошо знакомое, похожее на «мочить в сортирах». Уже в апреле того же года мэр Петербурга и министр внешнеэкономических связей России подписывают соглашение о ликвидации института уполномоченного МВЭС по Северо-Западу, а самого уполномоченного передают в распоряжение Комитета мэрии по внешним связям, то есть «товарища Путина».

За пять лет, которые Собчак занимал должность мэра Петербурга, он редко бывал в городе. Собчак постоянно находился в разъездах. В газете, где я тогда работал, даже придумали рубрику для официальной хроники – «Пролетая над Санкт-Петербургом». «На хозяйстве» за себя Собчак оставлял Путина, не сомневаясь ни в его организаторских способностях, ни в личной преданности.

К 93-му году конфликтный и эмоциональный Собчак успел напрочь испортить отношения с московской политической элитой. Осенью того же года была предпринята попытка отстранения его от власти. В недрах Генеральной прокуратуры зародилось уголовное дело по факту махинаций с квартирами. Собчак не имел к этим квартирам никакого отношения, но был привлечен к делу как свидетель.

Осенью 93-го был подготовлен план задержания Собчака – в расчете, что он превратится в обвиняемого. Его должны были задержать в аэропорту – по возвращении из очередной командировки и поместить в изолятор. День задержания – пятница – тоже был выбран не случайно. В выходные дни Собчаку намного сложнее было бы заниматься собственным освобождением.

Собчака спас Путин. Он очень вовремя выслал в аэропорт усиленную охрану. Свои люди, по сути, взяли Собчака в кольцо, и он беспрепятственно добрался до Смольного. А там – с правительственной связью и преданными людьми под боком – Собчак смог «решить вопрос».

Вряд ли я ошибусь, если выскажу предположение, что 96-й год был самым сложным и кризисным за последние годы жизни Путина. Губернаторские выборы 96-го года были личным поражением Путина, равного которому в его биографии не просматривается.

Собчак практически не сомневался в своей победе и поначалу рассматривал выборы как досадную, но неизбежную помеху в работе. Его избирательный штаб формировался из людей случайных, а часто – и вовсе незнакомых Собчаку. Возглавил штаб депутат Ленсовета Прохоренко. Уже после поражения Собчака Прохоренко одним из первых перебежит к победителю – Владимиру Яковлеву – и займет место в его свите.

Рейтинг Собчака к 96-му году был уже невысок. Он раздражал многих. Его официальная хроника того времени – бесконечные презентации, балы, отчеты о поездках за границу. Однако главным было не это. Против Собчака единым фронтом выступила московская тяжелая артиллерия: Коржаков – как олицетворение силовых структур и Сосковец – военно-промышленный комплекс.

Предложение выставить на выборах свою кандидатуру против Собчака получили многие. В их число вошли все без исключения вице-мэры, включая Путина. Предложение получили такие известные люди, как, к примеру, Галина Старовойтова. Но если не принимать во внимание «самотек» – случайных людей, отказались все, за исключением одного – Владимира Яковлева.

Петербуржцы Яковлева практически не знали. Его сфера деятельности – дороги, строительство – такая нужная в повседневной жизни – редко была объектом публичного внимания. Поэтому Яковлева приходилось раскручивать с нуля.