Ниточка оборвалась. Оля откинулась на подушку дивана. Закрыла глаза. Хватит ли у нее способности? Хватит ли сил? Но она не узнает, если не начнет! Она начнет писать, начнет, но не сейчас, чуть позже, вот немного придет в себя и сядет за письменный стол.
14
Марк позвонил на пятый день.
- Где ты пропадаешь? Куда исчезла? Звоню тебе, но никак не могу застать. Подключи, наконец, мобильный!
Хм... Ну, раз ему так хочется, пусть будет так.
- Накопилось много дел, редко бываю дома.
- Это что-то новое. А у меня, представляешь, проблемы с компьютером, не могу выйти в Интернет, наверное что-то с модемом.
- Прости, но я уже одета и мне нужно ехать.
- Опять? А я хотел приехать к тебе.
- Сегодня не могу тебя принять, прости.
- Ты обиделась? Но у меня правда проблемы с Интернетом.
- Желаю, чтоб у тебя не было других проблем, кроме этой.
- Я хочу видеть тебя, ты не представляешь, как! Давай встретимся завтра?
- Не обещаю. Позвони сначала. Чем ты занимаешься? Работаешь?
- Устраиваюсь официантом в кафе, даже пришлось поменять прическу,
- Неужели постриг волосы?
- Ха-ха! Наоборот! Встретимся – увидишь!
- Хорошо, звони, пока!
- Пока! Я хочу тебя!
Оля положила трубку. От его последних слов что-то екнуло внутри, застучало сердце. Как хорошо, что у нее действительно много дел, иначе бы она ушла с головой в свои мысли, в свои фантазии, и чего доброго, сама бы пригласила его к себе. Но в этот день они встречались с Верой. Нужно было отвезти ее к следователю за разрешением на свидание с Ванечкой, а потом сразу в «кресты». Мероприятие не из приятных, но после этого утреннего звонка Оле казалось, что ничто уже не сможет испортить ей настроение. На душе как будто наступил покой, все встало на свои места, Ангел снова с ней, и в мире наступила гармония.
В обшарпанном, и каком-то казенно-безликом здании РУВД, куда они приехали с Верой за подписью бумаг, было неуютно, пусто и холодно. Вера ушла в глубину коридоров, к следователю, а Оля осталась внизу, в дежурной части. Села на свободный стул рядом с женщиной неопределенного возраста, которая суетилась над парнем лет 19. Как оказалось, это были мать и сын. Оля косилась на женщину, которая показалась ей необычной, странной. А необычное в ней было то, что она, по-видимому, совершенно не задумывалась о своей внешности, во всем облике виделось абсолютное пренебрежение к собственной персоне, похоже, эта не старая еще женщина полностью отказалась от себя, от своей женской природы. Нелепое ветхое пальто, каких даже в секонд хенд не найти, платок, сапоги изношены и стоптаны, руки без перчаток, натруженные, узловатые, без маникюра.
Женщина рылась в рюкзаке своего сына и, проверяя его содержимое, то и дело обращалась к мальчишке, спрашивая, не забыл ли он то или другое. Но ему, похоже, было все равно, что содержал его рюкзак. Выглядел парень беззаботным и безмятежным. Оле плохо было слышно, о чем переговаривались мать с сыном, услышала только слова, произнесенные упавшим голосом. «Что? Опять будет суд? Все сначала???»
«Ага» - равнодушно ответил парень, и стал бренчать на гитаре, которую не выпускал из рук. Женщина тихонько заскулила. Мальчишка при этом, никак не отреагировав на плач матери, еще громче стал перебирать струны и даже начал что-то напевать себе под нос.
В душе у Оли накапливалось возмущение, оно росло с каждой минутой и требовало выхода. Смотреть на убогую, подавленную плачущую женщину не было больше сил, и Оля не выдержала!
- Женщина, простите меня, что вмешиваюсь в вашу жизнь, но прошу вас! Идите домой! Бросьте вы его здесь одного! Он же взрослый совершеннолетний парень! Выспитесь, отдохните, займитесь своей личной жизнью!
Оля говорила с отчаянием, почти кричала. Женщина, не переставая плакать, живо откликнулась на Олин призыв.
- Ой, если б вы знали, всю кровь он мою выпил! Третий раз под суд идет, сил моих больше нет! В могилу он меня загонит! 27 лет человеку, а ума не нажил!
Оля поразилась, мальчишке можно было дать не больше 19-20. Инфантильный, не знающий ответственности, скорее всего не привыкший трудиться тип! Он по-своему отреагировал на заявление Оли. С усмешкой, самодовольно заявил: «А я нигде не пропаду! У меня с собой гитара, и я классно играю и даже песни пишу!»
Еще немного, и Оля перешла бы на оскорбления, да что оскорбления! Ей хотелось надавать ему по щекам! Оттаскать за волосы! Сама удивилась своей непримиримости и жестокости. Хорошо, что в дежурку вошла Вера, и Оля бросилась к ней навстречу, гася в себе бушующий пожар возмущения и негодования.
В «кресты» Оля не пошла, осталась в машине, не хотелось соприкасаться с этим миром зазеркалья, кривым зазеркальем, в котором даже красивые интеллигентные лица виделись Оле безобразными, искаженными, словно сошедшими с картин Иеронима Босха.
Ждала подругу на набережной, в надежде, что кто-нибудь снова будет «голосовать», но никто не нуждался в ее услугах, и Оля решила прокатиться, чтоб не мерзнуть одной возле тюрьмы. Только тронулась с места, как к обочине подошли двое парней, размахивая руками в надежде остановить такси или частника. Оля притормозила возле них, и они, сразу полезли в машину, на заднее сиденье, не договорившись о цене и не назвав адреса.
- Куда вам, мальчишки?
- Веселый поселок, Дыбенко.
- Сколько денег дадите?
- Сколько надо, мэм, столько заплатим.
- Триста пятьдесят.
-Нет проблем, мэм, как скажите.
Оля с недоверием покосилась на парней, одеты они были не важно, какие-то безликие, слишком легкие для зимнего времени, куртки, вязаные шапочки, стоптанные кроссовки.
- Деньги вперед, не сердитесь, всем так говорю.
- Все нормально. Вот получите.
Парень вытащил пачку сотенных купюр, отдал Оле четыре сотни.
- Сдачи не надо.
- Спасибо. С чего такая щедрость? Кем работаете-то?
- Воры мы, воры, карманники, вот другана посетили, лаве на его счет закинули.
Сказано так просто, даже с долей гордости.
- Ну, молодцы, что друга в беде не бросили.
- Ну, сегодня мы ему, завтра он нам. Без этого нельзя.
- Сидели тоже?
- Конечно, я два раза, Леха уже три. Ну, и еще конечно сядем, не сегодня - так завтра. Вы не бойтесь нас, мы вас не обворуем. Но на всякий случай, предупреждаем, сумочку так не оставляйте.
Оля небрежно перекинула сумочку с соседнего сиденья к себе под бок.
- Денег там все равно нет, но документы дороже денег.
- Да есть, есть там у вас деньги, прикидываю, не меньше двух штук.
В сумочке было семь тысяч.
- Ну, и как, нравится вам такая жизнь? Красть деньги, сидеть в тюрьме?
- Не нравится, ну а чего делать-то? Мы ничего больше не умеем. Образования нету у нас. Да вы не думайте, мы старушек нищих не грабим, мы же видим, у кого деньги есть. И вообще мы нужны нашей системе, без нас никак нельзя. Мы всем выгодны.
- Это как?
- Ну, сами посудите. От нас всем прибыль. Ментам платим. В тюрьме – всем платим. Не будет нас, сколько следователей и ментов и охранников работу потеряют. А так, система работает. Следователи, судьи, адвокаты, надсмотрщики всякие, и еще много всяких сотрудников возле нас кормятся. Не будь нас, все рухнет, а система должна работать, крутиться. А мы – часть этой системы.
- Да, интересно. Но почему же тогда менты вас в тюрьму отправляют, если вы им платите?
- Над ними тоже есть начальство, и если время от времени они нас сажать не будут, то «получат по шапке» или ваще работу потеряют.
Вот за такими разговорами, по набережной правого берега Невы и через Дальневосточный проспект, добрались до Веселого поселка. Оля помнила, что где-то здесь, в районе метро Дыбенко, живет ее ангел, но где именно, не знала, то ли на Подвойского, то ли на Антонова-Овсеенко. Мальчишки вышли у «красного рынка», вежливо попрощались. А Оля сразу рванула назад. Итак, второй раз она заработала деньги собственным трудом, спасибо Блошке, умница, Блошка заработала себе на бензин. Жаль, если придется продать ее, когда закончатся деньги.