Инквизитор преодолевает склон слишком быстро, зависая над несколькими ликовавшими на отступление воинами церкви и черные пластины на ее груди, в которых сияют вкрапления цвета морской волны, сияет, вырываясь из пасти льдинами, острыми, как бритва и пронзает их, окропляя землю струйками багряной крови.
Она почти что ощущает, как их плоть рвется, впуская в себя затвердевшую влагу, пока она делает взмах, рассекающий морозный воздух. Вестница ревет, оглашая долину громогласным драконьим ревом. Солнце играет на ее чешуе, пока она проносится дальше, поливая землю всполохами льда и бури.
Ее тень, словно облако, стелется по траве, пропитанной кровью людей священного похода. Зелень, будто жухла при ее приближении, которое непременно оглашалось криками умирающих людей, пораженных ее молниями или льдом.
Волки следовали за ней, добивая останки раненых. Санитары дикого леса, как величали обыкновенных хищников, так и теперь они приносили свободу, убивая их.
Воздух струился вдоль тела, будто она рассекала воду, и та обтекала ее тело, позволяя царствовать в небосводе. Каждая чешуйка, каждый коготок и мышца, действовали воедино, вздымаясь, раня и не пропуская магию.
У входа в долину было особое скопление Церковников, в которое девушка приземлилась, растоптав нескольких, самым неприятным образом, и ощутив, как ломались их хлипкие кости и шеи под весом ее лап и когтей.
Наэлектризованный, почти, что кошачий тонкий хвост, одним рывком отбросил нескольких солдат, переломив им позвоночники, и наградив ударами молний, украсившими их тела уродливыми фиолетово-синими, с желтыми вкраплениями, кровоподтеками.
Она клацнула зубами и пластинками клювоподобного окончания морды, плюнув шаровой молнией в ближайших врагов, которых раскидало по сторонам. А вот и подоспело ее подкрепление, орудующее двуручниками и рассеивающее толпу, как нож - масло.
Несколько воинов попытались схватиться за ее лапу, втыкая мечи, или копья, она не могла отвлекаться, чтобы рассмотреть их, да ей было и не интересно, чье оружие было проломлено ее силовым полем, обволакивающим перламутровые чешуйки, волнами выгибающиеся на ее массивном красивом теле.
Но она уловила именно то, что хотела уловить: воины начали панически отступать, крича что-то и указывая на верхнюю площадку, где находился завершающий край долины, окружавшей Скайхолд. Там, именно там находилось командование.
Она рыкнула, привлекая внимание самой быстрой и безжалостной лириумной тени, которая замерла, дрожа в воздухе, и вгрызаясь в нее двумя горящими огоньками красивых глаз, она указала кивком рогов на площадку, поднимаясь и топча находящихся под ней Церковников.
Взмахи, оглушающие, как пушечные выстрелы, подмяли под себя еще несколько десятков человек, беспощадно сгинувших под многотонным весом гигантской ящерицы, которая наконец-то взлетела, направляясь вперед, туда, куда бежали несчастные shemlen. Хотя нет, им повезло, что она, будучи высшей драконицей, применяла лишь стихийную магию и их внутренности лишь разрывались от заморозки и электрических зарядов. Будучи эльфом, она теперь любила практиковать энтропию, магию страха и смерти, так как духи и демоны теперь были негласно на ее, Джейр`ан, стороне.
Хлопки, вихри разлетающегося воздуха от ее зачарованных крыльев пронзил внезапный вопль. Сетка, цепь, она не могла понять, что это было, рассекло воздух, кожу, чешую и силовое поле, опутывая рога и перепонки, разрывая их и превращая в кровавое месиво.
Темнота. Боль. Страх.
Она кричала, истошно, насколько позволяли рвущиеся наверняка внутри голосовые драконьи связки, точнее нет, связки маленькой эльфийки, в теле высшего дракона. Адская боль терзала все огромное тело, сильверитовыми переплетениями цепи утягивая рептилию вниз, глаза застилала пелена беловатой боли.
Свист, который образовался от падающей вниз туши, заглушал в ушах даже звенящий рев, громыхающий внутри самой грудной клетки, накаляя легкие, обливая его фиолетовым мертвым огнем Элвенана, который выжигал тебя изнутри.
Глухой удар.
Она ощущает его всем телом, почти слыша, как где-то сломалась ее кость. Громче она уже кричать не может, переходя на хлюпающий и булькающий хрип, который вырывается из окровавленной драконьей глотки с рядами заостренных белых зубов. Струйка крови стекает из уголка ее рта, пока она лежит на поле, усеянном трупами людей, гномов, косситов, эльфов, которых она убила.
Отвратительная боль.
Она не хочет чувствовать, как сильверит душит ее, пользуясь размерами ей в противовес. Зачарован, как у древних охотников на драконов. Она ощущает, как руны высасывают ее же силы и обращают против нее самой, пока она хрипит, задыхаясь собственной кровью и магией. Это так омерзительно, что слезы, которые бы лились у нее из глаз, выжигают ее глаза изнутри, пока она жмурится, пряча зрачки от сетки, опутавшей ее лапы, морду и все остальное тело.
Она не может обратиться обратно, сеть мешает.
Слышит, шаги по земле, восторженные крики и крики смерти, которые несет яростный клинок Лириумных Волков, пока те вырезают войско Верховной Жрицы, как скот. Мстят, что ранили их королеву.
Она хочет смеяться, но не чувствует внутри себя ничего, пустоту, отсутствие всего, что звалось эмоциями. Боли нет. Радости нет. Чувств больше нет.
Неужели она вот так и погибнет, пока ее любимый волк спит, одолев самое страшное зло.
Они знали, знали, что высший дракон прилетит и надает им по яйцам, и сукины дети обернули ее дракона против нее же самой. Она отомстит. Они отомстят.
Силы покидали ее тело также стремительно, как она впуталась во все это дерьмище, сейчас захлестывающее ее, бессильно валяющуюся и умирающую, с головой. Стала Первой. Стала Инквизитором. Стала оборотнем. Стала драконом. Плюсы это или минусы? Она не знала. И не могла. И теперь не хотела.
Снова эти лязгающие приближающиеся шаги, насколько она может уловить это тончайшим драконьим слухом, перемешанным со стуком сердца и прерывистым дыханием.
В глазах темнело, поглощая ее бьющуюся сущность. Она видит что-то. Или кого-то.
Оно приближается, возвышаясь над телами мертвых солдат, вышагивает, словно королевское начало так и прет из него. Она узнает себя, пытаясь засмеяться, содрогаясь еле шевелящимися конечностями. При попытке двинуть крылом, она вновь ощущает боль – оба сломаны.
Человек, как она узнает по силуэту, светлым пятном маячащим у нее в зрачке, она все же нарекает это человеком с высоким меховым воротником, идет, придерживая щит, звякая полуторным мечом с навершием в виде головы льва. Знает она, кто это, да верить не хочет.
Облизывает языком пластину, касаясь холодного блокирующего металла с рунами, изрыгая облачко морозного воздуха, инеем опадающего на окровавленную от нее же землю. Каллен останавливается перед недвижимым высшим драконом, распростершимся на десяток метров вперед. Ее крылья валяются, как драное тряпье, в нескольких местах разорванные копьями и стрелами, а в одном даже прожженные огненным шаром. Он смотрит, изучает ее, склонив голову с безэмоциональным выражением лица. Ему больно, она знает, потому что ей больно в десять раз сильнее.
А затем брызги алой жидкости, которая окропляет ее пасть и глаз, рубиновой струей вырывающейся из проткнутой огромным двуручным мечом груди, заставляют ее забыться, взвыть от последней волны боли… Конец?
Командор с пустым стуком падает, пока меч из драконьей кости и лириумным сечением разрубает сеть, как будто она сделана из обычной парусины, но она уже не в состоянии улавливать воина в сияющем доспехе, орудующего этим самым мечом.
Она облегченно вздыхает, когда ошметки этой самой сети летят прочь и на месте массивного дракона остается только ее хлипкое тело, разодранное, исколотое, обожженное и искалеченное, в луже собственной крови.
Темнота наступает, как долгожданное облегчение, но шлепки, удары по лицу пробивают свет в этой непроглядной тьме. Фенрис дает ей звонкую пощечину, закидывая к себе на плечо. Она даже не стонет, выдыхает от боли, словно ядовитые черви расползающиеся по всему телу.