– Она была победительницей городского конкурса красоты. После него тут же распрощалась с честной компанией и нашла работу по душе.

– Работу фотомодели?

– Нет. Любовницы. Конкурсы красоты – это такой тип невольничьего рынка. Там новорусские выбирают себе девиц. Ее выбрал Моисей Гурвич. Сейчас живет в Москве. Крутит большие дела. Тогда у него полет был пониже. С ним она прожила около года. То ли он оказался жаден, то ли между ними пробежала черная кошка, но так или иначе Валуй и Малыш завалились к нему в квартиру (Наташа открывала им дверь), набили бизнесмену личность и позаимствовали приличную сумму. На следующий день мы их приняли. Я начальником районного розыска работал и ими занимался. Представляете, они уже начинают признаваться, но тут Мойша Гурвич заявляет, что никто его не грабил, была мирная посиделка и никаких претензий нет. На нет и суда нет – отпустили.

– Так они разбойники? – спросил я.

– Не сказал бы. Мы их немного опустили с небес на землю, и они перешли к борьбе за собственное благополучие мирными средствами. Сначала торговали на рынке вещами. Даже хотели ставить палатку. Но что-то не срослось. Сегодня числятся временно неработающими. На самом деле «матрешечники».

– Что это за звери? – удивился Железняков.

– Город у нас уникальный. К монастырю и церквям тянутся туристы, паломники. Видели, на монастырской площади толпы продавцов русских сувениров – матрешек, пасхальных яиц, деревянных церквушек.

– Творчество туземцев, – поддакнул я.

– Половина заводов в городе стоит, люди без зарплаты. Кому повезло – подались на рынок или на монастырскую площадь. Кто-то строгает болванки под матрешек. Кто-то раскрашивает их. А Тимур и его команда скупают и продают. В день на брата после отчислений рэкету может набежать по сто-двести долларов.

– Ничего себе.

– Можно и ничего не наторговать. Дело хлопотное. Надоедает. Наташа время от времени хлопает дверью и уходит к очередному любовнику. Но надолго не задерживается. Годы идут, форму теряет королева красоты, прокурилась, кожа увядает, цвет лица уже не тот. Разругивается с кавалером и возвращается к старым друзьям. И к матрешкам.

– И опять спит со всеми?

– Нет, теперь строгая очередность. Месяц она верна одному. Месяц другому. Потом разочаровывается и переходит к третьему.

– Какая-то хипповая коммуна, – покачал я головой. – А на криминал больше не подписываются?

– Была с год назад информация, что они подставили Наташу под итальянца. В самый сладкий миг она начала кричать, что ее насилуют, тут добры молодцы нагрузили гостя на пять сотен долларов за обиду. Но заявления не было. Итальянец укатил. Дело возбуждать не стали… А вот драки – постоянно. Особенно любитель этого дела Валуй. Его Хорек все время заводит. Затеет свару, а сам в сторону. В результате Валуй три раза на пятнадцать суток устраивался. И дело по хулиганству возбуждали, но сошло на тормозах. Прирожденный баклан. Скандалит в основном около бара «Комета».

– Они там заправляют?

– Раньше там заправляли «аккумуляторщики» – шпана с аккумуляторного завода. Они рэкетировали «матрешечников». Но ихнего полку сильно убыло, повязали – взяли мы кого за грабеж, кого за что. Теперь в баре авторитеты Тимур с командой.

– Они вместо «аккумуляторщиков» рэкетом не займутся? – осведомился Железняков.

– Без них есть кому заняться. Вон, кукушинские уже год на площадь зуб точат.

– Вы отработали этого Валуева со товарищи? – спросил я.

– В первую очередь, – произнес Масляненко. – Ни из кого ничего не выжали. Малыш только сболтнул, что Рома спрашивал его, кому выгоднее загнать тонкое золото. И показывал медальон. На вопрос, откуда Лазутин его взял, Малыш не ответил, сказал, что понятия не имеет. Но видно, что врет, собачий сын.

– Уже что-то.

– Еще говорят, что смерть Лазутина сперва Малыша не огорчила. Но через день он стал как в воду опущенный. И кто-то ему губу разбил.

– Знает он убийцу, – прищелкнул я пальцами.

– Может быть, – согласился Масляненко. – В камеру его, что ли, опустить?

– Успеется, – отмахнулся я. – У меня есть идея получше.

«Русская водка, черный хлеб, селедка» – звучал из динамиков голос очаровательной Вики Цыгановой.

«Комета» – двухэтажный, средней запущенности бар в центре города – работала до часу ночи. Большей частью здесь отдыхали от трудов праведных «матрешечники». Иногда забредали приезжие иностранцы, но надолго не задерживались, ловя на себе порой недовольные, а порой и изучающе-алчные взгляды. Цены по сравнению с московскими здесь выглядели вполне умеренными.

Часы показывали полдевятого. Негромко играла музыка. Неторопливо цедились через трубочку коктейли или опрокидывалась рюмками водка. Обстановка была спокойная. Внизу дежурили трое молоденьких милиционеров из батальона внутренних войск, они бросали грустные взгляды в сторону помещения бара и раздевали глазами короткоюбочных девиц, порой скрывая от них призывные взоры.

Я умял несколько бутербродов, миндальное пирожное и теперь неторопливо пил приготовленное на песке кофе, думая, сколько мне еще ждать. Пару раз пришлось отшивать дам, напрашивающихся на дармовое угощение. В эпоху экономических реформ дамы больше на хозрасчете. Уходят в прошлое времена, когда в баре можно без труда и без денег опереться на теплое женское плечо. Рынок выживает бесплатную кабацкую любовь. Хотя бывают и исключения. Третья дама, наметившаяся спикировать за мой столик, по-моему, не рассчитывала на деньги и выглядела вполне достойно. Но я на службе, которая днем и ночью. Да и не люблю я знакомств в барах. И сами бары не люблю. И не люблю, когда приходится дурнем просиживать в них часами, не зная, придут ли те, кого ты ждешь, или у них и мыслей таких нет…

Все-таки я дождался. В десятом часу запорхнула первая ласточка. Точнее, рыбонька. А еще точнее – Наталья Максимовна Рагозина. Белым лебедем она проплыла меж столов и приземлилась на стул, повесив на спинку сумочку. В полумраке она выглядела эффектно, но экипировка выдавала в ней полное отсутствие вкуса. Юбка чересчур коротка, кофта слишком ярка. И помады многовато. Для того чтобы сделать профессиональную карьеру содержанки, мало занять первое место на конкурсе красоты. Нужен шарм, умение выглядеть дорогой и изящной игрушкой, а не просто смазливой курочкой.

Вслед за ней появился Малыш – такая уверенная в себе коломенская верста. Чувствовали они себя здесь как у себя дома. Малыш принес коктейли и тарелку с едой. Его рука под столом дружески пожала Наташину коленку, и я понял, что сейчас спит с «матрешечницей» он.

Следующее явление состоялось через двадцать минут. В помещение чинно вплыла рыба-кит, сзади подгребала рыба-прилипала. Валуй и Хорек собственными персонами. Они присоединились к своим товарищам. У меня возникло впечатление, что они все страшно наскучили друг другу. Сосали свои коктейли, иногда лениво о чем-то переговаривались. У Валуя вид был тупой. У Хорька – нахальный. Малышу, похоже, все на свете было до лампочки. Наташа же поджимала губы и что-то недовольно отвечала на вопросы, демонстративно изучая пустой бокал. По-моему, ее ухажеры надоели ей еще больше, чем она им. Даже со стороны чувствуется, когда женщине становится безумно скучно и она готова выйти в бушующее море под открытыми парусами, обрубив резко швартовы. Время от времени она скользила по залу глазами и опять возвращалась к изучению бокала, будто это по меньшей мере сосуд времен египетского фараона Рамзеса Второго.

Я нашел себе занятие по душе – начал пялиться на Наташу. «Посмотри на меня», – мысленно приказал я. Иногда получается. По-научному это именуется суггестия – внушение посредством взгляда… Наташа оторвалась от бокала и посмотрела на меня. Кто теперь скажет, что я не мог бы стать Кашпировским, а то и Мессингом? «Улыбнись», – приказал я. Улыбнулась. И по этой улыбке я убедился, что девушка ищет очередного спонсора. Хотя бы ненадолго. Хотя бы на несколько дней.