– Хартинг расписывался в книге сотрудников ночной смены, конечно же?

Гонт опешил. Он, по всей видимости, впервые ощутил всю меру угрозы, таившейся в этом монотонном, тихом голосе. Тернер захлопнул деревянные створки шкафа.

– Или вас ни черта уже не волновало? Вам было наплевать, верно? Вы не могли тут же переходить к формальностям. Он же ваш гость, так? И почти дипломат, если на то пошло. Дипломат, удостоивший своим посещением вашу гостиную. Пусть себе шляется туда-сюда по своему усмотрению даже глубокой ночью. Вы ему это охотно позволяли. Было бы проявлением неуважения устраивать ему проверку. Он же стал вроде как член семьи. Скажите, что я ошибаюсь. Не стоило все портить, опускаясь до своих прямых обязанностей. Как-то не по-христиански вышло бы, вы думали? И вы, разумеется, представления не имеете, в котором часу он покидал здание. В два часа или в четыре?

Гонту приходилось даже напрягать слух, чтобы улавливать все слова, так тихо говорил Тернер.

– Но в этом же не было ничего дурного, правда? – спросил он.

– И эта его сумка, – продолжал Тернер все так же едва слышно. – Было бы странно заглянуть в нее, не так ли? Или, к примеру, отвинтить крышку термоса? Господь не одобрил бы вас в таком случае, так вы рассуждали? Но не надо тревожиться, Гонт. В этом не было ничего дурного в вашем понимании. Ничего, что нельзя исправить молитвой и чашкой крепкого чая.

Тернер уже подошел к двери, а Гонт лишь провожал его взглядом.

– Вы изображали счастливую семью. – Тернер неожиданно начал безжалостно коверкать язык, пародируя валлийский акцент. – «Вы только гляньте, какие мы добродетельные… Как окружаем друг друга любовью… А еще подивитесь: у нас в гостях дипломат, а не кто-нибудь… Славно-то как… Мы – соль земли… Всегда можем подать что-нибудь к столу… Вот только простите, но вам ее не поиметь. Жена принадлежит мне одному». И вы проглотили наживку вместе с крючком, Гонт. Вы зоветесь охранником, а Лео вас убаюкал и ловко обвел вокруг пальца. – Он открыл дверь. – Хартинг в отпуске по семейным обстоятельствам. Не забывайте об этом, или вас припечет по-настоящему. Гораздо жарче, чем сейчас.

– Быть может, таков мир, откуда явились вы, – неожиданно изрек Гонт, словно ему явилось откровение, – но это не мой мир, мистер Тернер, и не надо мне его навязывать, поняли? Я делал для Лео все, что мог, и сделал бы снова, а какие там извращенные мысли засели в вашей голове, меня не касается. Вот только они ядовитые, ваши мысли. Напрочь отравленные.

– Идите к дьяволу. – Тернер бросил Гонту ключи, но тот даже не попытался их поймать, и они упали на пол у его ног.

– Если вам известно о нем что-нибудь еще, какая-то другая сочная сплетня, например, тогда вам лучше все выложить прямо сейчас. Немедленно. Ну же?

Гонт отрицательно помотал головой.

– Уходите.

– О чем еще судачат здешние говоруны? Или кто-то в хоре пустил петуха, Гонт? Можете мне рассказать. Я вас не съем за это.

– Я ничего такого не слышал.

– Что о нем думает Брэдфилд?

– Мне-то откуда знать? Спросите у самого Брэдфилда.

– А он ему нравился?

Лицо Гонта помрачнело, отобразив неодобрение.

– Мне нечего вам сказать, – резко ответил он. – Я не распускаю слухов о руководстве.

– Кто такой Прашко? Вам эта фамилия знакома?

– Ничего не могу больше добавить. Я не владею информацией.

Тернер указал на небольшую горку личных вещей Лео, лежавшую на столе.

– Отнесите все это в комнату шифровальщиков. Они мне позже понадобятся. И вырезки из прессы тоже. Передайте все дежурному клерку и возьмите с него расписку в получении, понятно? Нравится вам это или нет. Кроме того, составьте список пропавших вещей. Всего, что он забрал домой.

К Медоузу Тернер отправился не сразу, а вышел из здания и встал на краю газона рядом с парковкой. Полоса тумана висела над полем, а транспортный поток издавал шум штормового морского прибоя. Корпус, где размещался Красный Крест, одели в темные строительные леса, и над ним высился оранжевый подъемный кран, похожий на нефтяную вышку, намертво привинченную к асфальту. На Тернера с любопытством поглядывал полицейский, но он стоял совершенно неподвижно и, казалось, устремил взгляд куда-то к горизонту, хотя как раз линия горизонта была отсюда почти неразличимой. Наконец – словно по команде, которой никто больше не слышал, – он повернулся и медленно побрел назад к ступеням перед входной дверью.

– Вам нужно получить положенный всем пропуск, – сказал ему сержант с лицом хорька, – если собираетесь весь день ходить туда и обратно.

В референтуре пахло пылью, сургучом для печатей и чернилами принтера. Медоуз ждал его. Он выглядел изможденным и очень усталым. Даже не пошевелился, пока Тернер пробирался к нему между рабочими столами и шкафами с досье, а лишь смотрел уныло и презрительно.

– Почему им понадобилось присылать именно тебя? – спросил он. – Разве нет других сотрудников? Кому ты собираешься сломать жизнь на сей раз?

Они стояли в небольшом святилище – комнате, целиком отделанной сталью, служившей одновременно и сейфом, и конторским помещением. На окнах стояла двойная защита: первый слой из мелкой проволочной сетки, а снаружи металлическая решетка. Из соседнего офиса доносилось шарканье шагов и шелест бумаги. На Медоузе был черный костюм с булавками по краям лацканов. Стальные шкафы шеренгой стражи выстроились вдоль стен. Каждый был снабжен нанесенным с помощью трафарета номером и наборным кодовым замком.

– Из всех людей, с которыми я зарекся снова встречаться…

– Тернер значился в списке под номером первым. Отлично. Все в порядке. Ты – далеко не единственный в своем роде. Давай приступим к делам, чтобы поскорее покончить с ними.

Оба сели в кресла.

– Она не знает, что ты здесь, – сказал Медоуз, – а я не собираюсь сообщать ей об этом.

– Дело твое.

– Он с ней встречался несколько раз, но между ними ничего не было.

– Буду держаться от нее подальше.

– Вот это правильно. – Медоуз обращался не к Тернеру, а куда-то мимо него в сторону шкафов. – Так ты и должен поступить.

– Постарайся забыть, что я – это я, – добавил Тернер. – У тебя будет достаточно времени.

Выражение его лица мгновенно изменилось. Тени пролегли по светлой коже, и он вдруг постарел под стать Медоузу, сделавшись на вид таким же утомленным.

– Я расскажу тебе все только один раз, – сказал Медоуз. – Расскажу, что мне известно, а потом ты уберешься отсюда. Идет?

Тернер кивнул.

– Это началось с клуба автолюбителей, – продолжил Медоуз. – Там я с ним по-настоящему познакомился. Я люблю машины и всегда любил. Купил себе «ровер» с двигателем объемом три литра. Перед отставкой он…

– Давно ты здесь?

– Год. Да, теперь уже ровно год.

– Приехал прямо из Варшавы?

– В промежутке мы успели провести немного времени в Лондоне. Потом я получил назначение сюда. Мне как раз исполнилось пятьдесят восемь. После Варшавы мне оставалось служить всего два года, и я рассчитывал, что смогу не особенно напрягаться. Мне хотелось как следует ухаживать за ней, помочь ей поправиться…

– Понимаю.

– Как правило, я стараюсь больше бывать дома, но здесь стал членом клуба. В основном там британцы и выходцы из стран Содружества, но публика вполне приличная. Мне показалось, нам обоим это подойдет: один вечер в неделю, летнее ралли, общие вечеринки зимой. Я мог брать Миру с собой. Посчитал, что ей это пойдет на пользу, а я смогу всегда за ней присмотреть. Ей и самой этого хотелось. По крайней мере поначалу. Она чувствовала себя потерянной, нуждалась в обществе. А кроме меня, у нее никого нет.

– Понимаю, – повторил Тернер.

– Когда мы записались в члены, там собралась приятная группа, хотя, как в любом клубе, разумеется, были периоды подъемов и спадов. Все всегда зависит от руководителя. Сумеет подобрать достойных людей, и тогда атмосфера легкая, даже веселая. Наберет дураков, и начинается пустая болтовня и прочая чушь.