— До свидания! Всего хорошего!

— Да, Карим, — спохватился председатель, — находясь в Байсуне, проследи внимательно за Усманходжой Пулатходжаевым. Он может внезапно дать указ, якобы от имени Бухарской республики, чтобы помешать твоим делам… Ты действуй самостоятельно, ему не подчиняйся!

— Усманходже нечего делать в Байсуне, наверное, ушел оттуда.

— Возможно, что ушел, но не исключено, что он еще там. Мы узнали недавно, что Энвер, оказавшийся в наших краях, был его главным гостем.

— Вот как! — воскликнул Карим. — Хорошо, что предупредил… Спасибо!

— Итак, до свидания. Желаю удачи!

По сигналу Карима начальник поезда дал свисток. Раздался протяжный гудок, и поезд тронулся…

Насим-джан и Карим сели в последний, синий вагон и помахали на прощание председателю рукой… Поезд набирал скорость. Он мчался к городу Карши, где ехавших в нем молодых бойцов, может, ждали суровые битвы с врагами революции. Кто знает, кому суждено погибнуть в кровавых схватках… А пока они ехали и пели бодрые, подымающие дух песни.

Карим еще за час до отправления прошел по теплушкам, поговорил с бойцами, узнал, в каком они настроении, и остался очень доволен. Ребята порадовали своей боевитостью, бодростью. В купе, которое он занимал вместе с Насим-джаном, он пришел в приподнятом настроении и первым делом попросил чаю. Когда чай был принесен, Насим вынул из своего вещевого мешка хлеб, холодное мясо, халву, и друзья принялись за ужин.

Поужинав, Насим сказал:

— До Карши примерно пять-шесть часов езды, ты можешь спокойно отдохнуть, поспать…

— Спасибо, но я не устал. Ты лучше скажи, что было в Баку? Насим-джан по привычке к конспирации хотел было уже сказать «ничего»: как опытный чекист, он на вопросы отвечал одним словом, или переводил разговор на другое, или отделывался шуткой. Но от Карима нечего было скрывать.

— Ты ведь знаешь, что в мою задачу входило выяснить взаимоотношения бухарцев с Энвером. Я знал, что у наших делегатов единственная цель поездки — встреча с Энвером. Но я не знал, на чем основана их связь. Узнать это оказалось нелегким делом. Наши бухарцы меня на встречу с ним не пригласили. Зато помогли азербайджанские друзья. Они записали почти все, что говорилось на этой встрече. Так выяснилось, что правая группа джадидов поручила своим делегатам пригласить Энвера в Бухару. Он с радостью принял это предложение, сказав, что посещение Бухары в первую очередь входит в его планы; у него, мол, есть там важные дела… Я хотел сделать все возможное, чтобы сорвать его планы, но руководители Азербайджанской ЧК воспрепятствовали. Против его появления в Бухаре не возражали и представители российского правительства… Вот так он и поехал туда. Тут ведется какая-то непонятная политика, о которой мы не осведомлены. Так или иначе, Энвер в Бухаре ведет свои дела!

— Какие дела? На Регистане комсомольцы помешали ему, не допустили к трибуне. Он попытался говорить с автомобиля. Но его почти не было слышно, к тому же не понимали из-за его турецкого произношения.

— В домах правых джадидов он проводил собрания, подготовляющие заговор махровых реакционеров…

— Почему же вы его не арестуете? — взволнованно воскликнул Карим.

— Во-первых, мы еще не имеем достаточно веских доказательств, во-вторых, он — иностранец, и арестовать его мы можем только с разрешения Москвы и Ташкента.

— А теперь вы едете рассказать об этом Файзулле Ходжаеву? Неужто ему самому об этом не известно?

— Да, не известно! Он и не подозревает, какая ему грозит опасность. Где-то в Карши или в Керках должны на него напасть и убить. Нужно предотвратить их черное дело, спасти его. Вот моя задача.

— Это дело как-то связано с прибытием Энвера?

— Да, и очень крепко! — Насим помолчал минуту и продолжал: — Я сопровождал Энвера в Бухару в составе делегации. Всех разместили в Назирате иностранных дел. Бухарцы попрощались и ушли, кроме двух — Мирзо Исама и Нугман-джана Масума. Мирзо Исам хотел что-то сказать Энверу и заговорил с ним по-тюркски, но произношение у него такое плохое, что Энвер ничего не понял и обратился за помощью ко мне. Ты ведь знаешь, что я хорошо говорю по-тюркски. «Что вы хотите сказать, ака Мирзо? — спросил я. — Могу перевести».

Мирзо Исам ответил не сразу, он посмотрел на Нугман-джана Махсу-ма, как бы спрашивая разрешения говорить, и, лишь увидев в его глазах согласие, сказал:

«Скажите, что господина пашу приглашают к господину Нугман-джа-ну Махсуму, там уже собралась революционная молодежь и с нетерпением ждет его прихода».

Я перевел. Энвер принял приглашение, но с условием, чтобы я был там тоже.

Вот и пришлось пригласить и меня. Там уже собралось человек восемь поклонников тюркизма… Они хоть почти не умели говорить по-тюркски, подчеркивали, что их предки были тюрками. И они, мол, готовы сию минуту ринуться в бой, поднять восстание за тюркскую нацию, за ислам! Пыл этих молодых людей был несколько охлажден спокойным тоном старших участников этого сборища, да и самим Энвером, который сказал, что в таком важном деле нужно все глубоко обдумать, посоветоваться. Энвер только спросил, где сейчас находится Файзулла Ходжаев, и ему ответили, что уехал по делам в Карши и Керки.

«Я слышал это имя за границей, на Западе, — сказал Энвер. — О нем говорили как о зрелом и умном молодом человеке… Он из тюрков, из богатой семьи, получил хорошее образование. Я считал, что он может много сделать для укрепления и процветания тюркской нации… Но в Баку я узнал, что это не так. Он, оказывается, продал Москве и тюркскую нацию, и священную Бухару!»

«Да, да, да, — зашумели юноши, — он предатель, изменник!»

«Я думаю, — вмешался хозяин дома, — что неспроста ваше своевременное появление в Бухаре совпало с его отсутствием…»

«Мы не можем найти с ним общий язык! — воскликнул один из присутствующих на собрании. — Даже его родич Усманходжа-эфенди крайне недоволен им…»

«Значит, не надо посвящать его в наши дела», — сказал Энвер.

«Его надо уничтожить!» — решительно заявил один из ретивых молодых людей.

«Мы собираемся это сделать», — сказал хозяин дома, вопросительно глядя при этом на Энвера.

…Насим-джан горько усмехнулся и замолчал.

— М-да! — промолвил Карим.

— Эти сведения, — продолжал после минутной паузы Насим, — я передал нашему председателю. В ЧК, оказывается, о заговоре и подготовке террористического акта уже знали из других источников. Вот поэтому я и еду к Файзулле Ходжаеву. Дай бог успеть предупредить убийство!

— Конечно, хорошо, что послали вас, у вас такой опыт!..

— Да, опыт, — задумчиво, как бы что-то вспоминая, сказал Насим, — в тысяча девятьсот семнадцатом, когда началось широкое преследование джадидов, у меня не было никакого опыта, и все же удалось притворяться и благодаря этому спасти некоторых товарищей и себя от верной гибели.

— Каким образом?

— Знаешь что, — оживленно сказал Насим-джан, — давай сначала выпьем по пиале вина, его мне дал один хороший друг, еврей, Якуб-красилыцик…

Друзья выпили вина и закусили холодным мясом. Вино оказалось вкусным, и Насим начал рассказывать:

— Эмир объявил свой манифест, и джадиды, приветствуя его, подняли дикий шум. Из Самарканда приехал Бехбуди. Ты ведь его знал. Он был одним из главных в Самарканде, выпускал журнал «Ойна». Он решил бежать за границу… Но не тут-то было, сторонникам эмира удалось его задержать в Карши, где он и был убит. В честь его памяти Карши теперь называют городом Бехбуди. Как же развивались дальнейшие события? А вот как: в квартале Бозори Гул, в доме Халима Ашурова, собрались джадиды на совещание. Кто-то предложил в ознаменование поддержки манифеста эмира организовать демонстрацию. Разгорелись споры. Дальновидные люди не советовали делать этого, демонстрация может повредить революции, говорили они… Но легкомысленная молодежь настояла на своем, и демонстрация была организована…

На следующий же день у книжной лавки «Баракат» собралась уйма народу… Я был просто поражен. У хауза Девонбеги состоялся митинг. Забравшись на плоские крыши парикмахерских, ораторы произносили страстные речи, поздравляли народ со свободой, благодарили эмира за манифест, который, по их словам, провозгласил ее. В демонстрации, помимо джадидов, участвовали персы и бедняки евреи, лишенные в то время прав.