- Давай, отец, - ткнула мать супруга под бок, - скажи...

- Так что сказать, - вот сыночек на побывку приехал. То летом, Катя, дочка была, а теперь он. Жаль, что не вместе. Ну, ладно за здоровье. Чтоб было у вех все, как надлежит быть!

- С Богом, - вроде бы как в поддержку тоста, но и с вызовом крякнула со своего места баба Варя - сразу и не высчитаешь кому, какая родня.

Выпили. Водочка, многократно очищенная, на высококачественном спирту пошла по деревенским глоткам непривычно мягко. Отец даже поначалу недоверчиво взглянул на этикетку: водка ли? Отчего ж не забирает? Но уже тронуло, затеплило душу. Почти незаметно. И надо было немедленно повторить, поскольку несвоевременно выпитая вторая - это зря выпитая первая. Николай сам разлил по бокалам. И теперь по уважению слово выпало говорить старому учителю. Он поднялся, крякнул, поправил галстук - отличие сельского интеллигента, с которым тот не расстается ни в какое время года и ни в какой ситуации. Терпеливо переждал суету готовящегося к тосту застолья - все, все здесь его ученики, за исключением самых младших, - сказал то ли в шутку, то ли всерьез свое любимое "попрошу соответствовать"!

- Каждому человеку, - начал он издалека, как и положено интеллигенту среди простых людей, - свойственен свой путь в жизни. Это понятно. Но разница не только в этом между нами, а и в том, как с каким видом мы идем по своей жизненной дороге. Один по тропинке и меж рытвин идет с гордым видом, другой по асфальту еле плетется и все ему не так: и штиблеты жмут, и штаны узки. А вот Николай пошел по той дороге, которая уже и бурьяном успела за сто лет зарасти. И дорога эта такая, что идущего по ней каждый, который втайне так же думает, как идущий, вслух осудить готов. Я оценивать не буду его выбор. Только скажу, я восхищаюсь и журналистским талантом Коли и его смелостью. Коля, я выписываю вашу газету, читаю ее регулярно. И согласен, нравственность настоянная на страхе - это этика недочеловека.

Выпили, но как-то вяло. Тетка Варя же демонстративно рюмку свою отодвинула. Мать, не глядя на учителя пригубила, отец выпил полную. Впрочем, трудно было поначалу понять, то ли одобрил он этим тост, то ли поддержал традицию: какой же русский выпьет вторую не до дна? Однако, сделав дело, как подобает, задумался над словами старого учителя и, перегнувшись в его сторону. проговорил.

- Я, Иван Иванович, думаю, что не наше это дело - рассуждать о таких проблемах. Слово проблемы показалось ему очень уместным для разговора с умным человеком. - Недавно по телевизору показывали, что наука доказывает - нельзя установить есть Бог или нет. А раз так, то и не стоит этого вопроса касаться. Я в церковь не хожу, конечно, но не отрицаю. Что ж отрицать? Мне это не мешает.

- Цена вопроса не в этом, - отозвался со своего места Иван Иванович, аккуратно отерев губы бумажной салфеткой. - Цена вопроса в том, что пора человечеству из пелен вырасти. Ведь его боженькой как Бабаем пугают: вот не так сделаешь, будет тебе! Николай в своей последней статье писал, и я с ним согласен, что люди-то выросли. Они уже не боятся Бабая. Они уже с ним пытаются договариваться. Ведь голос совести, как нас учат - это голос Бога. В иносказательном смысле слова, понятно. А совесть это продукт, извините, эластичный. С совестью договариваются очень даже просто, а то и вовсе молчать заставляют. С Богом, если он есть, договориться нельзя. А раз договариваются...

- В церковь ходить надо! - отозвалась со своего места Варвара. Ушастая! Вон откуда разобрала.

- Ага, к нашему отцу Сергию! - хмыкнул кто-то из племянников. Только бутылку не забыть взять.

- Слыхали, оживился свояк, - он Прохорку в ухо въехал на той неделе? Тот в церковь завалился и стал что-то там про святых что-то буровить... А тот ему в ухо! Да ловко так, вырубил начисто! Его за это от службы отстранил их главный.

- Молодец какой, батюшка! - удивился Николай Аристархович.

- Молодец-то молодец, только они до этого пили вместе!

***

Всадник из охранения, прихлестывая плетью маленького верткого конька, проскакал меж верблюдами и, обогнав караван, промчался, вздымая пыль, совсем рядом с Николаем Аристарховичем. Тот инстинктивно шарахнулся в сторону и тут же устыдился своей пугливости, представив, как усмехнулся этому его движению оператор у монитора контроля. Хотя, скорей всего, вряд ли кто-то теперь глядит на экран не отрываясь. Не первые дни, когда каждый стремился увидеть если не явление Христа, то хотя бы какой-то яркий эпизод-иллюстрацию к Библии или Всемирной истории. Верблюд-лидер меж тем шел прямо на Николая Аристарховича, со шлепком ставя в пыль огромные, обрамленные грязными бахромой, раздвоенные копыта. На этот раз он не уступит! Николай Аристархович напрягся, скрестил руки перед грудью, словно собирался лбом остановить дромадера. А тот шел и шел, размеренно и безучастно ко всему вокруг. Погонщик, сидевший меж горбов, глядел вдаль, мимо Смурнова, пустым тоскливым взглядом. Видно было, что его утомили жара и однообразие дороги. Сошлись две эпохи. Николай Аристархович устоял. Это было нелегко устоять, видя надвигающуюся мощную грудь, летящие в тебя копыта. Но он устоял. Свет померк перед глазами, но длилось это недолго. И вот чрево фантома выпустило его, но надвигался уже второй верблюд. Однако Николай Аристархович не стал ждать его. Хватит мальчишества! И отошел в сторонку, пропуская караван. Мираж прошел, поднимая пыль двухтысячелетней давности, которая смешивалась с пылью сегодняшней, клубящейся в порывах ветра. Странно, что люди, силуэты которых были еще хорошо видны, давно умерли и не осталось после них ни могил, ни имен.

Жара донимала. Скорей в авто. Гравитационный башмак стоял метрах в 50 от дороги. Цоллер распахнул навстречу Николаю Аристарховичу дверцу, избавив его от необходимости браться рукой за раскаленное железо. В машине было прохладно и сумрачно: автоматика отрегулировала тональность и окрас окон, смягчив яркий отсвет полуденной пустыни до состояния московских сумерек.

- Я сделал интересный снимок, - похвалился Цоллер. - Смотрите: зав отдела писем популярного московского журнала обменивается приветствием с вождем племени бедуинов.

Бортовой компьютер во весь экран выдал изображение каравана и стоящего на его пути Смурнова. Обгоняющий верблюдов всадник, казалось, смотрел на него и, так совпало, поднял вверх руку с плетью будто бы для приветствия.

Забавно, - ответил Аристахов. - Увидел бы он меня в тот момент.

- Он не увидит, другие увидят. Я дарю вам это фото. Поместите в свой репортаж об экспедиции... Вы ведь станете писать репортаж, или как это будет называться?

- Да. Другие. Лет через сто кто-то вполне сможет наткнуться на это место, просматривая наше настоящее. Глобальный архив. Ничто не спрятать. Все запротоколировано стоячей волной... Но представляете какая насканируется мешанина, если вот так последовательно фотографироваться на фоне вызванного изображения. Куда теперь?

- Никуда. Давайте посидим. Куда спешить, когда у нас в запасе вечность? Эксперимент мне уже осточертел, тем более что персональное бессмертие мы себе уже обеспечили. Хорошая оплата не правда ли? Хотя и натуральная.

Николай Аристархович спорить не стал. Эти две недели в пустыне так утомили его, что хотелось только одного: скорей бы все это закончилось. Тем более, и это грело и волновало душу: бессмертие ему уже гарантировано. Учредители именно такую оплату установили для членов жюри. Независимо от результатов.

За окнами было за 40, в микроклимате же машины было комфортно и приятно.

- Вот ведь, господь бог, создал мир, для человека именно создал, - Цоллер поднял многозначительно палец, сосредоточив в этом жесте всю иронию фразы - ибо сказано именно человеку "владейте ..." Какое, пардон, если это тавтология, убожество! - Он кивнул на пустыню за окнами. - А люди превзошли его, создав для себе индивидуальный мир: удобный и приятный... Он обвел этим же, нетерпеливо ожидавшим окончания фразы пальцем, салон автомобиля.