Я хотел поделиться с Костей своей досадой относительно очередной брезентовой занавески, заслоняющей от нас не иначе как зеленокожих красоток-рабынь, освобожденных из темницы в недрах пока еще не известного широкой общественности астероида, но обнаружил, что мой друг попросту дрыхнет!
Чудов, не прекращая болтовни, поднялся и помахал рукой.
Идите, дескать, за мной.
Тут уж мне пришлось прервать Костин сон дружеским тычком под ребра.
Мы сошли на застеленный резиновыми матами пол ангара. Свежо пахло озоном, тайгой, тайной и диметилгидразином.
– Сколько времени? – спросил Костя, сонно щурясь.
– Какая тебе разница? – я протянул ему бутылку с минеральной водой. – Мы на Луну летим. А там вообще времени, может, нету.
– Минус одиннадцать часов двадцать две минуты, – серьезно ответил Косте Чудов, бросив взгляд на запястье, где синел титаном шикарный механический хронометр марки «Москва».
– Минус?
– До нашего старта. А после старта пойдет сквозной отсчет времени полета. Например, «сорок девять часов ноль ноль минут» будет означать «час ноль ноль третьих суток».
Костю это почему-то окрылило:
– Вот видишь! А ты говоришь, на Луне времени нету!
Чудов уверенно вышагивал поперек всех разметок, переступал через шланги и кабели. У бреши в череде турникетов он показал неброское удостоверение индивидууму в противогазе футуристического дизайна.
Индивидуум снял наши с Костей отпечатки пальцев, просканировал радужку глаз и жестом призвал нас идти дальше.
Еще двадцать шагов в чащобу гостайны…
На полминуты Чудов задержался у большой белой бочки (межпланетный автоматический зонд? спутник-шпион?), утыканной антеннами. Он рассматривал крошечный шильдик с неразборчивой маркировкой на боку аппарата с таким яростным интересом, будто там был указан код доступа к Центральному Серверу Вселенной.
Наконец Чудов подошел вплотную к разрезу в очередной ширме. Отведя в сторону полотнище, он дождался, пока мы с Тополем проследуем внутрь, и снизошел до объяснений.
– Сейчас будем вас вооружать и одевать по последней космической моде.
В иное время я бы что-нибудь сострил про моду, из которой никогда не выходит один только огнестрел. Но в том боксе я просто утратил дар речи.
Это была самая грандиозная оружейка из всех, что мне доводилось видеть в своей жизни!
А ведь я был искушенный зритель! Я видал и арсеналы крупнейших сталкерских группировок. И армейские. И чевэкашные. И эмчеэсовские. Которые, кстати, несмотря на отсутствие летальных вооружений, производили впечатление, ведь полнились всякими чудесами техники вроде тех же тепловых сердечников, залповых систем удаленного пожаротушения и прочего…
Не говорю уже о коллекции оружия нашего с Тополем старинного друга, нувориша Соломона Курцмана, где было всё. Всё! Даже крупнокалиберный пулемет Гочкиса и малокалиберный пулемет Блюма!
Сияющая витрина оружейной комнаты уходила ввысь на добрых десять метров и тянулась в стороны Великой Китайской стеной.
Витрина была разделена на ячейки стандартного размера: два метра на метр.
Почти в каждой ячейке на фоне черного бархата на хромированных кронштейнах, эффектно подсвеченные светильниками, красовались они – орудия убийства.
Стволы, пусковые установки и трубы гранатометов…
Автоматы, винтовки и ружья…
Огнеметы и снайперские винтовки…
Ручные гаусс-пушки и арбалеты…
Уже виденные нами у бойцов Ловчева «перфораторы» и что-то совсем неопознаваемое, похожее на помесь ежа с блюющим удавом…
Я говорю «почти в каждой ячейке», потому что были и такие, в которых свет не горел и ничего не хранилось. Пустовали они временно или постоянно? Как знать…
Чудов нажал несколько кнопок на пульте дистанционного управления. С потолка спустились манипуляторы.
Затем он набрал шифр первой ячейки, и манипуляторы уверенно двинулись к ней.
Вслед за тем пришел черед второй ячейки и третьей…
Не прошло и минуты, как ловкие механические конечности выложили перед нами на оружейный стол три одинаковых вороненых дробовика – из таких дырявят друг друга герои и антигерои полицейских боевиков.
– Мы называем их дробовиками. – И почему мы с Тополем не удивились? Тут, правда, Чудов добавил:
– Но – «дробовиками» в кавычках, – и наши лица вытянулись.
– Откуда кавычки?
– В реальности ракетомет «Штурм» имеет мало общего с традиционным помповым ружьем…
С этими словами Чудов взял со стола «дробовик в кавычках». Открыв подствольный трубчатый магазин, он обнажил его содержимое.
Вместо привычного крупнокалиберного патрона с пластиковой гильзой там покоилось нечто невообразимо хайтековое. Я бы сказал – помесь миниатюрной ракеты с танковым бронебойным снарядом-«катушкой».
– Это РУП-4, то есть «ракета универсальная программируемая четвертой модели», – сказал Чудов. – Она выстреливается из «Штурма» крошечным вышибным зарядом. На безопасном удалении от стрелка ракета включает маршевый двигатель и летит к выбранной цели.
– Вышибной заряд, чтобы не было отдачи, да? – сообразил Тополь.
– Совершенно верно. В условиях пониженной силы тяжести – как на Луне – традиционное пулевое оружие отбрасывает стрелка на многие метры. В невесомости еще и закручивает, причем непредсказуемым образом. А такие решения, как в «Штурме», позволяют воевать где угодно. Даже на борту космической станции!
– На борту станции? А как же разгерметизация?! – мне было обидно, что про отдачу Тополь сообразил первым, поэтому я тоже решил блеснуть интеллектом. – Одно попадание ракеты из «Штурма» – и в обшивке будет метровая дыра!
Чудов сделал важное лицо.
– Для таких случаев есть специальные режимы подрыва. Боеприпас-то программируемый. Но предлагаю пока что оставить теорию и перейти к практике.
После этого наш новый командир показал, как «Штурм» заряжается и разряжается, как устроен прицельный комплекс и какие можно выставить режимы для взрывателя ракеты РУП-4.
Я, конечно, ожидал наглядной демонстрации стрельбы – как читатель «Евгения Онегина» ждет рифмы «розы» – «морозы». Надеялся, что Чудов эффектно разнесет учебную мишень или, на худой конец, ближайшее мусорное ведро. Ну, чтобы впечатлить нас, новичков. Увы, командир опергруппы спешил перейти к следующему пункту развлекательной программы и вновь взялся за пульт.
– Ну а это лазерный автомат «Сверчок». И тоже, представьте себе, в кавычках.
– Он не лазерный? – попробовал угадать я.
– Он не автомат. «Сверчок» – это самозарядная винтовка, – отчеканил Чудов.
Тополю снова не терпелось блеснуть:
– Автоматическая стрельба из одноствольного ручного лазерного оружия невозможна из-за проблем с охлаждением, верно?
– Верно, – вздохнул Чудов. – Поэтому из «Сверчка» можно стрелять с темпом не выше двух импульсов в минуту. Зато каждый его десятимегаваттный импульс по своим поражающим возможностям эквивалентен танковому снаряду калибра сто миллиметров.
Я присвистнул.
– Так, выходит, более легким оружием является ракетомет «Штурм»?
– Именно так. Причем «легким» в обоих смыслах. У «Сверчка» в снаряженном состоянии – восемь кило веса.
– Но в невесомости это же не такая большая проблема? – Я прямо не уставал наблюдать за тем, как сильно мой товарищ хотел понравиться, пролезть в любимчики!
Однако Чудов порыва не оценил:
– Это, извините, стандартное заблуждение землян – насчет невесомости, – сказал он, мрачнея. – Ведь объекты в любом случае сохраняют свою физическую массу. Или, если угодно, массу инерции… К примеру, если во время боя на борту космической станции вы резко обернетесь, держа в руках «Сверчок», на ваши мышцы всё равно поступит изрядный импульс сил инерции… Но, к счастью, наша экипировка позволяет не замечать такие вещи.
– Мышечные усилители, встроенные в скафандр? – Я тоже хотел показать, что не пальцем делан.