— Даже не помню. Лет восемнадцать назад, когда служил на корабле матросом.
— Ваши воспоминания можно обновить. — Генерал поднялся. — Если не наведете на батарее порядка — сидеть обоим! Так и запомните!
И надо же было, в такой момент генералу подвернулся под руку краснофлотец Щавлев. Вид у него был самый неподходящий: запылен, засаленная пилотка надвинута на глаза, морская шинель не по размеру свисает, как юбка. Да к тому же винтовка висит за плечом стволом вниз.
— Полюбуйтесь! Охотники и те выглядят лучше. Подойдите сюда, товарищ краснофлотец.
Щавлев остановился, подумал, неторопливо приблизился к генералу. Тот разглядел, что перед ним матрос уже в летах.
— Ты что это, годок, в таком виде? Неудобно для наших лет. Что молодые скажут?.. Вижу — стыдно. Охотник?
— Малость был, товарищ генерал.
— Сейчас вы воин, и держать винтовку стволом вниз позорно. Дайте ее мне. — Генерал проверил состояние оружия. — Никуда не годится! Винтовка ржавая, грязная. Наверное, сыновья лучше служат, чем вы. Идите... Вы приняли батарею? — вдруг обратился ко мне генерал.
— Никак нет. Работает комиссия по приему.
— Сегодня же вступить в командование батареей. Комиссия пусть работает, а вы командуйте. Спрос с вас. Буду через десять дней — проверю. Для быстрейшего обучения личного состава стрельбе по морским целям разрешаю взять с двести двадцать первой одного офицера и не более десяти командиров отделений и рядовых. Список представить в отдел комплектования.
Генерал уехал не попрощавшись, а я стоял красный, как нашкодивший ученик. Нечего сказать, доверили человеку новую батарею!
— Постройте батарею! — приказал Ишину. Он что-то пробормотал и ушел.
— Не горюй, командир, — взял меня за плечо Виленкин. — Период такой тяжелый, стройка. А люди у нас хорошие, не подведут, не отчаивайся!
Многие матросы слышали разговор генерала и с нами, и со Щавлевым. В строю стояли хмурые, сердитые. Я еще острее почувствовал себя виноватым. Плохое начало. Увлекся строительством, все остальное забыл, а в военном деле так нельзя.
Коротко рассказав о замечаниях командующего и его приказе навести порядок, я предупредил батарейцев, что через 10 дней нам учинят полную проверку, и выразил уверенность, что воины не ударят в грязь лицом.
Бойцы безмолвно разошлись.
На командном пункте присел к своему столу, горько размышляя о случившемся. С первых шагов не справился с новыми обязанностями!
О штанину потерся маленький зайчонок Пушок. Его на днях мне подарил Кошелев. Матросы поймали двух зайчат. Того, что с перебитой лапкой, выхаживали бойцы. Второй, с белым пятном на голове, достался мне. Зайчонок быстро освоился, стал совсем ручным.
Напоив Пушка молоком, я посадил его на колени.
— Опозорился твой хозяин, Пушок! Перед таким командующим опозорился...
На КП зашли Виленкин и секретарь партийной организации 140-й батареи старшина Ковальковский. Я уже приметил длинную, тощую фигуру парторга, но ни разу не поговорил с ним. Понимаю, Виленкин решил исправить эту ошибку.
Комиссар протянул руку. Пушок с радостью перепрыгнул к нему. Такая кроха, а чувствует, кто ему самый большой друг! Виленкин действительно любил Пушка. Разрешал ему даже есть суп из своей тарелки, только при этом придерживал лапы зайчонка.
Я пригласил Ковальковского сесть, протянул папиросы, предложил подымить. Но Виленкин сказал:
— Запрещаю! Зайка не любит дыму. Знаешь, Пушок, что обещал нам генерал? Не знаешь! Вот и хорошо. Хоть ты над нами не будешь смеяться!
— Тебе смешно, комиссар, а мне горько, — упрекнул я Виленкина.
— А ты, командир, поплачь. Может, легче станет. И Ковальковский с нами поплачет. Да и Пушок поможет... Не те у меня годы, чтобы бурно реагировать на каждую перемену в настроении начальства. Брось, командир. Давайте лучше втроем поразмыслим, что к чему и за что браться в первую очередь. Кого возьмешь помощником?
— А разве не справится Ишин? — спросил я, хотя уже и сам понимал: Ишин не на месте.
— Самолюбец, зазнайка, лентяй. Не подойдет. Командовать артиллерией ума хватит, но людьми заниматься совсем не его дело. Так и не надумал, кого в помощники?
— Есть на примете один человек, но надо с ним еще побеседовать. — Я имел в виду командира огневого взвода моей «старушки» лейтенанта Игнатенко. Ведь генерал разрешил взять оттуда одного офицера.
Виленкин спросил, кого думаю брать с 221-й. При этом заметил, что надо все сделать так, чтобы не задеть самолюбия здешних батарейцев. Некоторые и так уже поговаривают: зачем, мол, нам помощь, справимся сами, не хуже других воевали на Западной Лице!
Решили действовать убеждением, тактично. Мне предстояло переговорить с людьми на 221-й и подготовить список тех, кто перейдет на 140-ю. Ковальковский взялся объяснить вновь прибывшим, почему им необходимы местные старожилы, имеющие большой опыт ведения огня по морским целям. В интересах дела надо все осуществить по-хорошему, избежав глупых обид.
Труднее всего, пожалуй, придется с Ишиным, который твердо метит на должность помощника. Как тянулся он перед генералом, выпячивая орденоносную грудь! На фоне всего, что рассердило командующего, Ишин выглядел молодцом. Тут-то и важно предотвратить заблуждение, не допустить ошибки.
А теперь — к бою! Эта команда заставляет офицера, управляющего артиллерийским огнем, подтянуться, привести в образцовый порядок прежде всего самого себя. Мне тоже необходимо взять себя в руки. Я остро почувствовал это в последующие дни, когда нелепый случай явился новым испытанием для моих истрепанных нервов.
На 140-ю начали возить снаряды. Машины мелькали на перевале и сразу же скрывались в кустах. Но и этого достаточно, чтобы противник обнаружил движение и открыл по дорогам огонь. А машины все шли. Никогда еще я не видел их столько на полуостровах.
