- Пали-и-и!! - заорал неистово Батурину, потрясая зажатой в руке трубой.
Бывший полковник артиллерийский, давно уж наведя орудие на макушки крайних к берегу деревьев, сморщив красивое свое лицо, тронул зажженным фитилем, что тлел на пальнике, орудийную затравку - пушка дернулась назад, выстрел оглушительно прогрохотал, запрыгало, забилось эхо дробное уже где-то на берегу, и белое, остро пахнущее облачко мгновенно ветром отнесло от борта. Успели заметить онемевшие от тоски внезапной мужики, как протрещало, ломая ветви, пущенное Батуриным ядро. И, словно ожидая выстрела, как будто по сигналу, из зарослей на берег стали выбегать посланные с галиота люди, направляясь прямо к шлюпке. Оборачивались на ходу и стреляли куда-то в лесную чащобу. Лодку в воду столкнули с невиданным проворством, кто за весла сразу взялся, другие, роясь в сумках, патроны доставали, быстро-быстро шомполами двигали, заряжая ружья, палили так же торопливо, лишь бы поскорей ответить огнем кому-то невидимому, но беспредельно страшному. И сидело их в лодке уже не шестнадцать, а только лишь одиннадцать.
- Не иначе как сражение у них случилось... - глупо заметил кто-то из мужиков, хотя и без того все было ясно.
- Кого нет, ребята? - дрожащим голосом спросил Спиридон Судейкин, растерявший остроту глаз за канцелярской борзописью.
- Ваньки Попова нет, - высматривали зоркие, - Рюмина Ивашки...
- Сидит твой Ивашка в лодке, - поправлял другой, - чаво будет тому чертяке.
- Андрюхи Казакова нет, господина Панова, Кудрина Ваньки, Логинова тож. Эх, добрый был казак!
- Пятерых, стало быть.
- Да, пятерых. Эвона, прокатились ребята...
Шлюпка подплыла к борту. Сидевшие в ней молчали, понурив голову, только тяжело и часто дышали. Беньёвский перегнулся через борт, закричал:
- Чего молчите, шкуры барабанные! Докладайте живо!
Ему ответствовал Игнат, без дела спускавший и поднимавший курок на широкоствольном мушкетоне, и все услышали, как мелко дрожал его голос, хотя желал казаться равнодушным Суета:
- Ну... сунулись мы в лес, идем собе, под ноги смотрим, по сторонам. Господин Панов с четырьмя нашими... коих не видите вы средь нас, во главе шествуют. Вдруг откуда ни возьмись дьяволы энти черные, с пиками в руках, со щитами дощатыми - и прямо на передних. Глазом моргнуть не успели искололи товарищей наших мерзкими своими копьями. Но тут уж мы им из мушкетонов влепили - семь али восемь человек не встанут боле.
- А дальше? - сквозь плотно стиснутые зубы процедил Беньёвский.
- Опосля ж, как стволы опорожнили, мы к ялботу кинулись, плыть за подмогой...
Беньёвский дернул себя за галстук - он, видно, задыхался:
- Как... вы посмели... оставить поле боя и раненых своих товарищей? спросил он еле слышно.
- Ваша милость, - чуть виновато сказал Игнат, - дикарей в лесу, что вшей на нищем, - не выстояли бы. К тому ж, государь, заметили мы, каким манером искололи дикари товарищей. Раненых там не сыщешь.
- Вы-ы-ы!!! - почти завизжал Беньёвский, до неузнаваемости коверкая бешенством свое лицо. - Подлецы! Назад плывите! Живых ли, мертвых, но всех, кого побили, доставить сюда!
Игнат ответил тихо и спокойно:
- Не поедем. Смерти не ищем покамест. Ты сию блажь с гульбой да стоянками затеял, сам и поезжай.
Все видели, что произошло с Беньёвским: он больше не кричал, а только побледнел, сравнявшись цветом лица с хорошо отстиранным и подкрахмаленным галстуком китайчатым, обвивавшим короткую шею его. Все со страхом ждали окончания беседы адмирала с Игнатом Суетой, думая, что завершится она пистолетным выстрелом, но не дождались. Митя Бочаров, штурманский ученик, со шканцев крикнул:
- Глиди-ко-о! Лодка с дикарями! - и показал рукой.
Все повернули головы - от берега к галиоту шла лодка, и вышла она в море в полутора верстах от места, где произошло сражение. Была она долбленкой больших размеров, и сидели в ней семь человек туземцев, которые уж и руками махали, поднимали вверх, показывая то ли ананасы, то ли тыквы с водой. Не знали дикари, как некстати сейчас их появление...
Беньёвский лишь махнул рукой Винблану, и тот все понял, кинулся с Хрущовым в корабельный арсенал, откуда вернулись они уже минуты через две, таща на каждом плече по три фузеи длинноствольных. Человек десять мужиков безо всякого приказа к оружию рванулись - месть влекла их, - разобрали ружья, к борту кинулись.
- Слушай мою команду! - поднял руку Беньёвский, и мужики, припадая на колено, ища опору для стволов тяжелых на бортовой перекладине, стали целиться. Вдруг голос, насмешливый скорей, чем осуждающий, раздался у них за спиной:
- Эге, братва! Да вы точь-в-точь как дикари, что наших покололи. Ну, ну! Бога-то ведь токмо на сон грядущий вспоминаем, а здеся он ненадобен. Ей-ей, как у них!
- Иван, уйди-и-и! - снова заорал Беньёвский, но Иван не уходил:
- Мужики, совестно вам будет! Каяться станете, что в безоружных стреляли! Глядите - они ж вам воду везут!
Мавра, стоявшая в сторонке с другими бабами, к суженому бросилась, обхватила шею Вани руками, гладила волосы его, молила:
- Ванятка, любый мой! Уйди, уйди, пущай собе палят - не наше дело!
- Да пошла ты! - сорвал Иван её полные руки с шеи своей, оттолкнул её так, что отлетела на два аршина, упала. - Мужики! Стрелять не смейте християне же вы, православные!
Давно смотрел на адмирала Август Винблан, внимательно смотрел и ждал. Беньёвский одними лишь веками знак ему дал, и швед неслышно, в сапогах своих мягких, по-кошачьи, со спины шагнул к Ивану и чем-то коротко взмахнул над его затылком. И уже через плотную завесу помутненного сознания пробился к Ивану дикий визг адмирала: "Пали-и-и!" и треск полутора десятков ружей словно рассыпалась по полу горсть сухого пороха.
Сидящие в лодке туземцы разом повалились на дно её, и мужики закричали радостно, думая, что убили всех семерых. Славя легкую победу и скорое возмездие, заплясали даже. Лодка была в сорока саженях от галиота, и, когда дым рассеялся, увидели ликующие, что двое дикарей все же поднялись и бешено заколотили веслами, поворачивая к берегу.
- Палите! Палите! - кричал Беньёвский, мечась по палубе.
Кто имел заряд, тот выстрелил, другие спешно скусывали патроны, сосредоточенно ссыпали черный порох в стволы фузей, прибивали шомполами.
