На улице почти не было прохожих. Хайдаркул пересек площадь и поднялся на холм. Он сразу нашел одинокую могилу и опустился на землю. В памяти из далекой смутной дали всплыли какие-то незначительные, но дорогие сердцу воспоминания, и глаза, разучившиеся плакать, наполнились слезами. Он сидел, низко склонив голову, как бы беседуя со своим прошлым.

Потом он поцеловал землю и поднялся.

Хайдаркул прошел базар и торговые ряды у ворот Каракуль, свернул в квартал Абдуллоходжи. У одного из домов увидел погребальные носилки и людей в трауре, со двора доносился женский плач. Хайдаркул остановился.

— Кто умер? — спросил он.

— Аксакал Нусратулло.

Подняв руки, Хайдаркул прочел заупокойную молитву. Только после того, как носилки внесли во двор и люди, стоявшие у стены, прошли за ними, Хайдаркул повернул к дому тетушки Дилором.

Снаружи двор тетушки Дилором выглядел совсем ветхим, но по каким-то мелочам — свежим пятнам штукатурки на дувале, двум-трем новым доскам, умело прилаженным на воротах, — Хайдаркул понял, что за хозяйством здесь следят чьи-то заботливые руки.

Ворота были заперты. Хайдаркул постучался, на стук из соседнего двора вышел совсем скрючившийся от старости человек. Это был Гуломали-ткач.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил по-персидски Хайдаркул.

— А кто вам нужен?

— Мне… мне нужен Асо.

— Асо пошел разносить воду, скоро придет.

— А больше здесь никто не живет? — помолчав минуту, спросил Хайдаркул.

— Фируза отправилась на гулянье к роднику Айюб. Зайдите, пожалуйста, к нам. Асо сейчас должен вернуться.

Хайдаркул поблагодарил и пошел следом за стариком. Гуломали расстелил на суфе палас и одеяла так, чтобы на них падало солнце, и пригласил гостя сесть.

— Хорошо весной посидеть на солнышке, — говорил он. — А мои отправились на гулянье… В Новый год погулять, конечно, хочется. — Он протянул гостю пиалу чая.

— Очень хорошо, пусть погуляют, пусть развлекутся. Вы уж меня извините, я вас оторвал от дела.

— Нет-нет, — возразил Гуломали, — я сегодня не работаю, сил нет, приболел что-то. Силы со старостью не прибывают, а убывают, — невесело заключил он.

— Да ведь вы не такой уж старый.

— Разве дело в годах, — вздохнул Гуломали, — дело в жизни. Тяжелая жизнь рано старит. Горе меня сломало, видите, согнуло как: вырастили старшую дочь Зулейху, замуж выдали, она через год от родов умерла…

— Да, — вздохнул Хайдаркул, — это большое горе. Но что поделаешь — судьба…

— Судьба, — согласился Гуломали. Он не стал рассказывать незнакомому, что из-за беспросветной нужды пришлось выдать дочь за дурного человека, не сказал о побоях, которые ей приходилось терпеть, о том, сколько страдала и мучилась и как умерла.

Во двор зашел Асо. Он сразу узнал Хайдаркула и, не обращая внимания на его предостерегающие знаки, бросился к нему:

— Дядюшка, дорогой! — Он целовал его и прикладывал его руки к своим глазам. — Какая радость, какое счастье! Сосед, неужели вы не узнаете его? Ведь это мой дядюшка Хайдаркул!

— А ты все такой же наивный простак, — засмеялся Хайдаркул. — Я уже час разговариваю с Гуломали и не называю себя.

— Почему? — удивился Асо. — Ведь дядюшка Гуломали — свой человек, надежный, верный, он голову сложит, но тайну не выдаст… Как же хорошо, что вы приехали! Но почему вы не дали о себе знать? Я бы поехал в Каган и встретил вас. Надо же, как получилось: и Фирузы дома нет. Прямо не знаю, что делать. Придется вам немного подождать, пока я сбегаю за хозяйкой… А вы, дядюшка Гуломали, проведите моего гостя в дом.

Когда Асо вернулся вместе с Фирузой, Хайдаркул сидел с Гуломали за дастарханом.

Увидев в комнате незнакомого мужчину, Фируза прикрыла лицо рукавом. Но как только Хайдаркул назвал ее по имени, она тут же узнала его, бросилась к нему в объятия и залилась слезами.

Хайдаркул поцеловал ее в лоб, успокоил и усадил рядом с собой.

— Неужели же ты та самая маленькая Фируза? Да не может быть… Какая красавица выросла! Рассказывай же, рассказывай, что у вас, как вы живете?

— Слава богу, неплохо, — все еще взволнованная, отвечала Фируза. — Горит еще огонек в доме моей любимой бабушки… Вы лучше о себе расскажите. Мы все время ждали ваших писем, беспокоились. Спасибо, что и там вы нас не забывали, писали, даже деньги как-то от вас получили. Я сказала Асо, что деньги надо вам отослать обратно, мы здесь и так проживем, а вам на чужбине деньги куда нужнее, да Асо сказал, что вы обидетесь…

— Он правильно сказал. Если бы вы вернули деньги, я бы так рассердился, что и не приехал бы к вам.

Фируза подала яичницу, но не успели все приняться за еду, как послышался стук в дверь. Асо пошел открывать и долго не возвращался. Фируза вышла за ним. Они вернулись, когда яичница уже совсем остыла, оба были расстроены.

— Это приходили от Магфират, — ответил Асо на вопрос Хайдаркула, — неприятности… Ну да ладно, ешьте, пожалуйста, не беспокойтесь.

Только после того, как Фируза унесла пустое блюдо, Хайдаркул снова спросил:

— А все-таки что случилось?

Чем вы так расстроены?

— Все из-за дома, — неохотно ответил Асо. — Вы же знаете, что дом достался в наследство Магфират. Впрочем, эту хибару и домом-то нельзя назвать, гниль одна. Если бы я не ремонтировал его, не поддерживал, он бы уж давно развалился, а сейчас она прислала человека сказать, чтобы мы отсюда убирались, дом нужен ей самой.

— А что Фируза?

— Она им сказала: «Пойдите, передайте вашей хозяйке, что пусть дом свалится ей на голову! Завтра мы его освободим». А я, признаться, и ума не приложу, куда нам перебраться.

Хайдаркул опустил голову, задумался. В комнату вернулась Фируза. Заметив, что гость опечален, она сердито посмотрела на мужа.

— Я так и знала. Да вы не огорчайтесь, дядюшка, ничего страшного, эти скандалы с Магфират не первый день и не последний. Это началось давно, а кончится, наверно, только с ее смертью. Ничего, не пропадем, на улице не останемся.

— Верно, дочка, верно, — сказал Хайдаркул. — Мы не пропадем, если будем держаться друг за друга.

— Да, сегодня они уже так и сделали, жены бедняков. Расскажи, Фируза, — попросил Асо.

— У Магфират, наверное, до сих пор спина чешется, — засмеялась Фируза и рассказала о скандале, который разыгрался на кладбище. — Жены бедняков все взяли мою сторону. Ну и попало же ей! Если люди действуют дружно, то перед ними никто не устоит.

— Правильно, доченька, — улыбнулся Хайдаркул. — Ты поняла самое главное — дружно. В этом-то сейчас все дело…

— Я схожу сегодня к Оймулло, там у них пустует балахана, я уверена, они будут рады, если мы туда переберемся.

Настроение у всех снова поднялось, и разговор продолжался…

Перед вечерним намазом Фируза надела паранджу, закрыла лицо сеткой и вышла за ворота.

На их обычно тихой улочке сейчас было тесно от людей. Дойдя до дома Нусратулло, она сообразила в чем дело. У двора аксакала, сложив на животе руки, в два ряда стояли мужчины — родственники, знакомые, друзья покойного. Женщины, по обычаю, сворачивали в сторону и шли другой улицей. Но Фируза торопилась, обходить было далеко, и она пошла напрямик. Мужчины с возмущением смотрели на женщину, легкомысленно попиравшую старинный обычай. Но момент для скандала был неподходящий; и никто не сказал ни слова.

Фируза прошла мимо дома аксакала, свернула в другой переулок, один из мужчин, стоявший до того в воротах, пошел за ней. В конце квартала Фируза свернула на другую улицу, мужчина продолжал идти следом. Улица в тот час была пустынна.

— Как вы быстро идете, душенька, да будет ваш путь счастлив и благословен. За вами не угнаться…

Фируза ускорила шаги.

— Подождите, не торопитесь так. Я вас сразу узнал, ведь я давно по вас вздыхаю. Да постойте же минутку, послушайте.

Мужчина обогнал ее и преградил дорогу.

— Не упрямьтесь, выслушайте хоть разок несчастного влюбленного.

Фируза подняла глаза и сквозь сетку с возмущением посмотрела на нахала. Это был высоченный, уродливый мужчина. По-видимому, чтобы казаться моложе своих лет, он коротко стриг усы и бороду, в которых густо блестела седина. На нем был легкий халат без подкладки, а сверху — поношенный шелковый халат, непристойно распахнутый на груди; один конец серой чалмы свисал над ухом.