В общем, что сделано - то сделано. Главное не повторить этих ошибок сейчас. Вполне может быть, что какой-то эпизод моей жизни опять привлек внимание "товарищей", и меня попытаются вырвать из контекста устоявшейся жизни, бросив на баррикады или в прорыв. Что ж, очень может быть. Однако вербануть меня повторно - нужны серьезные доводы. Я так долго приходил к пониманию, что семья и дети - это и есть самое ценное в жизни, и вот теперь, когда у меня, наконец-то, - после долгих лет потерь и мытарств, - появились эти ценности, я так просто с ними не расстанусь.

Ладно, эмоции в сторону. Причины вызова в МИД? Мне нужна рабочая версия. Вербовка? Пороюсь поглубже в этой версии.

* * *

Моя история с разведкой и агентурной работой закончилась печально, да и могло ли быть иначе? В стране тогда была страшная турбулентность, и решения принимались порой очень спонтанные, противоречивые, и всё это отразилось на мне в полной мере. После позорного процесса увольнения из армии (кстати, как я понял потом, он так и не был завершен) и не менее постыдного развода с женой, я оказался в Москве, слушателем языковых курсов. Чему там учили? В основном, методам агентурной работы, но всё - неглубоко, поверхностно. Помню занятие по теме "Слежка". Методы ухода от оперативного наблюдения и еще там что-то. Препод сразу предупредил: "всё, что я вам сейчас расскажу, полная чушь, в жизни так не бывает, в жизни, если за тобой начинают следить - тебе конец".

Единственное, что на курсах было полезного - это язык. Латышский и английский нам давали по современным методикам, потом мне это здорово пригодилось.

Проучился я на этих курсах месяца два. Жили мы в закрытом военном городке, на территории училища пограничных войск. Выходили только группами. Документов у меня (как, впрочем, и у других) не было никаких. Единственное, что мне удалось сделать за время, пока я увольнялся - это оформить загранпаспорт с серпом и молотом. Да, те еще были времена: СССР уже умер, а паспорта его всё еще служили гражданам, причем не только России.

До окончания учебы было далеко, но вдруг всё изменилась. В один прекрасный день нас собрали в небольшой аудитории, причем всех, и "прибалтов", и "молдаван", и "грузин". До этого общих собраний не было ни разу: "чем меньше тебя знают, тем больше шансов выжить", а тут собрали. Пришел начальник курсов, некий майор со звучной фамилией Столбец (он ходил в пограничной форме, поэтому гармонировал с фамилией), и с ним лысый товарищ, формата того полковника, который меня вербовал в Польше, только в гражданке, но с теми же злыми глазами. Я тогда сразу подумал, что всех кэгэбешников рожают не женщины, а делают машины-автоматы - в целях унификации, с учетом специфики задач.

Майор сказал:

- Курсы расформировываются в связи с новыми задачами.

В аудитории повисла гнетущая тишина. Никто ничего не сказал, но в голове каждого, я уверен, прозвучало слово - ЧЕЧНЯ. Лысый подтвердил эту догадку.

* * *

Опускаю подробности, но всех нас отправили на Кавказ, причём воевать на стороне боевиков. В конце апреля я вылетел в Чечню, на должность инструктора по борьбе с бронированными целями. Чеченец - "покупатель", который встретил нас на аэродроме "Северный", отвечал за наше внедрение в отряды боевиков. Мы все должны были подписать контракты с полевыми командирами. Чего мы там будем делать для Родины - я так и не понял. Ни связи, ни конкретных заданий у нас не было. На все вопросы отвечали: "потом, на месте". И вот тогда, на этом самом "месте", когда я вошёл в палатку для подписания контракта - меня как будто подменили.

Я "восстал". Я послал на хер сразу всех. И чеченцев и наших, сволочей, которые явно нас продавали. Могли ли меня пристрелить прямо там? Да, могли, но повезло, вышел живым. Вышел и побрёл к зданию аэропорта (если его так можно было назвать). За мной никто не дёрнулся. Никто не хватал за руки, даже не окрикнул.

Я был один, в какой-то несуразной форме без знаков различия, шел сам по себе и не очень понимая куда. И вдруг увидел самолет, на котором мы сюда прилетели.

Небольшой гражданский Як мирно стоял на взлётной полосе с открытой дверью и пристыкованным трапом. Я решил, что сяду в этот самолет и полечу - да! - куда угодно, лишь бы свалить отсюда.

Поднялся по трапу, прошёл вдоль рядов остановился у места на котором летел сюда, забился в кресло у иллюминатора, затаился, вцепившись в подлокотники, скукожился. В голове билась единственная мысль: "Не выйду. Хер вам! Не выйду!!!".

В салоне было тихо. Никто не входил, не выходил, так прошло примерно два часа. Потом в салоне начали появляться люди, кто-то был в форме, кто-то в таких же "рабочих" комбинезонах как у меня. Двое в гражданке.

"Не выйду! Пусть выносят, пусть хоть убьют - не выйду!".

Но на меня особо никто не обращал внимания, - так, взгляды мельком, в поисках свободного места. Наконец салон заполнился почти полностью. Появилась бортпроводница, посчитала пассажиров и, наморщив носик, прошла в кабину пилотов. Минут через пять-семь вышла и демонстративно уселась на кресло в первом ряду, давая понять всем в салоне, что никому тут кофе или пиво не принесут. Как же я удивился, когда следом за стюардессой вышел пилот и закрыл дверь и зафиксировал замки. Через десять минут мы уже взлетали.

Я не верил своему счастью. Мы летели ДОМОЙ, и неважно куда - в Москву или на Колыму. Домой - это главное! Прилетели, в Москву, то есть туда, откуда вылетали. На выходе из самолета, прямо у трапа, проходила проверка документов у прилетевших. Тогда это была обычная процедура для рейсов из Чечни. Меня опрашивал сержант милиции. Он равнодушно выслушал мой рассказ и, как показалось, вполне себе буднично вызвал офицера из комендатуры. Офицер посадил меня в УАЗик и мы поехали.

Куда - не могу сказать. Важно другое. Я оказался в обычном коридоре обычного административного учреждения Министерства обороны. Красные таблички с номерами на дверях и дурацкими сокращениями типа СПНШ. На кабинете, куда меня доставили, был только номер. В коридоре проторчал недолго. Дверь открылась, и меня пригласили пройти внутрь небольшой комнаты. За столом сидел подполковник в общевойсковой форме. Седой, небольшого роста, и с очень, как мне показалось, усталыми глазами.

Коротко бросил:

- Садитесь, - указав на стул перед письменным столом.

Минуты три заполнял какой-то бланк, а потом, не глядя на меня, выдал фразу, которая до сих пор звучит в голове как набат, как гром, как фанфары, одним словом - ключевую фразу, давшую старт моей новой жизни.

- Вы отказались подписать контракт, - сказал он, - что ж это ваше ПРАВО. Вот вам справка для постановки на учет в военкомате по месту жительства. Встанете на учет как офицер запаса, оформите документы: паспорт, страховой и медицинский полис, - одним словом, вы теперь гражданский человек. В вашем личном деле записей касающихся командировок (многозначительная пауза) и обучения на курсах не будет. Этот период будет отражен как нахождение за штатом в части, из которой вы были уволены, там же получите денежное довольствие, начисленное по текущий период. Ваша часть сейчас находиться в Твери на расформировании, так что поторопитесь вот вам соответствующие документы. Вопросы есть?

Вопросов не было. Этот подполковник открыл для меня новый мир, и новую, недоступную ранее, реальность. В голове гремели барабаны: "У меня было ПРАВО! У меня было П-Р-АВО! П-Р-Р-Р-АВО! П-Р-Р-Р-АВО!".

Я с самого начала - в Польше - мог заявить свое ПРАВО! И тогда не было бы этого кошмара увольнения, не было бы этих моральных страданий по поводу потери связи с сыном, не было бы унижения в Чечне и еще много чего бы - не было.