- Ну, возрази-ка, если мужества хватит! - смеясь, сказала мужу Сакина и с нежностью посмотрела на дочку: "Вот ведь все маленькой считала, думала, ей бы только куклами или нарядами забавляться, а, оказывается, дочь-то взрослая, умница..."

Рустам отвернулся, буркнул что-то невнятное в усы.

А Сакина, все еще смеясь, открыла железный сундук, достала завернутую в бумагу головку сахара, подала ее Першан,

"Иди наколи и подай нам по стакану сладкого чая перед ужином. А я тем временем другими делами займусь! - И уже на пороге, полуобернувшись к мужу, добавила: - С бригадирами-то куда легче вести разговор, чем с родной дочерью? Ну, когда до голосования дойдет, то считайте мой голос за Першан.

- Лучше бы внушила дочери, что непристойно прекословить старшим, - с трудом сдерживая себя, сказал Рустам. - Скромность, а не дерзость украшает девушку. Забыла, что ли, народную поговорку: "Сиди молча - весу больше".

- Эта мудрость и тебя касается, - вырвалось у Першан. - Молчал бы сегодня - так мудрецом бы в глазах Майи выглядел!

Рустам задохнулся от гнева, в глазах потемнело, и, не сознавая, что делает, он ударил дочь в плечо.

- Обнаглела? Получай!

Сакина вскрикнула, закрыв лицо руками, и беспомощно опустилась на стул. Рустам прошел мимо нее сгорбившись, по-стариковски шаркая ногами, и скрылся в темной спальне.

3

Гараш любил отца. С годами эта любовь превратилась в обожание: отец был умнее, могущественнее, сильнее всех. И самым страстным желанием Гараша и в детстве и в юности было во всем походить на отца, стать таким, как он.

Теперь он был потрясен, раздавлен. То ему казалось, что надо немедленно уйти с Майей из отцовского дома и жить отдельно, строить свой очаг... То он уговаривал себя с сыновней покорностью, что стоит промолчать, отец одумается, раскается, будет мучиться угрызениями совести и помирится со всеми, и в доме наступят мир, тишина, согласие.

Когда отец сердился, Гараш привык молчать. Он и теперь промолчал. Промолчал, хотя острой болью сжалось сердце, будто не сестру, а его самого при Майе ударил разъяренный отец.

С тоской он думал, как подавлена Майя, что перечувствовала она в этот вечер. Ведь ей пришлось куда хуже, чем Гарашу: он пришел в свой дом, а Майя открыла чужую дверь. Гараша угнетало не то, что грубость отца могла нарушить согласие между ним и Майей. Он верил, что в мире нет ничего, что погубило бы их любовь. Но грубость и самовластие отца, которого сын расхваливал на все лады, обязательно поселят в душе Майи недоверие к Гарашу.

Ему хотелось хоть перед самим собой оправдать отца: ведь Гараш с детства верил, что самое страшное - неуважение к отцу. И потому убеждал себя: минутная вспышка гнева... На фронте страдал... Да мало ли что!

А Майя, чувствуя, как тяжело Гарашу, и виду не подавала, что расстроена. Она гладила плачущую Першан, обнимала ее вздрагивающие плечи.

- Ты хорошая, ты теперь моя сестренка... Не плачь, не надо, все уладится.

Быстрее всех овладела собой Сакина. Хотя она была так взволнована, что каждая жилка дрожала, ей удалось улыбнуться и шутливо прикрикнуть на дочку:

- Ну, рёва, идем скорее чихиртму невестке готовить! Пусть Майя видит, что ты умеешь не только слезы лить, а и повариха отличная. Как ты мечтала: "Лишь бы брат женился, буду ухаживать за его женой". Ну пойдем же, шевелись!

Только тут Майя почувствовала, как голодна. Они с Гарашом завтракали еще в Баку.

- Пойдем, Першан, возьмемся за стряпню. Яичницу я умею готовить. И Гараш, как волк, проголодался!

Майя сказала о нем, не о себе, и Сакина в душе оценила эту женскую деликатность.

- Детки мои! - всплеснула она руками. - Чего же я-то стою? Наверно, с утра ничего не ели! А ты тоже хорош! - сказала она сыну, - Не мог телеграмму прислать. Да разве так невестку в хорошем доме встречают? С пловом, с вином, с зурначами... - Сакина не замечала сейчас, что говорит словами мужа. - Или мы хуже, беднее других? Слава аллаху, имеем доброе имя, почетом окружены. Есть и родня, и друзья, и приятели, - их тоже надо бы пригласить. Ну хоть вчера бы предупредили...

- Прости, мама, никак не мог... Так уж получилось, - весело оправдывался Гараш, готовый принять на себя все упреки.

Сакина между тем рассказывала Майе:

- Неделю назад говорит: в Баку еду на совещание механизаторов. Сердце мое так и екнуло: что-то случится. Материнское сердце - вещее, сама узнаешь в свое время... Спрашиваю: "Один ли вернешься? Может, баранов пора резать?" - "Один-одинешенек, отвечает, не спеши!" А кто поспешил - он или мать?

- Ладно, мама, не ругай брата. И так с дороги устал, - заступилась Першан, беззаботная, веселая, словно не она только что рыдала, уткнувшись в плечо Майи. - Мы с Майей мигом яичницу приготовим!

- Подожди, какая там яичница? - возмутилась Сакина. - Чихиртма скоро будет готова!

- Нет, мамочка, нет. - Майя впервые так назвала Сакину. - Яичница лучше всего.

- Сыр есть, мед, масло, - поддержал Майю Гараш. - Сейчас подкрепимся.

Першан, подпрыгнув, поцеловала брата в шею, выше не дотянулась.

- Ты с мамой поговори, а мы сами, сами!

- Чтоб я да разрешила невестке в первый же день возиться с кастрюлями? Не бывать этому, пока, жива, - негодовала Сакина.

- Мамочка, не лишай меня удовольствия! - Майя взглянула с такой улыбкой, что сердце Сакины растаяло.

- Ну, идите, идите! - вздохнула она. Когда девушки, взявшись за руки, словно школьницы, убежали, Гараш вопросительно посмотрел на мать.

- У тебя хороший глаз! Едва на нее взглянешь, сердце цветет! - и Сакина прижала голову сына к груди. - Береги ее, жалей! Пусть не слугою, а другом будет она тебе всегда!

4

Выбежав с Першан на веранду, Майя глубоко вдохнула свежий степной воздух и почувствовала, что ночная тишина точно смывает с нее усталость. А когда она обернулась к востоку, замерла от удивления: ей показалось, что луна тысячу раз отразилась в земле, словно вся степь превратилась в огромное зеркало.

- Что это? Я в жизни не видывала такого!

- "Слияние вод" - так это место зовется! - обнимая Майю, ответила Першан. - Здесь сливаются Аракс и Кура. Легенда есть, не слышала? Юноша Аракс и девушка Кура были разделены горными кряжами, но они так любили друг друга, что их любовь победила все препятствия. И взломали они каменные преграды, проложили ущелья, чтобы здесь, в Мугани, на нашей азербайджанской земле, кинуться друг другу в объятия, слиться навсегда... Старинная, очень старинная легенда, мама любит ее повторять, - с грустью, совсем ей несвойственной, прошептала Першан.

- Да, красиво, очень красиво! - задумчиво сказала Майя. - А сад у вас есть?

- Еще какой, прямо райский! - оживилась Першан. - Виноградник, яблони, груши. У нас, если поливать, все вырастет - и хурма и бананы, - такая земля. Хочешь - посмотрим.

- Ну, положим, бананы не вырастут - возразила Майя. - И зачем это ночью гулять? Гараш яичницу ждет.

- Ой, я совсем забыла! - спохватилась Першан. - Сейчас, подожди минутку.

- А где кухня?

Першан не знала, что такое кухня. Сперва Майя подумала, что она шутит, но оказалось, что в самом деле Першан никогда не видела кухни.

- Да где ж вы обед готовите?

- Во дворе. Вот очаг.

У сложенного из горного камня очага Першан зажгла керосинку, а Майя стала взбивать в миске яйца.

- А что у вас вода такая мутная? - заметила Майя, когда Першан сняла с ведра лист фанеры.

- Еще не отстоялась, - пожала плечами Першан. - Речная же, с илом.

- Водопровода нет?

- Конечно, нет. Чего захотела - водопровода...

- Отстойник можно устроить. Обыкновенный большой чан! - говорила Майя. - А как же в баню воду подают?

- Да нет у нас никакой бани! Отец говорит, что не по силам это колхозу - и водопровод и баня, - сердито ответила Першан.

Она решила, что Майя теперь испугается деревенской жизни и уговорит Гараша уехать в город. Конечно, инженер с дипломом, привыкла к городским удобствам. Что ей муганское степное приволье! Похвалила блеск "Слияния вод", а все-таки свет электрических фонарей, наверно, приятнее глазу.