— Ты лучше скажи, как работу написала, — настойчиво спрашивает Лида, в голосе ее слышится укоризна.
Витя смущенно ссутуливается, коротко пожимает плечами. Видно, недовольна собой:
— Пока не известно. Наверное, придется обратно в деревню ехать.
Лида вздыхает. Знала бы эта маленькая деревенская девочка, сколько о ней сегодня было разговоров! «В диктанте грубые Ошибки, — сокрушалась пани Чапова, принимавшая экзамен по чешскому. — А вдруг она на первом курсе вообще не будет успевать?» «Мелкота какая! Видно, кормят плохо», — качал головой участливый пан Вейвалка. Последнее слово было за директором. Сидя за большим письменным столом, она нерешительно крутила в руках карандаш: «Поймите, Лида, я бы рада вам помочь, но не лучше ли подождать еще годок?» — «Нет, прошу вас, только не это! — умоляла Лида. — Больше ее в Прагу не отпустят. Вы себе не представляете, чего мне стоило уговорить отца и мачеху. Не могу я ее там бросить. — Лида разволновалась не на шутку и добавила сквозь слезы: — Ведь света белого ребенок не видит…»
А теперь Лида смотрит на младшую сестренку, шагающую по-взрослому, степенно, чуть пружиня, и примирительно говорит:
— Ладно. Доживем до пятницы, там видно будет. А пока выкинь все это из головы.
Впрочем, Витя про экзамен уже и думать забыла. Она на ходу оглядывает стены коридора училища, увешанные большими фотографиями: медицинские сестры в аудиториях, в больничных палатах, вот одна из них делает укол, другая занята перевязкой. Широкая лестница спускается в вестибюль. В центре — колонна с большой фотографией медсестры в чепчике. Она улыбается Вите. Витя глядит на белоснежный кафель, красивый, облицованный мрамором вход, и ей не верится, что и она, может быть, будет здесь жить и учиться. По садовой аллее Лида и Витя направляются к воротам. На зеленых газонах вот-вот распустятся чайные розы. И Витя вдруг понимает, что больше всего на свете ей хочется остаться здесь.
* * *
В конце концов Витю приняли.
Она идет рядом с Лидой по Народному проспекту и радостно сжимает ее руку. Сентябрь мостит улицы теплым, сухим золотом.
Кругом столько народу — знай успевай уклоняться в сторону. Витрина кондитерского магазина до половины прикрыта жалюзи: солнышко сегодня припекает. Лида с нежностью стискивает маленькую заскорузлую ладошку сестренки и предлагает:
— Давай купим тебе трубочку с кремом. Или пирожное со взбитыми сливками.
На Вите старенькое пальто и совсем коротенькая юбчонка. Она неторопливо разглядывает выставленные на витрине марципаны: сладкие грибы, поросят и даже сахарную книгу в узорчатом переплете. Вдруг губы ее складываются в снисходительную «взрослую» улыбку.
— Знаешь, — говорит она таким тоном, словно отговаривает не себя, а маленького капризного ребенка, — давай лучше купим по рогалику. Всего тридцать геллеров, а наедимся досыта.
На лице Лиды мелькает тень сочувствия. К счастью, Витя этого не замечает и упорно тянет старшую сестру на другую сторону улицы:
— Гляди, вон булочная!
Девушки останавливаются перед витриной.
— Какие аппетитные рогалики, — радуется Витя, — поджаристые, хрустящие, наверное!
— Разговорами сыт не будешь, — смеется Лида и покупает целый пакет рогаликов.
Уписывая их за обе щеки, Витя подсовывает пакет сестре:
— А ты?
Лида совсем не голодна, но берет рогалик и чувствует неловкость — свежие рогалики для нее уже давно не лакомство.
Витя с набитым ртом мечтает:
— Вот бы мама обрадовалась, если б видела нас сейчас вместе!
У сестер сегодня настоящий праздник.
— Пойдем-ка туфли тебе купим!
Они вливаются в толпу покупателей и, минуя стеклянные хлопающие двери, входят в универмаг. Сколько же здесь всего! Глаза Лиды в первую очередь устремляются туда же, куда и Витины, к прилавку с дешевыми блестящими украшениями. Подойдя, они рассматривают витрину. На темном атласе красиво разложены браслеты, усыпанное камешками булавки и заколки для волос, пряжки и большие пуговицы, похожие на прозрачные цветы, а уж брошек! И бабочки тут, и ящерицы, и птицы. Медальоны, ряды бус и украшений из бисера, огромные, с ромашку, клипсы сверкают под люминесцентной лампой.
Покосившись на маленькие ушки Лиды с крохотными золотыми — мамиными! — сережками, Витя снова переводит взгляд на роскошную витрину.
— Это все, наверное, тысячи стоит, а? — шепчет она зачарованно.
— Лучше выбери-ка себе бусы, — предлагает сестра.
— Что ты, столько денег! — Глаза у Вити просто разбегаются.
— Ты же выдержала экзамен, тебе полагается, — разрешает Лида все сомнения. — Какие тебе нравятся?
Витя одними губами читает цены и, взглянув на свою блузку, прикидывает, что больше подойдет по цвету. Неприметная среди сверкающих безделушек, сидит, расправив крылья, маленькая белая чайка. Она не стоит даже половины того, что бусы.
— Купи мне вот это, а? Такую брошку можно и на платье приколоть, и на пальто, и даже на шапочку.
— Завернуть? — с равнодушным видом спрашивает продавщица.
Лида протягивает руку за брошкой.
— Нет, заверните! — распоряжается Витя и тихо поясняет сестре: — Вдруг потеряю в такой толкучке!
Лида усмехается:
— Может, еще и ленточкой перевязать попросишь? Копеечная ведь безделушка!
Но у Вити лицо серьезное:
— Какая ни есть, все деньги. А продавщица могла бы быть и повежливее.
Лида сегодня сорит деньгами. Купив красивые туфельки, сестра заходит в отдел дождевых плащей, где пахнет пластмассой.
— Скоро дожди начнутся, пригодится. — Лида просит у продавца прозрачный голубой плащ с капюшоном.
Завернувшись в него, Витя становится похожа на гномика.
— Да разве у вас тут дожди! — отговаривает она Лиду от покупки, оглядывая себя в зеркало. — Вдоль домов всегда можно сухой добежать.
Она вспоминает дожди дома, в Южной Чехии, когда уходящий в бесконечность горизонт без просвета затянут моросящей теменью. Она тогда набрасывала на плечи попону, и мокрый холод стекал на босые ноги. А в городе ерунда одна, не дожди.
Продавец укладывает обновку в специальный пакетик с ручками и галантно подает его Вите:
— Получите, барышня!
Витя краснеет, и широкая улыбка обозначает на щеках две счастливые ямочки.
Теперь за бельем. Вот уж где красота так красота! Белоснежные, голубые, розовые рубашки в кружевах и оборках. Лида стоит у прилавка и, решив купить три гарнитура, спрашивает:
— Витя, тебе какого цвета?
А продавщица, взглянув на Витю, бормочет себе под нос:
— Лет на одиннадцать… — И роется в груде трусов и рубашек.
Младшая сестра обиженно съеживается, но старшая нежно пожимает ее руку.
— Пожалуйста, пойдем домой! — молит Витя. — А то вам с Иржиком весь месяц голодать придется.
Но Лиду не остановить. Ей хочется, чтобы сегодня у сестренки был праздник.
— Подожди, а шапочку?
Приглядев голубую, они подбирают ей в тон косынку. На прилавке их целый ворох: гладкие и вышитые, в цветах и узорах. Наконец Витя извлекает симпатичный желтый платочек и, тая от счастья, повязывает его на шею. Торговый зал универмага светится неоном, колонны выложены зеркалами, отражающими людскую толпу и многоцветные полки, заполненные товарами прилавки. Витя, совсем недавно ахавшая от такого зрелища, больше ни на что не смотрит.
— Лидочка, сколько же я тебе должна! — волнуется она. — Знаешь, как я теперь буду учиться? А через три года… — лицо ее освещается победной улыбкой, — а через три года начну зарабатывать, и тогда…
Лида улыбается в ответ и растроганно молчит.
* * *
На следующий день поступивших в училище собирают в классе и распределяют по комнатам общежития. Пани Чапова, та самая, что принимала экзамен по чешскому, будет классным руководителем. Она ждет, пока девушки разделятся на группы по двое и по трое. Не успевает Витя опомниться, как остается одна. Да еще ее соседка, блондинка, что была на экзамене в голубом платье.