пылала
Вице–президент фокусирует свой взгляд на Кса и улыбается.
– Это не какая–то подлость, которую мы пустим в ход. Мы просто хотим, чтобы имидж
сенатора Стоуна был приближен к тому, кем должен быть Вице–президент и во что
поверит американский народ. К сожалению, это соревнование не на победителя. Это
соревнование лучших PR–команд, где мы уравниваем наши шансы.
– Я достаточно знаю, что представляет собой предвзятое мнение и мне комфортно, что нас
сенатором считают друзьями.
– Да, друзьями, – Вирджиния повторяет слово и затем смеется. – Боже милостивый. Это
идеально. Разве это не безупречно, Доктор Мазина?
– Да, Вы правы. – Добрый доктор смотрит заворожено. – Мы не заметили ангела, к
сожалению.
– Итак, есть ли у вас что–то конкретное, что вы бы хотели спросить? – Я кладу ногу на
ногу и откидываюсь на стуле. – Не важно, подходит или нет. Сенатор, встречающийся со
своим сотрудником – из–за этого могут возникнуть проблемы.
– Мы говорим, что это будет «для прессы» или это будет в целом? – спрашивает Доктор
Мазина.
– И то и другое, – отвечаю я. – Как мы все это решим? Я беспокоюсь не о себе. Я хочу,
чтобы репутация Мисс Кеннеди осталась чистой. Незапятнанной, и все мы знаем,
насколько жестокой может быть оппозиция.
– Что может быть лучше, чем друзья? Сенатор, я серьезно. То, о чем вы оба думаете не
навсегда. Пока вы будете друзьями, ничего не поделать с тем, что если два
привлекательных человека наслаждаются компанией друг друга. У нас есть козырь,
который побьет их. Вы дружите? – Вирджиния смотрит на нас, переводя взгляд от одного
к другому.
– Мы... – я колеблюсь перед тем, как признаться, что мы с Кса говорим о разном.
Существует много разных слов, которыми можно охарактеризовать наши с ней отношения,
но я не думаю, что слово «друзья» есть в этом списке. Любовники – да. Трахающиеся
приятели – нет. Друзья – я не знаю. Я выбираю безопасное значение. – Мы перешли от
понятия «знакомые» в Бостоне и теперь мы – коллеги.
Кса слегка вздрагивает.
– Коллеги?
Судя по ее тону, я могу понять, что это определение ей нравится не больше, чем мне
самому, но я не могу лгать. То, что мы не знаем друг друга – это ложь. Я запомнил вкус ее
губ, ее вздохи, ее имя на моем языке. Даже с завязанными глазами и находясь в комнате,
полной женщин, я смогу найти ее. Она преследует меня во сне. Когда я просыпаюсь,
лучше не становится; особенно сейчас, сидя рядом с ней и когда я не могу прикоснуться к
ней.
– Мы на полпути, чтобы стать друзьями, – говорю я, глядя в бездонные глаза Кса. То, что я
говорю, звучит настолько жалко, словно я последний идиот. – Честно говоря, я не думаю,
что есть термин для того, чтобы охарактеризовать нас и это нормально. Я уверен, что как
только мы проведем время вместе, мы станем хорошими друзьями.
Я сажусь в свободную позу, расставив ноги врозь. Все, что я должен сделать, это поднять
свою задницу с кресла, взять за руку Кса и утащить ее отсюда. Выйти на крыльцо и
объяснить ей... что? Что моя потребность в ней становится моей жизнью. Моя маленькая
саба помчится обратно в Бостон, засветив мне средний палец, если я расскажу хотя бы
одну десятую того, что я на самом деле к ней чувствую.
– Бесподобно то, как вы представляете себе, какой путь вы выберете для вас и Мисс
Кеннеди. Это очевидно чисто мужское мышление. Не так ли, Мисс Кеннеди?
– Пожалуйста, зовите меня Ксавия. Я не готова признать простой план как продукт сугубо
мужской мысли. Из всего, что я знаю, женщины не ставит в тупик нелинейное мышление.
– Я согласна с вами, – соглашается Доктор Мазина. – И не позволяйте Вице–президенту
одурачить вас. Она человек, обладающий самым линейным мышлением [Прим. пер. –
Линейное мышление основано на логике, рациональности правил, чтобы решить
проблему. Мыслительный процесс сингулярен: есть один путь к завершению, которая
игнорирует возможности и альтернативы. Это методический, последовательный и
целенаправленный характер. Каждый шаг зависит от наличия Да (правильной) или нет (не
правильный) варианта или решения, кого я когда–либо встречала. Возможно, с небольшой
долей также и латерального мышления [Прим. пер. – Латеральное мышление –
разрушение от установленного процесса, чтобы увидеть мир – в частности, проблемы – из
разных и разных точек зрения. Оно игнорирует логику для неортодоксальных или
случайной стимуляции].
– Кроме тех случаев, когда я создаю свой собственный план, – Вирджиния улыбается, так
словно у нее есть гениальная идея. – Я подумала. Скоро будет правительственный обед.
Президент встречается с несколькими высокопоставленными лицами из Южной Америки
и Кубы. Сенатор, вы будете вести переговоры с кабинетом Кастро. Почему бы не
присутствовать на ужине вдвоем в качестве пары? Это было бы подходящее время, чтобы
представить вас нашим сторонникам в качестве моего союзника. А вы двое свободны на
ближайшие две недели? Вечер пятницы?
– Дресс–код, – отвечаю я, совершенно спокойно. Я слышал об официальных
мероприятиях, не тех, на которые я ждал с нетерпением приглашения.
Я вступаю в политические споры в течение дня, и я обедаю с несколькими ключевыми
кубинскими высокопоставленными лицами в течение ближайших недель. А если еще
рядом Кеннеди, да... я свободен. Я уже был знаком с тем, как бесподобно она выглядит в
платье. Кроваво–красного цвета. Длинное. Оно было более, чем запоминающимся, после
того, как я сорвал его с нее.
– Хотели бы вы присутствовать? – спрашиваю я Ксавию, вместо того, чтобы ответить за
нее, что является моим основным желанием принимать все решения, которые касаются
нас. Относиться к ней как к равной заставляет мою собственнически интуитивную
реакцию отступить на задний план, чувствуя, что мое эмоциональное состояние
пошатнулось. Это состояние безмятежности позволяет мне забыть, что я властный
придурок. Я не знаю, что я чувствую. Сейчас не время, чтобы пересматривать последствия
от притворства моей слабой заинтересованности в Ксавии – вместо моей фактически
единственной навязчивой идеей обладать ею без конца.
– Могу я говорить откровенно? – спрашивает Кса, глядя прямо в мои глаза.
Все мы, включая меня, замираем. Что за херню она скажет?
***
Я опускаю стакан с водой… Он пустой. В отличие от меня. Сидя рядом с Беннеттом, мое
тело сплошной вихрь ощущений. Сжигающий страх пронзает острыми иглами мне спину.
Я четко понимаю, что я сижу на горе взрывоопасных секретов. Хуже, находясь в гостиной
Вице–президента, у меня ощущение, будто круглые стены сжимаются, чтобы раздавить
меня. Я чувствую, как волны арктического холода сменяются горячими волнами, разжигая
огонь на моей коже, двигаясь и чувствуя анальную пробку, которая толкается и скользит
внутри меня, вставленная в меня моим очаровательным сенатором. Она чувствуется очень
плотно – покалывание напоминает, что Бен собственник моего тела и его обещание «Я
собираюсь трахнуть твою задницу».
Все вокруг словно топливо, которое может послужить причиной для взрыва и вскрыть
наш тайный мир. Его слова безмолвно отзываются в моей голове, все громче и жестче, в
то время, как я сижу и любезничаю с Вирджинией Райан, возможным будущим
президентом США. Я подробно излагаю, как беспощадный Беннетт и я планировали и
планируем двигаться дальше.
Он непрерывно смотрит на меня своим пронзительным взглядом и я нахожусь на грани
безумия, стараясь ради него оставаться спокойной. Ирония в том, что мои дедушка и
бабушка – со всем их эпическим желанием контролировать меня и мое будущее, за
которое я сражалась – научили меня всегда изображать довольный вид. Лицемерный