В 2672 г королева Шиола появилась на публике в новом оригинальном наряде. Может быть, знай она куда приведет этот показ несчастных котиков королева бы воздержалась от приобретения красивой вещи, женщина она была мягкосердечная. Не судьба. Вид роскошной шубки настолько поразил аристократических модниц, что они возжелали срочно приобрести меха. Причем модное сумасшествие очень быстро доплыло и до других материков. Люди с деньгами заявили: «Хотим!».
Предприимчивые парни, обнаружив стремительный рост цен на шкуры, в раздумья не впали. Индустрия китобойных судов на Шиоле приносила хозяевам огромные прибыли. При затратах на ловлю одного кита в среднем 25 «корон» стоимость продукции на рынке составляла 15–20 тысяч.
Конечно, не одни подданные королевства этим занимались, но на пике промысла, ее китобойный флот насчитывал 236 судов и обеспечивал работой примерно 20 000 человек. Затем, с налаживанием широкого выпуска керосина, спрос на китовый жир резко упал. За последние пятнадцать лет по некоторым подсчетам было продано китового жира, уса и прочих ингредиентов на 800 миллионов «корон».
Очень своевременно появилась новая цель. Каждая шкурка стоила 14 «корон». Миллион несчастных зверей просто напрашивался на уничтожение. Били их без разбора, не щадя ни самок, ни самцов. Через пятнадцать лет от многих известных лежбищ остались только голые участки побережья, а уцелевшие лежбища представляли собой удручающую картину.
Тут проснулось королевское правительство. По не слишком глубокому размышлению оно пришло к выводу о необходимости найти хозяина заинтересованного в постоянном доходе и гоняющего всех прочих. Устроили конкурс, кто больше даст за лицензию. Первым оказался Харлех Буслов. Глава китобойной флотилии и большой специалист по отстрелу морских котиков.
Он получил в аренду на 20 лет промыслы при условии ежегодной выплаты в 5 тысяч «корон» на содержание администрации архипелагов, определяющей лимиты отстрела и полиции, контролирующей его действия. А также по две «короны» за каждую шкуру добытого котика. В среднем в год по официальным данным он с этого дела имел не менее четверти миллиона чистого дохода, отстреливая в районе 30 тысяч животных и не давая сбить цену контрабандистам.
Буслов держал у островов небольшой личный флот и совместно с полицией за последние три года захватил 4 шхуны, несколько шлюпок и на законных основаниях его люди убили не меньше двух десятков залетных охотников. Те тоже были совсем не любители природы и добрых дел, пуская оружие в дело при задержании. Так что потери были и среди его людей. Важнее другое. Денег у Харлаха было не просто много. Очень много.
– А я, – со смешком доложил пожилой дядечка, – Моэл Ляпин.
Фиона открыла рот и закрыла. В этом случае ей не рекомендовалось задавать глупые вопросы. Если и существовали на свете открыто ненавидящие друг друга конкуренты, так эти двое. Оба занимались китами, причем у Буслова было 34 шхуны, а у Ляпина 48 судов. Оба построили самые первые плавбазы, позволяющие продлить охоту и забить большее количество китов. Потом вместе переключились на котиков и здесь Харлах лихо обошел соперника, обставив на взятке.
Прямо это никто не признавал, но первоначально губернатор с Казначейством хотели поделить архипелаги. Малый одному, Большой другому. Что-то не срослось. В результате и так друг друга серьезно недолюбливающие миллионщики готовы были порезать соперника на куски. Она и не подозревала, что эти люди способны сидеть рядом и не подраться.
– Послушайте, – нетерпеливо сказал еще один человек в возрасте. Волосы седые, смотрится молодцом. Так и подпрыгивает в нетерпении. – Почему собственно не поставить это дело на коммерческую основу? Умирающему наш долг всемерно помочь, – он благочестиво поднял глаза вверх и пробормотал быстренько две строчки молитвы.
– Господин Ратников, – внятно доложил Ляпин, явно забавляясь. – За прошлый год городская Управа получила с него за здания 145 тысяч «корон» налогов.
– Ничего подобного! – возмутился господин, забыв о молитвах. – Это исключительно в центре! А у меня еще 28 лавок и магазинов в разных концах города и содрали 811 тысяч 124 «короны». Сантимы я уж не считаю. Ни стыда, ни совести!
Фионе стало не по себе. Этот был даже хуже всем знакомого Гладкова. Половина так называемых чайных в городе принадлежала ему и неизвестно сколько в других местах. Дело в том, что кабаки облагались серьезными налогами. С чайных брали всего несколько «корон». Только вместо чая там подавали алкогольные напитки. В чайниках.
Почти стопроцентная контрабанда или мутный самогон собственного производства. Посетители были самого низкого ранга. Опустившиеся люди. Зато мест таких было очень много и в результате ему в карман падали полновесные золотые.
О не слишком уважаемых заработках знали все и обычно делали вид, что все нормально. Пусть лучше оборванцы со своими женщинами легкого поведения собираются в определенных местах и не мозолят глаза приличной публике. Крик, шум, драки, азартные игры и даже запрещенный для чайных бильярд где-то там, в темных переулках.
Про Ратникова в открытую говорили, что он не постесняется подослать при необходимости голодранца с ножом к сильно много болтающим. Приводили даже конкретные примеры без малейших доказательств. Поймать его на горячем еще никому не удалось.
Ко всему еще в справке внимательно изученной ей из папочки про Стена приводились достаточно любопытные данные о том, что Лига взяла под контроль основную часть нелегального производства и завоза алкоголя. Деньги там бегали очень серьезные. Ратников практически открыто платил Национальной Лиге за отсутствие неприятностей и бесперебойные поставки.
Доказать это армейская разведка не смогла. Предприниматель с честнейшими глазами заявил о добровольных взносах в кассу общественной организации. Реально связываться с ним просто боялись. Опасный человек и везде ищет выгоду. По нынешним временам – вдвойне. Кто там разбираться станет политика или другая причина убийства?
– Я к чему, – сообщил Ратников, – пусть хоть за доставку платят. Бензин, эксплуатация транспорта.
Ляпин неприятно рассмеялся.
– На городскую больницу дали? Дали! Чего это на вот это должны? Или, – осененный мыслью, радостно воскликнул, – пусть с налогов Управы и организуют. У меня лишнего вот так разбрасываться не имеется! Каждый сантим на счету. Кризис! В торговле застой. Товары нераспроданные на складах лежат. Сплошное разорение творится.
– Тебя никто сюда насильно не тащил, – подал голос Буслов. – Можешь уйти в любой момент и не вонять.
– Принципиально не уйду! – заявил Ратников, усаживаясь. – Желаю знать, на что уходят мои денежки, заработанные тяжким трудом.
– Построить-то больницу построили, – впервые подал голос Уилл, – мест не достаточно. Переполнена больными, лекарств не хватает, отсутствует в достаточном количестве персонал.
– Вот! А нам предлагают отвлекать важнейшие ресурсы на всякую ерунду! Обман! Чистый обман и мошенничество!
– Нет, я все-таки вмажу этой гниде, – поднимаясь, пообещал Буслов.
– Все слышали? Угроза и оскорбление, – довольно завизжал Ратников.
– Кто слышал? – удивился Ляпин. – Я ничего. И не увижу.
– А если я ему рот заткну? – спросила Котова с любопытством, – тоже в суд побежит, позориться перед народом? Он подлец меня обвиняет в желании кого-то обмишулить. Это ведь я все дело организовала!
Ратников вместе со стулом постарался отодвинуться подальше.
– Это будет прекрасная проверка «Медицинской помощи», – довольно сказала мадам Ситникова. Единственный человек неплохо знакомый Фионе раньше. Столп благотворительного комитета и душа-человек. – Довезут человека до городской – обязательное условие! – больницы или скончается от проломленного черепа.
Ее положено было именовать не иначе как вдова. Последние пятнадцать лет она так и ходила в черном траурном платье. Оно ей не мешало управлять несколькими кондитерскими магазинами, булочными и иметь долю в экспорте зерна. Все равно на фоне остальных миллионщиков смотрелась бледно. Не те капиталы.