Они вытащили своё оружие, когда перед ними на склон рухнула с громовым ударом орудийная башня. Теперь это был комок смятого металла и разбитого стекла. Сервитор содрогался на своём встроенном троне, все ещё тщетно пытаясь исполнить свой долг, даже истекая кровью из рваных ран. Рагнар наблюдал, как он трясся, пока фактически не убил себя, вскрыв глотку острым куском разбитого стекла кабины.

'Штормовой Ворон' не пытался уйти. Пилот-Расчленитель повёл машину по кругу, разворачиваясь, тяжёлые болтеры в тупом носу корабля выдвинулись наружу, чтобы выплюнуть в ночное небо ревущие снаряды.

Вспышка молнии высветила хищника, когда он нанёс новый удар, превратившись из размытой тени в жаждущее крови чудовище за время одного удара сердца. Большие кожистые крылья трещали, как паруса фенрисийского длинного корабля в штормовом ветре. Когти, походившие на черные мечи, пронеслись сквозь струи дождя, чтобы с металлическим лязгом встретиться с бронированным корпусом корабля, заставив катер свалиться во вращении, отходя в сторону и содрогаясь. Пилот с трудом восстановил контроль над машиной.

Существо приземлилось на склон с силой, достаточной для того, чтобы содрогнулась скала. Черные глаза сверкали, отражая слабый свет луны, когда оно направило свою остроклювую голову, покрытую костяными выступами, на воинов.

- Птирадон, - сказал Ворейн, произнося это имя, словно бездыханное проклятье.

'Дракон, - подумал Рагнар в ту же секунду. - Король-дракон на охоте'.

Три болтера ударили, как один, швырнув в покрытую слоями чешуи шкуру зверя болты. Заряды, искря, взорвались, так и не пробив плоть чудовища. Оказавшись перед таким огненным шквалом, птирадон опустил свою уродливую голову, закрыв бронированными веками уязвимые глаза, и атаковал в ответ.

Рагнар отшвырнул себя в сторону от надвигавшегося, как лавина, зверя, и влетел в заполненный гравием овраг, вызвав настоящий оползень. Ворейн отскочил в другую сторону, врезавшись в струи дождя в смертельном спринте, одновременно перезаряжая болтер и помогая себе ударами ладони.

Только Нальфир остался на месте. Он нацелил болтер на когтистые лапы зверя, находившиеся на концах его крыльев. Существо двигалось с такой непредставимой скоростью, что даже Волк трижды промахнулся на такой смехотворной дистанции, прежде чем нанёс один верный удар по костяным пальцам.

Этого было довольно. Мгновение замешательства в прыжке птирадона позволило Нальфиру в последний момент броситься за Расчленителем, оттолкнувшись здоровой ногой. За его спиной с громовым клацаньем челюсти зверя сомкнулись на том месте, где только что стоял Волк. Бард, перебирая конечностями, сноровисто отползал по осыпи, позволив своему весу увлечь себя вниз на волне катящихся камней и гравия.

Катер завис за спиной дракона, наклонив нос вниз, и тяжёлые болтеры сделали то, что не смог добиться более скромный огонь космических десантников - поток массивных снарядов пробил чешуйчатую шкуру птирадона, выбив искрящиеся и парящие потоки внутренностей и крови.

Вздрогнув, зверь попытался подняться в небо на истерзанных осколками крыльях, и вцепился зубами и когтями в фюзеляж катера. Двигатели 'Штормового Ворона' взвыли, борясь с перегрузкой, и с натяжным визгом перенапряжённых турбин катер вместе с обнявшим его монстром рухнули на землю.

Они ударились об осыпь, и покатились вниз по склону, подпрыгивая, катясь и пылая. Двадцать метров. Тридцать. Пятьдесят. Наконец, катер и зверь упокоились в дымящейся куче, на полпути вниз.

Наступила тишина. Рагнар направил свой болтер на неподвижного дракона. Почти неподвижного. Он все ещё дышал.

- Острый Язык! - позвал он. Бард был немного дальше по склону, рядом с обломками катера и раненым монстром. - Вставай! Взбирайся наверх!

Нальфир ощущал себя настолько слабым, что даже почти рассмеялся. 'Надо же. Прожить столько десятилетий, словно бессмертное отражение Русса и Всеотца... И теперь умереть от укусов насекомых и яда проклятой гадюки из джунглей. Рагнар прокричал 'взбирайся'? Взбираться? Да я едва двигаюсь!' Все, что он мог сделать - это продолжать хрипло, с бульканьем мокроты, дышать.

Со странным жалостливым воем раненый птирадон поднял отяжелевшую голову, открыв свои уцелевшие за броневыми веками глаза, и уставился прямо на барда. Так близко, что Нальфир мог рассмотреть похожие на луковицы глаза зверя. Они не были полностью бесцветными, и рассечены пополам рептилоидным узким зрачком, более темным, чем молочно-чёрное глазное яблоко. То, что Волк принял за воротник из костяных шипов, задрожало и стало приподниматься, каждый выступ соединялся с другим мембраной из пронизанной венами плоти.

- Надень свой шлем! - заорал Ворейн, стоявший вверху осыпи. - Его яд ослепляет!

Нальфиру на мгновение захотелось узнать, где именно остался его шлем - скорее всего, на борту 'Хольмганга'. Как и большинство Волков, он любил использовать в бою свои обострённые чувства, и избегал носить боевой шлем почти всегда.

Момент прошёл, быстрый, как мановение ока. Шея Птирадона задрожала, когда зверь запрокинул назад голову, и потом резко дёрнул ею вперёд, выбрасывая из пасти брызгающий поток густого слизистого яда, похожего на мускус. Слизь разлилась и расплескалась по броне Нальфира, когда он добрался, покалеченный и с зажмуренными глазами, к своему топору, упавшему недалеко.

- Не вдыхай испарения! - услышал он крик Расчленителя. 'Как будто я сам не догадался бы', - ворчливо подумал Нальфир.

Он слышал движения зверя. Нальфир в последний раз сжал рукоять своего оружия. Пальцы сжались, и он надавил на руну зажигания, выдавленную в рукояти. Силовой топор, треща, пробудился к жизни. Силовое поле вокруг широкого лезвия с шипением испаряло потоки падающего дождя.

Он ослеп. Одна из ног была мертва от бедра до пальцев ног. Одна из рук отказала. Он был полностью покрыт ядовитой слизью, разъедавшей броню, и выворачивала наизнанку лёгкие одним своим запахом. Его плоть горела, чесалась и болела от сыпи и растрескавшихся язв - дара этого невероятно враждебного мира. Его единственными спутниками были только один из Расчленителей, которые несправедливо отправили его в безумную дикость Кретации, и брат Чёрная Грива, которого считали то вспыльчивым дураком, то наследником ярла, в зависимости от того, какую Великую Роту спросить.

Откровенно говоря, Нальфир считал Рагнара и тем, и другим сразу.

Вдобавок ко всему, бард умирал от змеиного яда, превращавшего кровь в жилах в вонючую слизь. Его укусила змея с клыками как кинжалы, пробившими насквозь многослойную подкладку, фибромускулы и керамит боевой брони модели Марк VII.

Он засмеялся, не сумев удержаться. И, начав смеяться, обнаружил, что не в силах остановиться. Он впустил серно-желчную вонь токсичной слизи в свои лёгкие, от чего его глотка и грудь зажглись, словно он вдохнул прометий. Даже когда его смех превратился в сдавленное хихиканье, он крепко зажмуривал глаза. Лучше быть ослеплённым по своему выбору, чем ядом, разъедающим сами глазные яблоки. Результат тот же, но без дополнительных повреждений и отвлекающих от боя болей.

Нальфир Острый Язык встал на ноги, уверенный, что это в последний раз, и рассёк воздух топором, чтобы разогреть сведённые судорогой мышцы. Вслепую он повернулся к монстру-дракону, ползущему к нему. Подволакивая ногу, Нальфир шёл навстречу своей судьбе. 'Встречать судьбу нужно на двух ногах, как полагается каждому настоящему фенрисийскому воину'.

Рагнар смотрел, как Нальфир хромает к громоздкому птирадону, и осознавал, что его спутник и боевой брат идёт на смерть. В этот миг Чёрная Грива сделал свой выбор. Он не станет стрелять по зверю. Он не бросится вниз по склону на помощь Нальфиру.

Болтер в его руке вздрогнул один раз, посылая одиночный болт в струи дождя. Болт взорвался в метре от ботинка Ворейна, выбросив вверх ливень гравия и каменных осколков, загрохотавших по доспехам Расчленителя.

- Не мешай ему сражаться! - прокричал Рагнар своему краснодоспешному кузену. Ворейн был слишком далеко, чтобы услышать слова Волка, но для него было совершенно ясно строгое выражение Рагнара. После небольшого колебания капитан ответил жестом из боевого языка Адептус Астартес, показывая, что понял команду.