— Очевидно, мне придется уйти, — ответил Альварес.

— Чтобы избежать скандала? — она была осведомлена, что Алонсо злоупотреблял своим служебным положением, но не видела в том ничего зазорного, тем более, что это служило их взаимной выгоде. Очевидно, разорившись на каких-то махинациях, он попытался поправить дело и зарвался. Так она представила себе ситуацию Альвареса и поэтому спросила о скандале.

— Да, чтобы избежать скандала, — ответил Алонсо.

Карлотта встала, положив руку ему на плечо, и сказала:

— Знаешь, это ничего не меняет. Мое предложение остается в силе. Ты был щедр, а я не была расточительна. Того, что лежит на моем счету в банке, хватит нам пусть на скромную, но безбедную жизнь.

Альварес почувствовал себя пристыженным. Со стороны Карлотты это было высшим проявлением любви. По существу, она была неплохой женщиной. Да, мелкой, пустой, недалекой, но, как оказалось, надежной и преданной в несчастье.

— Я не могу воспользоваться твоим великодушием, — ответил он, взяв ее руку в свою. — Буду выбираться сам.

И тут Карлотта заплакала — безмолвно, горестно. Слезы лились и лились у нее по щекам. Она оплакивала неизбежную разлуку с Альваресом и, плача, смирялась с ней.

Потом они пили кофе. Альварес с жалостью смотрел на ее покрасневшие щеки и нос.

— Если что, ты можешь всегда на меня рассчитывать, — сказала она.

— Спасибо, дорогая. И ты тоже, — ответил он ей с искренней приязнью.

Зазвонил телефон. Альварес взял трубку.

— Что? Что? Не может этого быть! Вы уверены? — кричал он в трубку, и Карлотта видела, что случилось нечто невероятное.

Смятение, изумление, радость отражались на лице Альвареса, когда он закончил разговор по телефону.

— Что произошло? — спросила заинтригованная Карлотта. — Ты выиграл в лотерею миллион?

— Кажется, мой сын жив, — тихо произнес Алонсо. О том, что жива и жена, он говорить не стал. Он вообще пока не верил в достоверность полученных сведений. Хотя это сообщение пришло из тех же мест, что и предыдущее. Местные жители рассказывали друг другу, как пропавшие чудесным образом нашлись, и мальчика увезла его родственница. Разговоры дошли до полиции, а потому полицейское управление проинформировало его об этих слухах, обещая проверить их поточнее.

— Погоди, Карлотта, все так неожиданно, сейчас я соберусь с мыслями и сделаю несколько звонков.

Карлотта охотно согласилась подождать, все происходящее было ей совсем небезразлично.

Альварес задумался. Родственница? Какая родственница? У них не было никаких родственниц. Монкадо сказал ему, что на поиски отправилась мать мальчика. Значит, это была она. Нашла Хулио и забрала его с собой.

Альварес тотчас же набрал номер Альберто.

— Доктор Монкадо? Вас беспокоит сеньор Альварес. Из полицейского управления мне сообщили, что мой сын нашелся. Но больше они ничего не знают. Я хотел бы узнать от вас подробности.

— Поздравляю! Вы сообщили мне радостную весть! Я благодарен вам за сообщение! Мне не известны никакие подробности, потому что я узнал об этом только сейчас — от вас.

— Неужели сеньора не позвонила вам?

— Нет, никаких звонков от нее не было. А сведения ваши достоверны?

— Сам не знаю, но надеюсь, что да. Я поздравляю и вас, доктор Монкадо, — спохватился Альварес. — Если вам станет что-то известно, позвоните, пожалуйста, мне.

— Непременно, сеньор Альварес.

Вот уж это было совсем странно. Чтобы Монкадо ничего не знал? Чтобы сеньора Пилар не позвонила ему в первую очередь? В том, что она не известила его, Альвареса, не было ничего удивительного. Они ведь даже не знакомы, у нее могло не быть его телефона. Но чтобы не позвонить отцу ребенка?..

А что, если с самого начала это было похищение? Что, если теперь злоумышленники осторожно дают о себе знать, пытаясь прощупать почву, выяснив, что он заинтересован и в жене, и в ребенке? Или по дороге что-то случилось с сеньорой Пилар? Или она не хочет никому отдавать сына и теперь скрывается?.. Может, стоит позвонить сеньоре Флоре? Хотя она никогда не была надежным источником, но, может, на этот раз скажет ему что-то определенное?

Альварес порылся среди бумаг и отыскал телефон Флоры.

Карлотта терпеливо ждала, понимая, что пока никаких новых сведений у Алонсо нет.

Альварес набрал номер несколько раз, но у Флоры никто не отвечал. Тогда он вновь перезвонил Альберто и спросил, где можно найти Флору.

— Я точно не знаю, — ответил тот, — но, кажется, они вместе с Пилар собирались ехать в Венесуэлу.

— Ну что? — спросила Карлотта.

— Пока ничего, — отвечал Альварес, с трудом выходя из задумчивости.

— Я вижу, ты занят, и надолго, — сказала Карлотта, — но, если что, позвони.

— Непременно, — отозвался Альварес, рассеянно кивнув ей на прощание.

«Придется заводить кота», — думала Карлотта, спускаясь по лестнице.

«Неужели она увезла Хулито в Венесуэлу?» — думал Альварес, обхватив голову руками.

Глава 35

Пилар с Хулито выбрали для возвращения самый длинный путь, продлевая нежданные каникулы. Пилар хотелось получше узнать своего мальчика, хотелось, чтобы он привык к ней. Перемены в его судьбе были так резки и неожиданны, что ей хотелось дать ему время, как-то смягчить и облегчить переход в новую жизнь.

Хулито относился к ней доброжелательно, охотно разговаривал, но мыслями постоянно возвращался к Амаранте, беспокоясь о ее здоровье, собирался написать ей, послать рисунки. Пилар утешала мальчика, стараясь сделать разлуку менее болезненной. Она удивлялась тому, что нисколько не ревнует сына к Амаранте. Наоборот, Пилар испытывала к сеньоре Альварес чувство благодарности и еще, пожалуй, признавала в ней старшинство, надеясь обращаться к ней за помощью и советом. Именно поэтому у нее и устанавливались товарищеские отношения с сыном. Для них обоих Амаранта была безусловным авторитетом, они оба готовы были ее слушаться, и вместе с тем чувствовали, как сладостно иногда уклониться от исполнения повседневного долга и пожить немного по собственной воле.

Хулито был несказанно удивлен, обнаружив, что Пилар — его теперешняя мама — сама не прочь отклониться от строгого соблюдения распорядка: например, мама Амаранта сказала, что ему пора приступать к учебе, а мама Пилар предложила еще немного поколесить по горам. Это обстоятельство и послужило залогом их близости, совершенно новой и непривычной для мальчика.

Пилар открывала их схожесть в самых неожиданных для себя вещах, и эта схожесть удивляла ее и радовала. Оказалось вдруг, что они с сыном любят одни и те же блюда, так что с обедами и ужином у них проблем не было. Оба искренне наслаждались бегущими за стеклом машины пейзажами и наперебой указывали друг другу то на подсолнух, то на живописный домик, то на причудливое облако или сумрачную скалу.

Обоим было по душе вот так неспешно странствовать, ночевать в небольших гостиницах, перекусывать в кафе и глядеть вокруг во все глаза, делясь впечатлениями. Мальчик не расставался с альбомом, и там появлялись все новые и новые наброски: крестьяне, ослики, базары, деревеньки. Хулито хотелось зарисовать все. Он собирался составить потом из своих рисунков отчет об их путешествии для мамы Амаранты.

Но как ни приятно было для Пилар это путешествие, а все же приходилось подумывать и о возвращении. Хулито пора возвращаться в колледж, он и так уже пропустил немало занятий.

— Ты любишь свой колледж? — спросила Пилар.

День уже клонился к вечеру, они выехали из предгорий, твердо решив завтра повернуть к Мадриду.

— Люблю, — ответил Хулито. — Я уже соскучился без товарищей. Хотя больше всего люблю рисовать.

— А дополнительные уроки рисования ты берешь?

— В детстве меня учила мама, потом приходил учитель, а сейчас у меня и времени на рисование нет.

— Думаю, ты нашел бы время, появись у тебя учитель, — лукаво засмеялась Пилар.

— Я тоже так думаю, — засмеялся в ответ Хулито.