- Привет, львище!
- Пусть спит, - улыбнулся Казимир. Он ловко пробежался пальцами по белому мрамору сзади на постаменте, что-то нажал несколько раз. Скрежетнул камень, и в мраморной плите открылась узкая ниша.
- Да, большим затейником был маэстро Бонанни. Всех львов доверил ученикам и подмастерьям, и только этого высек сам, своими руками.
- Скорее... - чуть слышно попросила Настя. - Скорее.
Тхоржевский сунул руку в нишу, его спина напряглась.
- Ага...
Он выпрямился. В его руке была темная, покрытая пылью бутылка.
* * *
...Нефедов рванулся, уже понимая, что не успевает - не хватило совсем чуть-чуть, самой малости, какого-то мгновения. Движения замедлялись, растягивались, точно в вязкой патоке. Ближайший онмеджи - сухой, желтый, скрюченный будто какой-то болезнью - что-то крикнул, его рука прочертила в воздухе дымный, тающий след. Вокруг захрустело, будто в воздухе ломались какие-то невидимые льдинки. Старшина почувствовал, как перехватила горло жестокая сила, не давая вдохнуть. А ведь почти дошли...
Кто-то отшвырнул его назад, как щенка. Степан со всего размаха приложился головой об кирпичную стену, вытянул руку, чтобы уцепиться покрепче - и увидел, как покрывается морщинами кожа, как истончается кисть руки, а пальцы становятся по-стариковски узловатыми. "Что за...?" - мысль не успела даже закончиться. Сухопарый онмеджи вскрикнул утробно - и взорвался, распадаясь в воздухе и заливая все вокруг кровавым дождем. Пленники, лежащие в начерченном круге, не пошевелились, но их разметало к стенам каземата, как поленья. А в самом центре стояли, ухватившись друг за друга так, что не оторвать, Казимир Тхоржевский и Настя Левандовская. В них били копья багрового света, и оба они - Умбра-Один и Умбра-Два - стремительно старели. Седели волосы на головах, истончалась кожа, заострялись лица. Казимир вытянул руку вперед, хищно скрючив пальцы. В ладони бился, разрастаясь, черно-красный клубок.
- Не... удержу... - почти простонал он.
Нефедов судорожно тряхнул головой, краем взгляда увидел, что рука в порядке - почудилось, что ли? Начал вставать, но непослушные ноги только скребли каблуками сапог каменный пол. Он зарычал от бессилия.
- Что?! Что мне сделать? - крикнула Настя.
- Сосуд... Нужен... сосуд... - вампир проталкивал слова сквозь искривившийся от усилий рот. Левандовская отчаянно обернулась, зашарила глазами по каземату. И тут Степан увидел.
- Там! - заорал он. - У ступеньки! Бутылка!
Это и правда была бутылка. Самая обычная, из-под дорогого японского саке, не стеклянная, а фарфоровая, она валялась рядом с лестницей. Настя молнией метнулась, схватила бутылку, бросилась к напарнику.
Тхоржевский упал на одно колено, вцепился в фарфоровый сосуд и резко прижал к нему ладонь. Раздался треск.
- Лопнет! - тревожно вскрикнула Настя.
Но бутылка выдержала. Короткий вой всасываемого внутрь воздуха резко оборвался. Старшина Нефедов снова попытался встать. "Да что ж за ерунда такая?" - с досадой подумал он, глядя в потолок. Каменный свод вдруг закружился, навалился сверху и погасил свет.
- Товарищ старшина, - жалобно.
- Погоди, Настя. Он сам, - мужской голос.
- ... твою душу мать, - а это что? Это кто?
- Ну не ругайтесь, товарищ старшина!
Степан Нефедов открыл глаза, еще раз крепко, по-боцмански выматерился и сел, рывком подтянув ватное тело. Ночь уже сменилась холодным рассветом, в кустах чирикали птицы. На земле, угасая, дрожал отдельный оранжевый пунктир исчезающих магических линий.
- Все, что ли? - спросил он сипло. - Как пленные? В порядке?
Высокий седой старик, стоящий перед ним, кивнул.
- Все, Степан Матвеевич. Все живы, над самыми тяжелыми уже знахари клана работают.
Нефедов удивленно разглядывал морщинистое худое лицо. Из-за спины Степана вышла такая же пожилая, совершенно седая женщина, одетая в черный комбинезон Особого взвода. Старшина вздохнул и потер ладонью нещадно ноющий висок.
- Вот оно как... Это вы, значит... Как же так получилось?
- Выбора не было, - сказал Казимир Тхоржевский холодно и спокойно. - Или так, или - ты сейчас с нами уже не разговаривал бы. Пришлось удар на себя принять. Добротное заклятье, надо сказать, качественно сработано было. Извини, Степан Матвеевич, но ты все-таки пока еще человек. Хотя бы по большей части. Не беспокойся, работать мы сможем, сила никуда не делась.
Командир Особого взвода покачал головой.
- Как там у Чехова, что ли, было... "Хоть ты и седьмой, а дурак". Разве я за это беспокоюсь? Я за своих людей беспокоюсь, вот что. Даже если они не люди совсем. А вообще - ну тебя, Казимир. У меня дурацкая привычка, похоже, появилась.
- Какая? - в один голос спросили Казимир и Настя.
- А такая... Как только тебя увижу - значит все, обязательно буду полночи мордой в землю валяться. Очухаюсь - опять утро, будь оно неладно, башка болит, во рту как будто кошки устроили свадьбу. А ведь не пил ни грамма, вот что обиднее всего!
Нефедов говорил весело, а на душе у него как будто скребли острыми коготками эти самые неведомые кошки. Настя Левандовская, будто почуяв его состояние, присела рядом, положила сухонькую старушечью ладонь старшине на плечо.
- Товарищ старшина, не переживайте. Бутылка-то у нас осталась. Казик говорит - все можно поправить, дайте только срок.
- Правда? - спросил Степан. Тхоржевский пожал плечами.
- Я уже немного разобрался, что почем. Со временем этот яд сам превращается в противоядие. Такой у него механизм действия. Только ему надо... ну, настояться, что ли. Как хорошему вину.
- И долго? - Нефедов поднялся, покачиваясь. Мир вокруг мерзко кружился и подергивался, как будто пленка в плохо отрегулированном киноаппарате.
- Да лет пятьдесят, - задумчиво сказал Казимир, глядя на Настю.
- А. Ну, полвека-то, это самая малость. Не успеет, как говорится, стрижена девка косу заплести...
Послышались легкие шаги, и старшина оглянулся.
- Ласс, Тэссер, - без удивления сказал он. - Я все понимаю, сложное задание. Но где вас тени носили?
* * *
Набережная Ялты, как всегда ночью, искрилась огнями. После Воронцовского парка она казалась многолюдным бульваром - да, в общем-то, так и было. Ялта не спит никогда. У причалов отдыхали после дневных трудов яхты и катера, а вдоль моря прогуливались влюбленные парочки, командировочные, отпускники, молодежь - все, кому жалко тратить время на сон. Стоял самый конец теплого южного сентября - вроде бы, не сезон, но это же Ялта.
Молодая пара почти ничем не отличалась от других. Стройный темноволосый мужчина и тоненькая девушка шли под руку, улыбаясь, и глядя друг на друга. Хотя нет, отличие все-таки было. Одеты оба были так, будто только что вернулись с вечеринки, посвященной послевоенным годам. Впрочем, льняной костюм мужчине очень шел. За девушкой волочился конец пуховой шали, небрежно перекинутой через дамскую сумочку, висящую у нее на плече.
- Слушай, - спросила девушка, - а ты потом так его и не видел? После войны?
- Нет, - помолчав, отозвался мужчина. - Точнее, несколько лет, конечно, да. А потом - как отрезало. Его вообще никто потом не видел. Ни его, ни части людей из Взвода. Никифоров, Конюхов, Якупов, другие... все как в воду канули. Я пытался... ну, ты же знаешь, как мы умеем? Не получается, никак. Он ведь сначала пытался на гражданке устроиться, даже демобилизовался, по слухам. Представляешь? Он - и на гражданку! Ерунда какая-то.
- Да уж...
Они подошли к парапету и облокотились на перила, глядя на воду. Грузный пожилой мужчина с трубкой во рту и в потертой капитанской фуражке, стоявший поодаль, глянул на них весело.
- Что, молодежь, не спится? Эх, мне бы ваши годы.