– Почему он меня так?
– Говорит, что ты прохвост. И ведешь себя как падла. Место свое забыл… Чего уставился, как солдат на вошь? Не мои слова – хозяина.
– Ты с таким смаком их произносишь. Не боишься, что отольется тебе?
– Да что ты, умник, тебя мне бояться? Хи-хи.
– Извини, вырвалось.
Глен прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее.
– За что на меня Медведь взъелся?
– За то, что ты слишком шустрый. Забыл о Каримове? Вот тебе и напомнили.
Глен сглотнул комок. Вот черт. Все выплыло наружу… Год назад Глен вышел из зоны и, как положено, пошел засвидетельствовать свое почтение Медведю – положенцу в городе. Глен никогда не считал себя вором, не представлял, как можно гордиться тем, что ты лазишь в форточки. Кроме того, он ненавидел любой закон, будь то хоть государственный, хоть воровской. Его стесняли любые рамки. Но такая уж судьба была – попасть в этот круг. Хотя по нынешним временам это даже почетно – самые ценные связи приобретаются в тюрьме. Особенно когда сидишь не со шпаной на общем режиме, а с солидными людьми, имеющими по две и более ходок. Выйдя из такого заведения, гораздо легче найти занятие, при котором тебе обломятся хорошие деньги, не такие, как после Московского государственного университета. Глену Медведь тогда выдал, как и положено, деньги из общака на обустройство. А потом приспособил к делу.
Каждая зона «греется» извне наркотиками, деньгами. Там ходят такие огромные деньги, что у обывателя глаза бы на лоб полезли. В последнее время на зону хлынуло оружие, и не как в старые добрые времена – заточки да финки, а стволы, взрывчатка. Когда Глен готовился к освобождению, Сема Армавирский, которому тянуть было еще лет десять, и два таких же фрукта умудрились взять восьмерых заложников с помощью гранат. Одну рванули для острастки. Гранаты им, конечно, передали с воли…
Но самой большой ценностью там были и остаются наркотики. Их требуется для зоны много. Глену поручили организовать доставку из Казахстана маковой соломки, чтобы греть «пятнашку» (то есть ИТУ-15), за которую отвечал Медведь. Для этого Глену выделялись значительные средства, перепадало и ему на безбедную жизнь. И все было бы ничего, если бы Глен не начал крысятничать, попросту говоря, воровать у своих, нарушать финансовую дисциплину, химичить с товаром.
– И откуда вонь пошла? С «пятнашки»? – спросил Глен.
– Не знаю.
– По чьему же велению меня так?
– По сучьему велению, по ихнему хотению. Не ломай голову. Вообще-то, умник, тебе повезло. Могли бы и замочить. Или так нагрузить, что пришлось бы и машину, и квартиру продавать. Впрочем, меня это не касается. Была бы моя воля, я бы тебе голову отстриг. А кто велел – пусть это тебя меньше всего волнует. Что бы ты сделал, если бы узнал?
– Ничего, – стиснув кулаки, выдавил Глен.
– Правильно, ничего. Потому что ты мелочь. Тля. Чтобы тебя придавить – много сил не надо… Да, Медведь еще посоветовал тебе с наркотой завязывать. Узнаем, что продолжаешь, тебе по полной программе лечение пропишут. А то зажрался.
– Да уж, зажрался, гляди. Виллу на Багамах отгрохал.
– Виллу не виллу, а из кабаков неделями не вылезаешь. Любишь ты это – хрусталь, ложечки серебряные.
– А ты что, перловку черпаешь алюминиевой ложкой, которую за голенищем кирзового сапога носишь?
– А чего, за сорок лет жизни и такое бывало. В общем, умник, начинай трудовую жизнь. Грузчиком устройся, хи-хи…
– Да пошел ты!..
Третья встреча произошла вечером, при обстоятельствах весьма неприятных. После известий, которые принес на хвосте Червяк, настроение у Глена было преотвратнейшим. Ему захотелось напиться до бесчувствия. Правда, он знал, что до бесчувствия напиваться не станет – никогда не пылал излишней страстью к горячительным напиткам. В пьяных компаниях обычно был трезвее других, так что когда на этой почве начинались дрянные истории, держал ситуацию под контролем. Однажды после пьянки из пятерых собутыльников четверо оказались за решеткой – все, кроме Глена. Хотя натворил он не меньше. Просто прекрасно помнил все и удачно свалил свою вину на других. Способность повернуть самые неблагоприятные обстоятельства в свою пользу он ценил больше всего…
Часы показывали четверть одиннадцатого. Единственный в округе ночной ларек находился в нескольких кварталах от дома, в скверике около парфюмерной фабрики. На ларьке сияла подсвеченная вывеска – «ТОО «Барс». Раньше здесь царила тишь да гладь, ходили влюбленные парочки, люди выгуливали собак, все было пристойно. Теперь же стоял шум, рев мотоциклов, ругань, звон гитар, хрипение магнитофонов… Окрестные алкаши и шпана облюбовали это место для посиделок. Время от времени здесь разгорались скандалы, потасовки. Иногда появлялась милиция. Если проводилась масштабная операция, гребли всех подряд, а кое-кого и отделывали омоновскими дубинками. Года три назад пьяная толпа набросилась здесь на милицейский наряд, старшину милиции полоснули ножом по лицу. Началась стрельба, на поле брани осталось два тела с огнестрельными ранениями.
– «Амаретто» и «Токай», – процедил Глен, протягивая деньги. Всякую дрянь он не пил, предпочитал напитки с громкими, звучными названиями. Правда, никто не гарантировал соответствие наклейки содержимому, но все равно лучше пить это, чем мутную водку местного ликеро-водочного завода.
Глен сунул бутылки в пакет, рассовал по карманам сдачу. Тут все и началось…
Молодчиков было четверо. Семнадцати-двадцатилетние сопляки – допризывники или белобилетники. Они сидели на пластмассовых стульях у ларька и цедили уже не первую бутылку отвратительной краснухи. Во всю мощь ревел магнитофон, музыка напоминала буханье падающих с пятого этажа тазов и кастрюль. Сопляки были преисполнены ощущением собственной значимости, которое росло с каждым глотком вина. Предводителем у них был Коля Глюк – прыщавый пэтэушник, страшно гордый своими связями с блатными: пару раз ему довелось постоять на стреме, когда чистили склад парфюмерной фабрички. Глюку, как всегда после дозы вина, хотелось подраться. Если точнее, то в пьяном виде драться ему хотелось не всегда, а лишь на виду у компании, перед которой можно пофорсить, показать себя и, что самое главное, владея численным преимуществом, без особого риска отделать какого-нибудь лопуха. Ну а если быть совсем точным, то Глюку вовсе не драться нравилось, поскольку драка предполагала сопротивление объекта и можно было здорово схлопотать, – ему нравилось просто бить людей. В этом он чем-то был схож с тем, кому сегодня предстояло сыграть роль его жертвы.
– Э, ханурик, где такие кроссовки отхватил? – крикнул Глюк.
Не обращая внимания, Глен заворачивал пакет.
– Глянь, Серега, этот индюк с нами говорить не хочет. – Глюк положил ногу на стол.
– А по рогам ему, – беззлобно отозвался Серега, лопоухий, сгорбленный, с рыжим пушком на подбородке и по-мальчишески обиженным выражением лица парень.
– Да у него рогов нет. У него бабы нет, нет и рогов. Он педик.
– Кто педик? – спросил Глен. В нем поднималась ярость.
– Ты педик, – выпятил челюсть Глюк и положил вторую ногу на стол. – Чего выпучился? Хочешь, чтобы отодрали? Любишь это дело?
– Давайте вломим ему!
Тут из-за угла возник плечистый охранник в камуфляжной форме и с резиновой дубинкой. Он охранял палатки, стоявшие на пятачке.
– Глюк, ты чего раскричался? – осведомился он.
– Да ничего, – тот сбавил тон.
– Ты чего клиентов распугиваешь? Сиди тихо, не то так покатишься отсюда, что дорогу забудешь.
– Да плевать мне на этого педрилу. Пусть покупает, что хочет.
– Ты сам педрила, – сказал охранник. – Закрой пасть. Чтобы я больше тебя не слышал. Ясно?
– Ясно.
Год назад Глюк решил показать, что он здесь в крутых, и вместе с приятелями сцепился с «зеленым» – так прозвали охранников. Подъехала милиция, так что до серьезной драки не дошло. Но на следующий день Глюка затолкали в машину, отвезли за город и избили. Страшно и умело. Без переломов, но очень больно. В следующий раз пообещали убить, если что. Глюк им поверил. Они уехали, а он топал до города двенадцать километров. Чуть не околел от холода. После этого при виде зеленой формы у него начиналась нервная трясучка.
